Смерть самурая Самураи — торжественный обряд самоубийства

Опубликовано: 5 марта 2004 г.
Рубрики:

[окончание, начало в № 3 от 06 февраля 2003 и № 4 от 20 февраля 2003]

Душевное равновесие являлось идеалом бусидо, поэтому самурайская этика возвела этот принцип в ранг добродетели и высоко его ценила. Яркой иллюстрацией способности к самоконтролю самураев является обряд харакири, о чем уже говорилось. Но повторю: самоубийство через вскрытие живота считалось среди самураев высшим подвигом и высшим проявлением личного героизма.

Чем более короткой оказалась жизнь, тем более прекрасной она была. В качестве аналогии обычно приводилось цветение вишни-сакуры, опадание лепестков розы, испарение капель росы с поверхности листа при утреннем солнце. Так все красиво — и так мимолетно. Краткая жизнь, завершенная исполнением долга и смертью ради императора, особенно путем сэппуку, была поистине эстетически прекрасной.

Только в Японии была возможна книга “Самоучитель воспитания для смерти за императора”. Летчики-камикадзе перед вылетом благородно сидели, возвышенно пили согретое сакэ, вежливо говорили о великом счастье скорого ухода с мягкой улыбкой исполненного долга. Кто пообразованней, цитировал строки из буддийского канона о бренности всего сущего, об иллюзорности реальности, о великой искусительнице майе (нечто вроде миража, фата-морганы). С добавлением чисто японских красивостей о “вечности в чашечке цветка”. Камикадзе мечтали об этом с такой же страстью, как русский о скорой выпивке.

“Путь самурая есть одержимость смертью. Подчас десятеро противников не в силах одолеть одного воина, проникнутого решимостью умереть. Великие дела нельзя совершить в обычном состоянии духа. Нужно обратиться в фанатика и пестовать страсть к смерти. К тому времени, когда разовьётся в человеке способность различать добро и зло, может быть уже слишком поздно. Для самурая надо всем довлеют верность господину и сыновняя преданность, но единственное, что поистине нужно ему, — одержимость смертью. Если одержимость смертью достигнута, верность господину и сыновняя преданность придут сами собой” — гласит “Сокрытое в листве”.

Смерть превратилась в высшую форму добродетели. Оскорбивший добродетель должен погибнуть. Не сумевший отстоять добродетель — тоже должен погибнуть. Это так же нормально, как восход солнца и наступление ночи, как любой закон природы. Поэтому кровавая вендетта и массовые избиения вражеских солдат были для самурая так же естественны, как и массовые самоубийства в связи с поражением или индивидуальное харакири.

И вот может показаться, что армия, состоящая из самураев, должна с легкостью разбивать любую другую армию. Что ей просто суждено завоевать весь мир. Кто может сопротивляться бесстрашному и бесстрастному буси, который с одинаковым наслаждением убивает сам или сам умирает? Ведь самурай — это совершенный боевой биоробот для убийства, идеальная машина войны.

Но нет, ничего подобного. К примеру, в 1592 году армия сегуна Хидэёси вторглась в Корею и за несколько недель захватила Сеул; однако уже на следующий год они были отброшены назад более сильной армией Китая. Хидэёси упорствовал и не сдавался до последнего поражения и вывода войск из Кореи в 1598 году. В том же году он умер. Хотя должен был бы сделать себе харакири, чтобы смыть позор поражения. Не успел, как видно.

Маленькая Корея потом была присоединена к Японии (в 1910 году). Позже легко, как нож в масло, вошли японские войска в 30-х годах ХХ века в рыхлый желеобразный северный Китай, раздираемый гражданской войной, и даже основали там свое марионеточное государство Манчжоу-Го, которым управлял до 1945 года последний китайский император Пу И.

Уж и позверствовали они в Китае! Это на европейский взгляд. Сами китайцы тоже ведь именовали смерть белой радостью, так что ничего необычного не заметили. Как бы очередная зима, идет снег, белая радость. Не заметили даже убыли населения, так как никакой демографической статистики не имели. Но все эти самурайские победы были так кратковременны... Как жизнь самурая.

Итак, каким образом получилось, что самураи, эти совершенные биороботы, эти устройства для уничтожения врага, притом же без страха собственной смерти и даже с желанием оной, не побеждали солдат противника, которые и сами были не столь кровожадны, и не только не стремились к свой смерти, но всячески ее избегали. Сидели по окопам, ползали по-пластунски, скрывались в танках и прятались в убежищах. То есть вели себя трусливо, недостойно воина и вообще подло. Замаскируется под кучу листвы, а потом как стрельнет! Низкий человек!

Самураи шли в бой радостно. Хотя никогда не шутили. Смех, розыгрыши, юмор противопоказан бусидо, настоящему пути воина. Потому радость самурая в бою проявлялась не в шутках (в мирной жизни они тоже не шутили, ибо даже не знали, что это такое), а в легкой улыбке на губах, с какой он ловил своим сердцем пулю жалкого и низкого человечишки, который даже и помыслить не мог, в силу своей подлой природы, о благородном и эстетически прекрасном харакири.

Во время войны американцев с Японией на Тихом океане (пишет Николай Федянин в “Новой газете” в рецензии на фильм мастера японского эротизма Нагиса Осима “Табу”), психолог Маргарет Херманн по просьбе военных написала книгу о японском национальном характере. Книга называлась просто — “Хризантема и меч”. Херманн говорит о том, что два эти слова лучше других описывают менталитет нации, два полюса сознания японцев. И всегдашнее колебание. На одной чаше весов — вдохновленное созерцание красоты, на другой — лишенная слов, да и вообще всего человеческого, холодная, яростная жестокость.

Когда я читал воспоминания Константина Симонова, который участвовал в переговорах с японцами по результатам сражений на Халкин-Голе (лето 1939 года — японцы намеревались захватить Монголию, а советский Старший брат вступился) и страшного поражения храбрых самураев, то обратил внимание на то, что японские представители все время говорили о трупах своих солдат, которых просили выдать японской стороне. По словам Симонова, только и слышалось: трупы, на трупах, при трупах, рядом с трупами, вместе с трупами. Дескать, хорошо бы получить трупы с саблями (как бы самурайскими мечами), которые были на трупах, рядом с ними, около, и пр. Вместе, в общем. И ведь славных самураев разбили не какие-то мощные армии, а советские войска, по которым только что прокатился страшный вал сталинских чисток, и армия была ослаблена обезглавливанием своих командиров, что произошло без всякого харакири и приличествующего этому неподражаемому обряду красоты и почета. Как тогда пели: “И летели наземь самураи под напором стали и огня”.

Почему же неустрашимый самурайский дух дал сбой? Может быть, дело в амуниции самурая? Конечно, форма солдат императорской армии была уже совсем не похожа на традиционный покрой самурайской одежды — какие-то немыслимой ширины шаровары, на зависть запорожским парубкам, кимоно (вроде халата), накидки с пеньковыми декоративными крыльями на плечах... Да еще все это расписано фамильными гербами. Очень импозантно. Но воевать в этих шальварах да кимоно, путаясь в складках, все равно как бородатому боярину сражаться в своей шубе до пят и рукавами до пола.

— Сержант, я в этой одежде похож на пугало!

— Это хорошо. Солдат должен устрашать врага!

Одежда — это, конечно, не главное. Почетно и величественно, но весьма проигрышно. Так или иначе, но Япония до официального запрета сословия самураев в 1867-68 гг. (реформа Мэйдзи) не проявила себя как военная держава.

Вот еще важный момент: половой вопрос. Если японцы хоть в какой-то степени унаследовали мощную сексуальную энергетику китайцев (доказательство — численность населения Китая), то на него нужно было бы давать ответ. Если у самураев вся жизнь подчинена подготовке к битвам и смерти, то как быть с древним инстинктом, который никто не отменял специально для самураев? Семья, согласно бусидо, самураям не возбранялась. Более того, вскоре после окончания самурайского “высшего учебного заведения” (в 15 лет) молодой самурай проходил обряд инициации, в который входил так называемый пробный брак (японское изобретение, хотя есть и у папуасов) — церемониальное сожительство со своей невестой (хода-авасэ). И все-таки семья — не для самурая. Все время в тренировках на мечах и стрельбе из лука, всякое японское самбо, да в придачу вполне возможная ранняя смерть... Но половой вопрос-то требовал ответа! Ответ находился прямо в походе. Для этого достаточно было двух самураев. А их было гораздо больше, так что еще и выбор большой.

Давненько этот способ в Японии был найден. Независимо от Европы. И даже получил яркое воплощение в литературе. К примеру, у Ихара Сайкаку (1642-1693), который считается одним из крупнейших писателей Японии.

Но... не кроется ли и в этом причина поражений самураев? Все-таки любовь при всей самоотдаче ради смерти за императора и бесстрастному лицу для самурая оказывалась очень важным делом. А вдруг нежные чувства к боевому другу-любимому одолевали чувство любви к императору? Разве ж это не могло снизить беззаветную преданность микадо и осадить напор для скорейшего достижения собственной смерти?

Да, форму самураев заменили. И время для создания своей семьи с женщиной увеличили. Но самурайский дух остался. Сама идеология самурайства не способствовала развитию военного искусства. И особенно — военной техники. Да и науки заодно. А зачем, если отработана техника харакири? Притом давно и надежно. Не было ни одного случая, чтобы после правильного харакири самурай выжил. Одно это должно было бы устрашать врагов. Но враги были очень тупые и многого не понимали. Они конструировали самолеты, танки, авианосцы. Дабы трусливо прятаться в них от бесстрашных и благородных воинов микадо, которых нельзя было напугать какими-то железяками западных варваров. А самураям все эти ухищрения вроде радаров или самонаводящихся торпед не нужны. Для этого есть лучшие из них — камикадзе.

Это, конечно, гипербола. Были у японцев и самолеты, и танки. И корабли — особенно. Но... не того качества. И тактика, и само умение управлять этими машинами сильно уступали западным войскам. И даже советским. Японская техника в смысле военных машин и техника управления этими машинами заметно уступала технике совершения харакири. И самурайскому несгибаемому боевому настрою. Ибо, скажем, уклониться от идущего в лоб самолета считалось неприличным. Вообще, тактика обходного маневра, отхода, военной хитрости, маскировки не считалась важной. Не то, чтобы отрицалась, нет, ложные макеты японцы применяли, но... Что-то было в этом постыдное и безобразное. Бросающее вызов эстетике прекрасной смерти. Дух, воля и порыв к величественной и эстетически возвышенной смерти — вот что самое важное. А перебежки да укрытия...

Устрашение врага разноцветными перьями и заплечными крыльями помогало мало. И самурайский дух самопожертвования, и радость смерти за императора не обращал врага в паническое бегство. Враг, трусливо прячась за броней и навесным огнем минометов, обрушивал на неустрашимых самураев тонны снарядов, бомб и пуль. И, о чудо, оказывалось, ничто человеческое, как и людоеду, самураям тоже не чуждо. Невероятно, но факт: ужас начинал стучаться в ледяные самурайские сердца.

Есть очень сильно сделанный американский документальный фильм “Япония в войнах”. Там в подлинных съемках военного времени мы видим налеты камикадзе на авианосец. Американские моряки из всех видов оружия (даже из пистолетов стреляют) устраивают наклонный как бы занавес из снарядов и пуль. Он виден как серая сплошная пелена — такова плотность огня. Камиказде, идя на таран с авианосцем, неминуемо пересекает огневой занавес, и этот стальной экран просто разрезает самолет на несколько частей, которые со страшным взрывом обрушиваются в воду где-нибудь метрах в ста от борта. А как там моряки помогают вылезать своим друзьям-летчикам из трудом севших подбитых и горящих истребителей! Далеко до этого действительно фронтового братства красиво умирающим самураям-любовникам камикадзе.

Вот что записал о событиях на Халхин-Голе японский солдат Накамура в своем дневнике 3 июля 1939 года (эти строки цитирует Г.Жуков в своих “Воспоминаниях”):

“Несколько десятков танков напали внезапно на наши части. У нас произошло страшное замешательство, лошади заржали и разбежались, таща за собой передки орудий; автомашины помчались во все стороны. В воздухе было сбито 2 наших самолета. Весь личный состав упал духом. В лексиконе японских солдат все чаще и чаще употребляются слова: “страшно”, “печально”, “упали духом”, “стало жутко”.

И далее Жуков пишет:

“ Остатки японских войск, захвативших гору Ванн-Наган, были полностью уничтожены на восточных скатах горы в районе спада-реки Халхин-Гол.

Командующий 6-й армией японских войск генерал Камацубара (тот самый, который в свое время был в Советском Союзе военным атташе), видя, как развиваются события, еще в ночь на 4 июля отступил со своей опергруппой на противоположный берег. Отход с поля сражения японского командующего и его окружения так описал в своем дневнике старший унтер-офицер его штаба Отани:

“Тихо и осторожно движется машина генерала Камацубара. Луна освещает равнину, светло, как днем. Ночь тиха и напряжена так же, как и мы. Халхы освещена луной, и в ней отражаются огни осветительных бомб, бросаемых противником. Картина ужасная. Наконец мы отыскали мост и благополучно закончили обратную переправу. Говорят, что наши части окружены большим количеством танков противника и стоят перед лицом полного уничтожения. Надо быть начеку”.

Начеку, чтобы успеть сделать харакири, или чтобы успеть удрать? Пусть и унтером, но описано по-японски красиво. “Луна освещает равнину... ночь тиха и напряженна...” И вот еще — перебежчиков у японцев не было. Тут самурайский кодекс сыграл свою роль.

С точки зрения какой-нибудь теории систем, японская военная машина не соответствовала требованиям максимальной выживаемости, так как имела в конструкции своих элементов (солдат) слишком большую уязвимость. Представьте себе, что ли, компьютер, функциональные элементы которого при всяком небольшом повышении напряжения или встряске, или температурных изменениях включали бы программу собственной деструкции. И не только свою программу, но и в целом в компьютере была бы заложена такая программа, которая бы разрушала самое себя при небольших колебаниях параметров. Я не раз видел устройства, которые ради сохранения ноу-хау имели встроенные программы самоуничтожения при попытках их несанкционированного вскрытия. Снимаешь крышку, а внутри — пых, и все сгорело.

Вот так сгорела и самурайская Япония.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки