Поэзия

       Поэт 
           памяти Аркадия Кутилова 
 
Хоронясь ментовского "пожара" 
Да психушных лепил-гомодрил, 
Зарулил на бульварчик бомжара 
и "бычок" от луны прикурил... 

Влёт, глотком, что осталось в чекушке. 
Растянулся на лавке. Уснул. 
И уже не разбудит из пушки 
похоронный его караул... 

Лишь другой караул — голубиный — 
чуть потопчется рядом и ввысь, 
Да спешащие в сумерки спины... 
Оглянись хоть одна, оглянись... 

Но ни вскрика, ни всхлипа, ни вопля... 
И у ночи не спросит рассвет: 
"Что случилось?"... И вправду — а что, бля?
Ничего. Просто умер Поэт. 

Опознает Танюха-профура... 
Похоронят втихую, без нот... 
Лишь влюблённым луна подмигнёт 
чёрной дырочкой той. От прикура. 

          Довлатову 

Прощанье, как прощанье над могилой, 
До Вены рейс динамик скрежетнул... 
Сетчатки блеск по Родине постылой, 
И гул турбин. Безвременья загул 
Для Иванова и для Цукермана — 
один на всех, как хворый невский лёд... 
И в горле ком апрельского тумана 
Покуда склеп выруливал на взлет, 
Чтоб в небе следом дымно-серо-белым 
Черту под первой жизнью подвести, 
Исполнивши турбинным децибелом 
Шопена вместо "доброго пути"... 
А он уснул под гул и сколки трёпов, 
И сновиденьем — сердце на куски: 
Как гребешок нью-йоркских небоскрёбов 
Выскабливает душу из тоски... 


           Девочка 
                       Тамаре Ростовской 

А девочка просила о весне 
В ночи единокровного пророка, 
И листья зеленели раньше срока, 
И радовалась девочка весне... 

А девочка просила о любви 
Пророкову истерзанную душу, 
И пел ей Мотл на идише "Катюшу, 
И радовалась девочка любви... 

А девочка просила за народ 
Того, кто отвернулся от народа, 
И вот уже в квартал — за ротой рота, 
Она же всё просила за народ... 

А девочка просила, как умела: 
"Mein Kampf забудь и вспомни про Mein Gott!" 
Просила в гетто Вильнюсском. За год. 
За месяц. За секунду. До расстрела.

          Февраль 

А ямщик всё не бил и не бил лошадей, 
Потому и замерз бедолага. 
                          В. Высоцкий 

Этот вечный февраль всё скрипит и скрипит 
Под полозьями песней о лете, 
Ямщиком стаканище последний допит 
Под занюх запорошенной плети... 

Бубенцы не звенят на морозе — стучат, 
Пристяжных подзаносит на круче, 
И волчица, что бросила где-то волчат — 
Разъединственный тройки попутчик... 

Коренник неподкованный наледь лущит, 
В кровь копыта, но думушки прочь те — 
Мол, замёрзнет в степи бедолага-ямщик, 
Вспоминая про службу на почте... 

Только он не замёрзнет. Последний стакан 
Никогда не бывает последним... 
И всё хлещет метель по ямщицким щекам, 
Разгоняя ямщицкие бредни... 

А в округе уже ни друзей, ни врагов, 
Ни волчицы, ни нечисти прочей... 
Но не выбраться тройке из вечных снегов... 
Да ямщик и не очень-то хочет...