Беседа с Федором Чеханковым «И те же аисты на крыше»

Опубликовано: 7 января 2005 г.
Рубрики:

Tурне, озаглавленное “Золотые оперетты мирового классического репертуара”, было представлено истинными звездами театра “Московская оперетта” и прошло по многим городам Америки.

Федор Чеханков на обложке своей только что вышедшей книги "Моя дырявая память"

Вечер открывала признанная пара — народные артисты России — Светлана Варгузова и Юрий Веденеев, чьи голоса звучали свежо, сочно, во всем объеме диапазонов. В амплуа комика выступил обладающий чувством юмора и вкусом народный артист России Валерий Батейко. Среднее поколение представили заслуженные артистки России Елена Сошникова и Валентина Белякова. От лица молодого поколения на сцену вышел Петр Борисенко. Две артистки балета “обозначили” фон и атмосферу праздника, с которым связано представление об оперетте, где мечты сбываются, препятствия преодолимы, и руки любящих соединяются.

Ведущий и участник программы — народный артист России, артист Центрального Академического Театра Армии — Федор Чеханков, конферируя, успевал комментировать программу и знакомить зрителя с путями развития жанра. Вот оперетта только родилась в Париже, и поклонимся ее отцам-основателям Флоримону Эрве и Жаку Оффенбаху. По прошествии небольшого времени оперетта обретает свободу и полноту развития в Вене, и воздадим должное пленительному Иоганну Штраусу и превосходному Францу Легару.

Именно в Вене складываются понятия опереточных амплуа: герой-героиня, простак, субретка, комический старик и комическая старуха... Не успеваешь оглянуться, и на пороге 20-ый век, и это уже эра великого Эммериха Кальмана — почти нашего современника. Это он на высоту мировой музыки поднял венгерский чардаш, затмивший зажигательностью эксцентрические канканы…

И еще Чеханков говорил со сцены, что оперетта — это искусство радости, искрометности, вкуса. Для подтверждения рассказывал о знаменитой до войны примадонне Татьяне Бах, которая однажды выступала в платье, прозванном хамелеон, потому, что благодаря маленькой хитрости с незаметным дерганием веревочек оно меняло цвет. Платье было придумано искуснейшей театральной портнихой Ламановой…

И сам артист, владеющий секретами жанра, с виртуозной легкостью переходил от слова к танцу и пению, выступая в знаменитом Шимми или в незнакомом дуэте из оперетты “Подвязка Борджиа”.

Много лет в концертах Московской государственной филармонии, где я имела честь работать в должности лектора-театроведа, я приглашала на сцену этого артиста, заранее зная, что склонный к импровизации, он даже знакомую сцену, эпизод, песенку непременно окрасит неожиданно, чуть по-новому, соотнесет с данным моментом, отчего все сразу преобразится и “оживет”.

Мы не виделись десять лет. И вот, встреча...

— Знаете, у меня в Москве только что вышла книга под названием “Моя дырявая память”. Вот мы и ознаменуем нашу встречу с того, что я ее вам дарю. Она уже надписана, я знал, что в Бостоне мы встретимся. Эта книга о моей профессии, актерской судьбе, друзьях-коллегах, и о времени, распавшемся на глазах.

— Спасибо. Внимательно прочту. Но, прежде всего, уточню, ведь вы главным образом представляете искусство драматического театра? И при этом владеете удивительным мастерством артиста оперетты. То есть, природа отпустила вам с лихвой для деятельности в двух жанрах?

— Да, я — синтетический актер. И на самом деле, в театре Оперетты не работал никогда. И мысли не было. А жанр этот любил всегда. С удовольствием бы играл Бони, в “Сильве”, например… Миф о том, что я актер оперетты, возник в 1970-е годы, когда я появился на телеэкранах в качестве ведущего в передачах “Артлото”, “Вас приглашает оперетта”, “От Оффенбаха до наших дней”. Действительно, в этих передачах я переиграл, перепел и перетанцевал все роли, которые мог считать “своими”. Причем, плясал и с балетом. А в то время на Останкино не делали стопы. Все снимали подряд. Так, что нагрузка оказывалась огромной. К тому же мне приходилось выучивать по сорок страниц текста, и я запоминал их моментально, порой на ходу, гримируясь.

В оперетте важен не просто вокал. Важны подходы, шарм, бисер мелочей — умение красиво спуститься с лестницы, изящно обмахнуться веером… Труден не вокал, а соединение речи с вокалом: умение говорить в одном регистре, петь — в другом. Идеально все это вместе сочеталось в Татьяне Шмыге.

— Меня покорило ваше участие в телефильме Александра Белинского “Карамболина-Карамболетта”. Этот телефильм был создан во славу бессмертного жанра, и в нем вы снимались вместе с большими мастерами, как Владимир Шишкин, выступавший в амплуа простака. И тут еще надо было состязаться с ним, с чем вы отлично справились...

— Да, мнение этого редкостного артиста я чрезвычайно высоко ценю. Одобрение его мне было приятно. Ведь я исполнял весь его бывший репертуар. Дорожу и похвалой Михаила Водяного, сказавшего мне: “Вы — наш человек”... “Откуда Вы научились всем нашим прихватам?” — не раз спрашивали меня в оперетте. Отвечаю: “Виновато детство в Орле, проведенное за кулисами театра, в котором играла моя мама-актриса, и то, что я часами неотрывно слушал тарелку-репродуктор, по которому транслировали оперетту”.

— А как долго вы показывали программу “Звезды оперетты Москвы” — концерт-попурри, который я видела в концертном зале “Россия?”

— О, ту программу мы возили даже в Италию. И представьте себе, в ней выступал с монологом Ринальдо из спектакля “Ринальдо идет в бой” (музыка Доменико Модуньо) Владимир Михайлович Зельдин. Когда я сообщал публике, что Маэстро 77 лет, зал взрывался аплодисментами. Кто еще из драматических артистов мог бы так виртуозно танцевать? Да в такие годы! Впрочем, он и сейчас в замечательной профессиональной форме.

— Кажется, самое время поговорить о том, что вы работаете в одном театре с Зельдиным, и тоже всю жизнь, как и он…

— Да, я играю в Центральном Театре Армии, как он теперь называется. Я пришел в театр в 1961-ом году после окончания Щепкинского училища. Ролей в музыкальных спектаклях у меня было всего четыре. Главная — роль Альдемаро в “Учителе танцев”, на которую меня вводил ее первый непревзойденный исполнитель Владимир Михайлович Зельдин в 1968-ом году. Он сыграл спектакль тысячу раз. А я — девятьсот. Впервые я играл Альдемаро в Москве, 21 сентября, в день моего рождения. После чего меня и пригласили в Останкино на передачу “Искусство оперетты”. А последний раз Альдемаро я сыграл в 1987-ом году…

— Я помню вас во многих разноплановых драматических ролях: Ганю Иволгина в “Идиоте”, оборванца Шлюка из спектакля “Шлюк и Яу”, Дункана Макфи из спектакля “Условия диктует леди”, Мишеля из “Ужасных родителей” Кокто, Буланова из “Леса” Островского, слепца Сиднея Эрдсли из спектакля “Боже, храни короля”…

— За последнюю упомянутую вами роль я получил премию “Золотая маска”.

— Знаете, я ощутила внутреннюю тишину, печаль и особое достоинство в этом вашем герое. Думаю, в драме открываются совсем иные ваши исполнительские ресурсы. Могу лишь сожалеть, что Россия больше знает вас по эстраде, где так уместна ваша эксцентрическая броскость, но где не разглядеть вашей душевной тонкости. А что вы играете в Театре в последние годы?

— В спектакле “Ваша сестра и пленница” по пьесе Разумовской я играю шотландского короля Генри Дарнлея — мужа Марии Стюарт. Но в моей жизни был еще один король — жестокий, кровавый английский Генрих Восьмой в пьесе Роберта Болта “Человек на все времена”. А к своему шестидесятилетию я, наконец, осуществил многолетнюю мечту — сыграл в пьесе Федерико Гарсиа Лорки “Любовь Дона Перлимплина”. Тут есть парафраз с ростановским Сирано. Видимо во мне еще сильна тяга к романтическому искусству.

— У вас в театре были замечательные партнеры. Вы называли с особым пиететом имя Зельдина. Кто еще Вам близок?

— В спектакле “Ужасные родители” моим “отцом” был Владимир Михайлович Зельдин, а моей “мамой” — великая русская актриса Нина Афанасьевна Сазонова. О ее трагической судьбе в старости очень печалюсь. Она потеряла сына, осталась одна, стала тяжело болеть, рядом с нею не было родных людей…

Из партнеров всегда охотно играл с Ларисой Голубкиной — она тоже музыкальная, поющая. Мы играли с ней в сказке “Солдат и Ева”. И дружили всегда, еще при жизни Андрея Миронова — ее мужа.

— Существуют ли сейчас в России так называемые сборные концерты, которые были очень любимы публикой?

— Вместо сборных концертов приняты стали юбилеи, в которых мастера искусств выступают охотно. Ни один самый именитый артист Запада подобных вечеров себе не устраивает. У нас повелось.

— Когда заканчивается ваше турне по Америке?

— Скажу лишь, что в день возвращения в концертном зале “Россия” будет вечер памяти Махмуда Эсамбаева, в котором я принимаю участие. А дальше... Центральному Театру Армии в марте — 75 лет.

Режиссер Александр Васильевич Бурдонский (внук Сталина) планирует премьеру французской комедии “Полосатая зебра”, где для меня должна быть роль. А режиссер Юлий Гусман намечает постановку “Человек из Ламанчи”. Так что я остаюсь драматическим артистом, но привязанность к жанру оперетты сопровождает меня также всю жизнь… Видно запали в сердце “аисты на крышах”, о которых поет Баринкай, цыганский барон.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки