Пикник

Кто бы подумал, что в конце августа выдастся такой теплый денек! Казалось, само солнце устало жарить без перерыва. Время от времени оно подхватывало одного из пасущихся неподалеку облачных барашков и прижимало к пылающему лбу. Это приносило светилу облегчение, но ненадолго — строптивый барашек убегал...

Нам, впрочем, жара была нипочем. Мы себя чувствовали хорошо и точно знали, что вот-вот станет еще лучше.

— Водку надо пить в охотку! — Страсть к рифмованным фразам была одной из многочисленных Пашиных слабостей. — Ну, поехали, мужики!

Мы чокнулись, и сорокаградусная канула в три желудка. Макар тут же по привычке захрустел малосольным огурчиком, Паша вгрызся в здоровенную сочную помидорину, а я, крякнув (не могу без этого!), сразу взялся за главное блюдо.

Обжигаясь и дуя на пальцы, развернул фольгу. В ноздри потек изысканный аромат — тот самый, неповторимый, ради которого когда-то истинный гурман мог рвануть хоть на Камчатку.

Я, конечно, не впервые ел запеченную на углях форель, но каждый раз это было нечто. Настоящий праздник чревоугодия! Трудно представить себе более вкусную рыбу. Конечно, обязательно найдутся знатоки, которые брезгливо сморщат нос и примутся расписывать достоинства какого-нибудь супа из акульих плавников. Или приготовленной по всем правилам знаменитой, но коварной фугу. Ну и пусть трескают хоть морских коньков под соусом, хоть жаб в маринаде, а мне подавай форель!

Не зря Макар так над ней священнодействовал: старательно натер рыбин солью, перцем и еще непонятно чем, сбрызнул лимонным соком, а брюшко начинил какой-то зеленью вроде петрушки, от одного вида и запаха которой текли слюнки. На мое предложение помочь не соизволил ответить, только грозно засопел. Не доверил даже самого простого — запечь тушки, уже завернутые в фольгу. Оттеснив дилетантов от догоревшего костра, собственноручно закопал в угли серебристые «снаряды», после чего милостиво разрешил поработать и нам. Надо же кому-то доставать и раскладывать припасы, резать хлеб...

Насчет Камчатки я, естественно, загнул. Мы редко выбираемся с удочками далеко от города, потому что незачем: безрыбье сейчас — понятие абстрактное. Конечно, желание потешить душу, не забираясь к черту на кулички, возникло не у нас одних, так что поискать свободное местечко пришлось изрядно. Но когда нашли...

Лес то подбирался к речке вплотную, то отступал от берега. А здесь отступил особенно удачно, явив чудную полукруглую полянку с такими ровными краями, словно их провели циркулем. Посередине виднелось старое кострище, а в воду смотрелось несколько кустиков — отличное укрытие для рыбака! Известно ведь: хочешь поймать форель — не маячь, не отбивай у нее аппетит своим видом. Мы, разумеется, тут же «забили» местечко, а встречая опоздавших конкурентов, отправляли их искать счастья выше по реке.

Вскоре принялись ловить. Сомнения, конечно, были: у форели, вообще-то, самый жор — в пасмурную погоду. Но повезло всем троим, даже медлительному Паше, про которого я иногда в сердцах думал, что руки у него растут не совсем из нужного места. Форельки шли как на подбор — примерно по полкило каждая. Самый тот размерчик, чтобы запечь целиком!

Какой-нибудь умник непременно скажет: подумаешь, мол, рыбы всюду полным-полно, хоть руками ее лови, только удовольствие уже не то, что раньше... Ну и пусть болтает что хочет, а я еще не разучился радоваться поклевке. И каждый раз, когда к моим ногам шлепалась очередная красавица с темными крапинками на зеленоватых боках, мне хотелось запеть. Что-то вроде футбольного «Оле-оле-оле-оле!» — никто же не придумал специальную рыбацкую кричалку...

Некоторые зубоскалы называют нас, знакомых еще с института сорокалетних мужиков, святой троицей. Полный вздор — никто из нашей компании благочестием похвастать не может. Я бы выразился иначе — «сбалансированная троица».

Судите сами. Паша — сибарит, которому нравится жить на всем готовом. Конечно, надергать форелей в речке, кишащей рыбой, он может. Еще бы не смочь, ведь даже сказочный Емеля, редкостный лежебока, умудрился как-то выловить щуку обычным ведром! Видать, «клевое» место попалось... Более сложная работа, где нужны ловкость рук и смекалка, дается Паше с трудом. Но мы на него не в обиде, потому что такого весельчака, способного поднять друзьям настроение, только поискать. Какие бы конфузы с ним ни приключались, я не помню случая, чтобы он расклеился и заныл. Неиссякаемый источник оптимизма!

Макар — полный Пашин антипод. С одной стороны — золотые руки. Кажется, дай ему топор и котелок с водой — запросто сготовит обед из трех блюд, а уж правильно запечь рыбку в фольге — это для него вроде разминки. Если за что взялся — исполнит в лучшем виде. Вроде бы, есть все, чтобы стать душой компании! Да вот беда: с другой стороны, этот самый деятельный Макар — ужасно занудливый тип. У него удивительный талант выискивать негатив там, где никто другой не додумается. Найдет — и давай ворчать: то ему не так, это — не этак. Встречал людей, которые, слушая его нытье, готовы были на стенку лезть. Но мы с Пашей за столько лет привыкли...

Ну, а я, так сказать, серединка на половинку. Умеренный оптимист, связующее звено, этакий мостик между двумя крайностями. Не скучен, хотя остроумием не брызжу, кое-что умею, хотя работа в руках не горит. Но если я, не дай бог, поругаюсь с Пашей и Макаром, то уже на следующий день они разбегутся в разные стороны. Просто потому, что без моего присутствия (даже молчаливого!) не смогут друг друга выносить.

Мы опрокинули по второму стопарю, и теперь-то «две крайности» воздали должное кулинарному шедевру Макара. Я много раз видел в телепередачах, как медведи гризли, спустившись к реке, ловко выхватывают из воды идущих на нерест лососей, а потом жадно их уплетают. Так вот, Паша мне сейчас напомнил как раз такого дорвавшегося до лакомства мишку. Рыбину он поглощал самозабвенно, словно прикончить ее было главным делом жизни, временами закатывал глаза и издавал нечленораздельные звуки. Сильное зрелище!

Пиршество продолжалось, и все же настал момент, когда я почувствовал себя Фокой из бессмертной «Демьяновой ухи». Чуть раньше сдался Макар. Паша, оправдывая свою репутацию, держался до последнего. Но вот и он, кряхтя, улегся на травку, подставил небесам объемистое брюхо, а под голову приспособил опустевшую сумку. Пошарив взглядом, сорвал какую-то былинку, вставил в зубы, полминуты лениво жевал, затем выплюнул.

— Счастье в жизни все-таки есть! — изрек он таким тоном, будто спорил с приверженцем крайне пессимистичного философского учения. Причем философ этот, разумеется, был полным ослом.

— Долго думал? — поинтересовался я. Спросил просто так, автоматически.

— Обоснуй, — буркнул ничуть не повеселевший от выпивки Макар. — Надеюсь, ты не собираешься свести счастье к жратве?

— Да чего там обосновывать? Бытие — это яствие и питие! Радоваться надо, мужики, и ни о чем не спрашивать. Забыли, что раньше было? Все стонали, ахали и причитали, что природе скоро кранты! Ах, какой ужас, не сегодня-завтра двуногие хищники вырубят остатки лесов, перебьют дичь, а реки отравят так, что передохнут даже головастики. Ну, постонали, поплакались, а где обещанные кранты-то? Не похоже, что мы сегодня слопали выжившую чудом последнюю уклейку. — Он похлопал себя по пузу и сыто икнул. — Вам не кажется, что эти самые плакальщики и повывелись? Заткнулись все до одного, предсказатели хреновы...

Паша был прав. Почему-то большинство тогдашних футурологов считало, что скоро «двуногий хищник» окончательно угробит природу. Зачем она нужна в век повальной автоматизации, торжества супертехнологий? Тем более что со временем сами люди превратятся в киборгов и будут питаться от батареек... Может, через сотню лет мы действительно к этому придем, но пока все обстоит наоборот. Вместо того чтобы покончить с излишками «низшей протоплазмы», умные автоматы культивируют ее для нас, как наши малограмотные предки разводили кур или капусту. Маловато в лесу грибов? Сделаем! Ягоды редко встречаются? Будут на каждом шагу! А уж рыбаков порадовать — это вообще святое дело...

Каким образом на просторах нашей великой и необъятной размножают всякую живность, я в общих чертах представляю. Но не более того. А вот грибы... С ними повезло — этот процесс даже удалось подсмотреть.

Однажды мы собрались за грибами. Но вышло так, что Паша с Макаром оказались по уши в делах, а я своих планов менять не захотел и отправился в лес один. Помню, заранее сказал себе, что буду нагибаться только за рыжиками. Набрал их полную корзину, а перед тем, как повернуть назад, решил «сесть на пенек, съесть пирожок». Вот тут-то из кустов, негромко жужжа, и вылезла забавная машинка, чем-то похожая на ожившее мусорное ведро. Впрочем, больше всего она напоминала знаменитого робота R2-D2 из старых добрых «Звездных войн», только была пониже ростом. Мне даже хотелось подойти к этому симпатяге, похлопать по крутящемуся куполу и сказать: «Здорово, Арту, что-ты сильно измельчал!»

Робот потоптался на месте, вертя башкой с фотоэлементами, затем неспешно двинулся меж сосен. Пройдя метр — полтора, он останавливался, выпускал из корпуса тонкие щупики и погружал их в лесную подстилку. Видимо, это были датчики, которые определяли пригодность почвы для «засева». Пару раз дальше проверки дело у «сеятеля» так и не пошло. В остальных случаях он тут же приступал к следующему этапу — выдвигал новые конечности, гораздо толще прежних. Наверное, через них в субстрат вводились то ли грибные споры, то ли кусочки грибницы. Помню, мне захотелось приехать сюда через год — полюбоваться урожаем. Но так и не собрался. Да и был ли смысл, если нынче такой урожай чуть ли не под каждым деревом?..

Макар поднял тонкую сухую веточку и бросил на угли. Дождался, когда она вспыхнет, затем, не оборачиваясь к Паше, спросил:

— А тебе не бывает скучно, когда вот так... все есть, только руку протяни?..

— Мораль будешь читать? — добродушно ответил Паша. — Ну-ну. От изобилия, да будет тебе известно, еще никто не умирал. От голода — сколько угодно. В Африке, говорят, до сих пор мрут. И вообще, если хочешь знать...

Я слушал их вполуха, пока вялая перепалка не перешла в монолог Паши. «Бу-бу-бу, бу-бу-бу», — излагал он оппоненту свой взгляд на мир, и от этих правильных, кругленьких слов меня потянуло в сон.

Не знаю, долго ли я боролся с дремотой, но веки разлепил лишь после того, как Пашин бубнеж перешел в храп. Великий оптимист и гурман бессовестно дрых, оглашая окрестности замысловатыми руладами. Привычная картина... А где же Макар?

Я нашел его в лесочке. Он сидел на корточках под большой березой и разглядывал милую семейку из трех белых грибов. Один был высокий и важный, с широкой, слегка сдвинутой набекрень шляпкой, два остальных — небольшие пузатые крепыши, этакие бочоночки. Глядя на них, просиял бы, наверно, и самый унылый тип. Но мой друг был безнадежен — совсем не умел радоваться жизни. Он хмурился, словно боровички, перед тем как выбраться на свет божий, должны были спросить его соизволения. А не спросив, только испортили пейзаж...

— Ты чего, Макар? — Я присел рядом. — Снова задумался о неразрешимых тайнах бытия? Да, старина, у тебя удивительный дар выбирать для этого время. Ну, что на этот раз?

Он протянул руку к «главе семейства» и провел пальцем по его бархатистой шляпке.

— Понимаешь... Странно все это... Ну, красная рыба чуть ли не в каждой луже, ягодки-грибочки — тут вопросов никаких. Торжество прогресса, дело техники! Только ведь есть вещи, где одной техникой, даже самой навороченной, ничего не решить.

— Какие, например?

— А ты вспомни нашу главную беду лет двадцать назад. Мне тогдашние газетные заголовки иногда во сне видятся: «Россия вымирает», «Деревня без мужика», «Демографический капкан...» Сколько ни бились, чего только ни придумывали — не хотел народ размножаться, и все тут! Академики строили прогнозы, и те, что почестнее, сходились в одном: нам не выкарабкаться. Если и спорили, то только по поводу того, к какому году Сибирь заселят китайцы. А что теперь? Попробуй заикнись о демографической катастрофе — посмотрят как на идиота. Не стало проблемы, словно и не было никогда...

Я смотрел на березу и думал: сорвать бы хороший прутик да хлестнуть Макара по заднице, чтобы прекратил нытье!

— Ну и зачем ты об этом заговорил? Другой темы нет?

Макар сунул руки под мышки, словно хотел согреться. Мне даже показалось, что зубы у него стучат.

— Когда долго не видели никакого просвета, и вдруг наступает полная благодать — радоваться нечему. Что-то тут нечисто. — Он посмотрел вверх, и взгляд у него был какой-то жалкий, испуганный, как будто на облаке сидел суровый ангел и грозил оттуда пальцем. — Знаешь, о чем я подумал? А вдруг нас тоже кто-то взялся усиленно разводить, как мы — форель? Зачем, спросишь? Если честно, мне не хочется дожить до дня, когда я это узнаю...

Выслушав Макара, я только тяжело вздохнул. Хороший ты парень, но как начнешь нести свой бред — хоть стой, хоть падай! Неужели нельзя просто наслаждаться жизнью? Да ляг ты, страдалец, на травку, раскинь руки и разглядывай пасущихся в небе облачных барашков. Ведь это же ни с чем не сравнимый кайф — вырваться на природу в настоящей мужской компании! Никто не стоит над душой, не тараторит без умолку, не дергает из-за разной ерунды, не путается под ногами. Все остались там, в громоздящихся друг на друга многоэтажных каменных коробках, именуемых городом...

Хотя... Вообще-то, несмотря на привычку временами сбегать от своих домочадцев, я их очень люблю. Да, они не в меру шумные, часто — надоедливые, но все-таки очень славные, а потому простят мне очередную вылазку. И жена, и все пятеро ребятишек — три пацана да два забавных чуда с косичками...