Стихи

    Из цикла "Время до срока"


        * * *
   
   На Сивцеве, на Моховой, 
   в Сокольниках, в Замоскворечье, 
   у Воробьёв, вдоль Беговой - 
   врасплох, как финкой - ты навстречу. 
   
   И сердце ухает над бездной 
   и лупит в рёбра ошалев, 
   и принимает этот блеф 
   за некий знак душеполезный... 
   
   Везде, везде - твой оклик, жест, 
   твоя походка, смех, затылок, - 
   среди окурков и бутылок, 
   среди зачитанных фиест, 
   
   средь рыбьих глаз, как наважденье, 
   блаженный, горький, острый бред - 
   твоё пальто, пиджак, берет!.. 
   Твое, навстречу мне, движенье. 
        
                               1968 

                               
        * * *

   Средь Арбата в пик метели - 
   наша первая стоянка, 
   на скамейке занесенной 
   мы сидели час иль два, 
   и курили, и ревели, 
   раз пошла такая пьянка, 
   и в провал ночной бездонный 
   глыбы рушились - слова. 
   
   Тесный дворик, освященный 
   на ветру последней спичкой, 
   наши руки, ломкий воздух, 
   я в пальтишке нараспах, 
   ты без шапки, миг молёный - 
   задубевшей рукавичкой 
   мы глаза в слезах и звездах 
   вытирали второпях... 
   
   Нету больше той скамейки, 
   дворик неопознаваем, 
   мы потеряны для мира, 
   мир - для нас. Какой Арбат 
   нас на завтрашней линейке 
   опознает хоть бы краем, 
   чья порожняя квартира 
   предоставит резерват? 
   
   Всё безумней водят стрелки 
   хороводы встреч мгновенных - 
   где мы? Чем мы виноваты? 
   И последней спички свет - 
   стёкла в краске и побелке, 
   бак с цементом, эхо в стенах... 
   Не скамейки, не Арбата - 
   это нас на свете нет. 
        
                                1968 

                                
        * * *

   Вчера сосулек бахрома 
   еще слезилась без запинки, 
   и дети звякавшие льдинки 
   сбивали. Я ждала письма. 
   За сутки снег утёк с холма 
   и почернел в изножье ели, 
   где я стояла, как в приделе 
   келейном. Шла с востока тьма, 
   шёл ветер. Я ждала письма. 
   Качели пустоту качали, 
   о мертвой и живой печали 
   кричали птицы задарма. 
   Копились слёзы, и сума 
   переполнялась до отказа, 
   но оставалась раз от раза 
   порожней. "Я сойду с ума. - 
   я думала. - Когда б не эта 
   боязнь задуть свечу до света, 
   не ожидание письма..." 
   
   А ночью снова - снег, зима, 
   и чувство, что пресветлый кто-то 
   из мира вышел за ворота, 
   и шапки сдёрнули дома. 
   
                          1969 


      ПОСЛЕДНИЙ ПРИЧАЛ 
                                     Л. Т.

   Сменяясь, толкутся пьянчужки, 
   пока не пора закрывать - 
   мусолят осклизлые кружки, 
   войну поминают и мать. 
   
   Их бабы в оранжевых робах 
   брюхаты, а им всё равно, 
   что семя их в бабьих утробах 
   заранее обречено. 
   
   Всем место найдется у стойки, 
   нальют и Петру и Левше, 
   а после вчерашней попойки 
   всем место найдется в душе. 
   
   Свои не скрывая болячки, 
   живёт этот шаткий мирок - 
   зажаты в кармане заначки, 
   зажат в кулаке огонёк. 
   
   О подвигах, доблести, славе, 
   о том, что поймет не любой, 
   а больше всего о державе 
   они говорят меж собой. 

   Когда же кому-то молчится, 
   молчит он уже не один, 
   и то, что в дальнейшем случится, 
   случится без внешних причин. 
   И я здесь когда-то стояла, 
   в оленьи глядела глаза 
   у самого края причала, 
   где видишь в углу образа. 
   
   Запомни разводы побелки, 
   и мёртвый мучной потолок, 
   и трёшку на мокрой тарелке, 
   и впившийся в стену плевок. 
   
   Об этом забыли предтечи, 
   и Тот, Кто придёт, умолчал 
   про эти последние речи, 
   про этот последний причал. 
   
                             1984 


    Из цикла "Навязчивый мотив" 

      УРЮПИНСКАЯ ЭЛЕГИЯ 

           "О дайте, дайте мне рассолу!.." 
                                 Князь Игорь 

Тот городок провинциальный весь - 
клочок небес, подол бегущей тучки, 
церквушка, гуси, место для толкучки, 
причал, фигурки домиков гурьбой 
бегущих к лодкам, к речке голубой, - 
как будто бы Господь случайно здесь 
рассыпал мелочей знакомых горстку, 
когда мечтал, - и кошка лижет шёрстку 
на солнышке, и расцвела герань 
в горшочках; занавески в пол-окна 
свежи, колеблет ветер их - весна, 
всё настежь! - палисадник так ухожен, 
как если бы цветок рукоположен 
отдельно здесь любой; в такую рань 
встают, что свет и не брался за дело; 
ложатся в девять, а когда приспела 
какого-нибудь праздника пора, 
уж тут хлопот хватает всем, покуда 
на стол большой не встанут тесно блюда, 
салатницы, лафитнички, графины, 
грибки, соленья, рыбка, зелень, птица, 
наливочки домашние, и водка, 
и самогон, а под конец - ужотко! 
такие пироги, как будто снится 
вам дивный сон про чьи-то именины 
иль похороны, и восстав с утра, 
душа приимет сладостный рассол, 
что, говорят, от всех спасает зол... 

Я пожила бы здесь - пускай немного, 
хотя бы день! Скажите, где дорога 
в Урюпинск - для смешной столичной девы, 
чьё сердце помнит старые напевы?.. 

                                         1993 

                                         
        КРЕДО 

   Не опустятся Виевы веки, 
   и пред ними под бой курант 
   ныне, присно, веков вовеки 
   есмь я внутренний эмигрант. 
   
   Мне и время мое - чужбина, 
   и страна, и планета вся, 
   и галактика... Мне едино, 
   где, железные износя, 
   снег месить за клубком метели, 
   что меня на распутье ждёт, 
   и когда добреду до цели, 
   позабытой в тени тенёт. 
   
   С кем я? С прошлым, тем или этим, 
   со своим и чужим, на дне 
   мифа, пьющего с нами третьим, 
   диссиденство топлю в вине. 
   
   Только как - для меня и важно, 
   а совсем не добро и зло, 
   только с кем разделю я брашно 
   и кому передам весло, 
   только сон, где не съел овечку 
   волк, но сеном набил живот, - 
   и Нечаянной Радости свечку 
   молча ставлю в тёмный киот. 
   
   Божий промысел - этот высел 
   из земных отчизн во вчера, 
   где висят на концах коромысел 
   трижды тридцать по три ведра, 
   в каждом - влага своя, и пью я 
   на троих в одиночку вино, 
   об отечестве не тоскуя - 
   нет и не было. Не дано. 

                                1993 


      МОСКОВСКАЯ РЕПЕРТУАРНАЯ 

        "... тра-та-та на розовом слоне!" 
                     (городской фольклор) 

Что ж, коли ты пиит, пиши, забыв про стыд - 
извозчик постоит, пока Сергеич бродит 
по площади Страстной, и сам к себе спиной 
строчит куплет вставной, и вся Москва заводит: 
- Речка движется и не движется... 

Освищут? Ну и пусть! Оставь тоску и грусть, 
и время наизусть учи - устроим спевку! 
Под килечку налей и спой про журавлей, 
и разом разомлей под песню-однодневку: 
- Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный...

Пусть рифма и дурна, и лает на слона, 
который, как луна, на небосвод всплывает, 
но в мире всё, как встарь - за декабрём январь, 
в России правит царь, извозчик напевает: 
- Нам нет преград ни в море, ни на суше!.. 

Вези же нас кривой дорогой мостовой, 
извозчик ломовой, вези заре навстречу! 
Петляет колея, стихи - галиматья, 
гуляю нынче я, и я тебе отвечу, 
что: - Если я усну, шмонать меня не надо... 

Куда же нас завёз твой драный водовоз? 
Ни девочек, ни роз, ни потного графина! 
В каком-то тупике, забыв о рысаке, 
ты спишь на облучке - задумался, детина, 
на пыльных тропинках далёких планет... 

В потоке новых дней помянем же коней, 
что были нам нужней, чем девочки и розы - 
пошёл, пошёл! - нальём, и хором запоем, 
пусть каждый о своём, смахнув салфеткой слёзы: 
- А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер!.. 

Да, за верстой верста червонцы, как с куста, 
летели в те лета - умолкни, дар Валдая! 
И врежет, как под дых - когда-то молодых, 
кто вспомнит нас седых, в турне сопровождая? 
- Пара гнедых, только пара гнедых... 

                                 1993