Просто удивительно, из-за каких пустяков у людей иногда портится настроение. Малейшая неприятность выводит из себя и отражается на лице чуть ли не как всевселенский катаклизм. Иногда создается впечатление, что вокруг навалом особей, любимое занятие которых мучить самих себя. Им вроде бы доставляет удовольствие считать себя обиженными, упиваться жалостью к себе и драматизировать простейшие жизненные ситуации, которые встречаются каждый день и вовсе не должны эту самую жизнь портить.
Как тут не вспомнить стихи, написанные лет этак девятьсот или чуть больше назад.
Так как вечных законов
твой ум не постиг —
Волноваться смешно
из-за мелких интриг.
Так как Бог в небесах неизменно велик —
Будь спокоен и весел, цени этот миг.
Иногда я чувствую себя виноватым. Это некрасиво, что в моих весьма оптимистичных заметках в «Чайке» я только разок упоминал двух оптимистов, но никогда не писал о них отдельно. О величайших оптимистах. И о величайших пессимистах. Это ведь часто сходится, так же, как притягиваются противоположности.
Жизнь с крючка сорвалась
и бесследно прошла,
Словно пьяная ночь,
беспросветно прошла.
Жизнь, мгновенье которой
равно мирозданью,
Как меж пальцев песок,
незаметно прошла.
Сколько поколений, унесенных ветром историй, могли бы озвучить эти слова Омара Хайяма, если бы могли. Он писал в начале прошлого тысячелетия. Промелькнули столетия, а стихи персидского поэта живут и в начале этого тысячелетия и будет жить в будущем, если человечество себя не угробит.
Америка, которая не очень охотно признает поэтов, пишущих не на английском языке, признала Хайяма давным-давно. Трудно найти крупного американского писателя или поэта, который не упоминал бы Хайяма или в своих книгах или в письмах.
Сведений о нем сохранилось немного. Разные даты отмечают день его рождения и смерти. Некоторые считают что он жил 83 года, другие — 74. Наиболее достоверным считается, что он родился в 1048-м году, а умер в 1122-м.
В одном из воспоминаний современника Хайяма рассказывается: «Однажды в городе Балхе на улице работорговцев во дворце эмира на пиру за веселой беседой наш учитель Омар Хайям сказал: «Меня похоронят в таком месте, где всегда в дни весеннего равноденствия свежий ветер будет осыпать цветы плодовых ветвей». Через 24 года я побывал в Нишапуре, где был похоронен этот великий человек, и попросил указать мне его могилу. Меня привели на кладбище Хайры, и я увидел могилу у подножья садовой стены, осыпанную лепестками цветов так, что она была совершенно скрыта под ними. Я вспомнил слова, сказанные в Балхе, и заплакал. Нигде во всем мире до обитаемых его границ не бывало человека, подобного ему».
Все бренно в этом мире, говорил Хайям. Вечно только движение. Из праха вновь произрастает жизнь, жизнь, которая никогда не кончается.
На зеленых холмах хоросанских полей
Вырастают тюльпаны из крови царей,
Вырастают фиалки из праха красавиц,
Из пленительных родинок между бровей.
Из дали столетий несут нам его стихи философскую мысль и улыбку, гнев и радость, печаль и язвительный смех. Строки, близкие и его современникам, и нам...
Если труженик, в поте лица своего
Добывающий хлеб, не стяжал ничего —
Почему он ничтожеству
кланяться должен
Или даже тому, кто не хуже его?
Годы его учений и странствий проходили в Нишапуре и Самарканде, Бухаре и Балхе. Долог был путь в то время, медленно шли путники по выжженным солнцем дорогам, скрипели неуклюжие телеги. Гораздо быстрее летела молва об Омаре Хайяме и его знаменитых четверостишиях — рубаи.
Мой дух скитаньями пресытился вполне,
Но денег у меня, как прежде, нет в казне.
Я не ропщу на жизнь.
Хоть трудно приходилось,
Вино и красота все ж улыбались мне.
Представим себе солнечный день. Посреди широкой долины, рядом с рекой, катящей свои желтые воды, собрались люди, чтобы послушать поэтов. Звучит музыка. И стихи, тоже звучащие как музыка. Нелегко заслужить признание знатоков, любителей поэзии. Но Омар Хайям всегда был среди победителей, не было ему равных среди поэтов.
Зачем печалью сердечный мир отягчать?
Зачем заботой счастливый
день омрачать?
Никто не знает, что нас
потом ожидает.
Здесь нужно все нам,
что можем мы пожелать.
Но эти выступления были в молодости. А потом Хайям избегал больших сборищ народа. Его рубаи таили в себе опасность. Они высмеивали корысть и лицемерие, показную святость и алчность, ханжество и жестокость.
Он жил в жестокое время, когда жизнь человеческая ничего не стоила. Он был поэтом, астрономом, математиком, философом. Он предсказывал солнечные и лунные затмения. Он исчислил солнечный календарь, наиболее точный из всех существующих и в наши дни. Он совершил реформу календаря за пять веков до реформы папы Григория XII. Он отрицал существование ада и рая. Он был непонятен и потому опасен.
Когда главный везирь могущественного Малик-шаха Низам аль-Мульк предложил ему управлять городом Нишапур, Хайям отказался: «Не хочу управлять людьми, приказывать и запрещать, а хочу весь свой разум посвятить науке на пользу служения людям».
Но его наука не нужна была власть предержащим. В своем трактате он писал: «Мне сильно мешали невзгоды общественной жизни. Мы были свидетелями гибели людей науки, число которых сведено сейчас к незначительной кучке, настолько велики ее бедствия. На этих людей суровая судьба возложила большую обязанность посвятить себя в эти тяжелые времена усовершенствованию науки и научным исследованиям».
Не правда ли, узнаваемая ситуация, актуальная и для наших дней. И так же современно звучат и его рубаи, написанные девять столетий назад.
Тот, кто следует разуму, — доит быка,
Умник будет в убытке наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока.
В своей жестокий век он писал о разуме, о любви и благоденствии, о совершенном устройстве общества. Он искал в XII веке страну мира, счастья и справедливости и оттуда, из седой древности, протягивал руку в век XVI англичанину Томасу Мору и в век XVII итальянцу Томазо Кампанелле. И если Томаса Мора казнили за светлые его идеи в веке XVI, то как же трудно было Омару Хайяму высказывать свои мысли в XI и XII веках на Востоке, где уделом многих поэтов был трагический конец, а в лучшем случае жизнь, полная лишений.
В свой суровый аскетический век он пел славу радостям жизни, красоте женщин и вину.
Теперь, пока ты волен, встань, пойди,
На светлый пир любовь свою веди.
Ведь это царство красоты не вечно,
Кто знает: что там будет впереди?
Пока с тобой весна, здоровье и любовь,
Пусть нам дадут вина —
багряной грозди кровь.
Ведь ты не золото!
Тебя, глупец беспечный,
Однажды закопав, не откопают вновь.
Так кем же он был? Великим ученым, философом, или эпикурейцем, провозглашающим радости одного дня? Искателем вечных философских истин, или гулякой, насмешником, скептиком, изверившимся во всем и только в вине ищущем усладу?
И в наше время нелегко понять порою скептическую усмешку Хайяма. А в его век ирония его, а чаще язвительный смех — вызывали раздражение. Недаром он писал:
Тайны мира, что я заключил
в сокровенной тетради,
От людей утаил я,
своей безопасности ради.
Но все равно, ему не удалось снять с себя подозрения в том, что он богохульник и опасный для властей человек.
Вот что рассказывает об Омаре Хайяме автор XI-XII веков Кифти в своей «Книге мудрецов»: «Когда же его современники очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал, он убоялся за свою кровь и, легонько схватив поводок своего языка и пера, совершил хадж (паломничество в Мекку) по причине болезни, не по причине богобоязненности, и обнаружил тайны из тайн нечистых. Когда он прибыл в Багдад, поспешили к нему единомышленники по части древней науки, но он преградил перед ними дверь преграждением раскаявшегося, а не товарища по пиршеству. И вернулся он из хаджа своего в свой город, посещая утром и вечером место поклонения и скрывая тайны свои, которые неизбежно откроются. Не было ему равного в астрономии и философии».
Добавим с высоты нашего знания, что не было ему равных и в поэзии.
Все тайны мира ты открыл... Но все ж
Тоскуешь, втихомолку слезы льешь.
Все здесь не по твоей вершится воле.
Будь мудр, доволен тем, что ты живешь.
Многие читатели, возможно, стали интересоваться творчеством Хайяма после того, как стали в детстве поклонниками Джека Лондона. Он часто цитировал восточного мудреца, больше всего в повести «Морской волк».
Странная судьба у Джека Лондона. Он был самым большим оптимистом Америки, самым американским писателем из всех, кто творили здесь. Но его день рождения (12 января 1876 года) в стране не отмечают, никто не пишет о том, что он ярче, чем любой другой человек, олицетворял американский характер и лучше, чем кто-либо другой, выразил этот характер. Я полагаю, ни один писатель за всю историю не был так похож на своих героев, как Джек Лондон. Он был типичнейшим из всех выдающихся американцев, нации, которая бросала вызов трудностям и умело их преодолевала. Но странно, его здесь не ценят. Его мужество невостребовано, его упорство кажется примитивным, идеалы наивными.
portrait of jack london young_w.jpg
Наши мускулы ослабли, наши души лишились полета. Герои Джека Лондона не в чести, потому что быть похожими на них трудно, нужны усилия. Герои сейчас вообще уже не нужны, недаром так популярна фраза из фильмов — не надо быть героем. То есть — не выступай и покоряйся обстоятельствам. Герои Джека Лондона не позволили бы кучке мерзавцев запугать себя перочинными ножиками.
Его герои говорили: «Мы — спина к спине — у мачты, против тысячи вдвоем!».
Он не был первоклассным писателем, но, наверное, не было другого за всю историю, который так бы формировал характер. Он писал о людях мудрых и сильных. Атлетов сейчас вокруг мало, чаще встречаются люди, задыхающиеся от одышки, а мудрецы в наше время не в чести. Если ты такой умный, то почему ты не богатый? Он писал про мелких лавочников и страшно переживал, что их психология побеждает. Сейчас эта психология нормальна и естественна как утреннее дуновение ветра на океане.
Его книги в Америке издаются, но очень выборочно, многие из его превосходных романов не выходили в свет уже десятилетиями. Высоколобые критики относились к нему и при его жизни, и сейчас снисходительно, мол, писатель незначительный, третьего плана. А он пережил всех этих критиков и еще многих переживет.
Он оставил после себя множество загадок. И самая парадоксальная состоит в том, что, будучи самым большим оптимистом и жизнелюбом в истории Америки, он покончил жизнь самоубийством.
22 ноября 1916 года Джека Лондона нашли в постели с признаками сильнейшего отравления. Вызвали врача, но все попытки спасти его закончились неудачей. Он что-то пытался сказать, а потом потерял сознание. Рядом с ним в последние минуты его жизни были его близкие и среди них сестра Элиза. За две недели до смерти они объезжали на лошадях его ранчо, и когда они остановились на холме, Лондон сказал своей сестре, что хотел бы быть похороненным на этом месте, когда умрет. Здесь и погребли урну с его прахом. На могиле был установлен обломок скалы. До сих пор сохранилась надпись на камне: Jack London. Больше никаких слов. Зачем? Его и так все знают.
Смерть его вытеснила в те дни сообщения с первых страниц газет. Его любили во всем мире. «Джек Лондон умер, прекратите веселиться», — вспоминает слова, прозвучавшие на вечеринке в тот день один из ее участников. И музыка сразу смолкла.
Ему было всего сорок лет. Но он был совершенно больным человеком — и физически, и морально. У него были жесточайшие признаки уремии, врачи прописывали ему диету и особый режим. Но он их не соблюдал, смеялся над врачами и говорил, что Волк (так он себя называл шутливо, так называли его и друзья) не может жить на диете. Он перестанет быть Волком. Он принимал в большом количестве обезболивающие лекарства. На последних своих фотографиях он выглядит обрюзгшим и усталым, а в последних его письмах вместо обычного для него оптимизма — горечь и несвойственный ему пессимизм.
До сих пор его биографы спорят, отчего он умер. То ли он ошибся, принимая очередную дозу наркотиков, то ли сознательно все рассчитал и принял столько, чтобы намеренно уйти из жизни. Мысли о самоубийстве пронизывают многие его письма и высказывания последних лет. Самоубийством покончил один из самых его знаменитых героев — Мартин Иден. Только Мартин Иден нашел последнее прибежище в пучине океана, а у Джека Лондона не было уже сил, чтобы отправляться в плавание. В сорок лет он потерял интерес к жизни, тот вкус к борьбе, который был присущ его героям. В сорок лет он сдался.
Но это в личной жизни. А в его рассказах, написанных за несколько дней до смерти — улыбка, задор и смелый вызов судьбе. Он сдался, но его герои не сдавались до конца. И эта энергия, эта воля, этот порыв до сих пор передаются всем, кто читает его книги.
Он говорил: «Лучше пусть я буду пеплом и пылью. Пусть лучше иссякнет мое пламя в ослепительной вспышке, чем плесень задушит его».
Давайте попытаемся вспомнить, когда мы впервые открыли книгу Джека Лондона. Вряд ли в памяти сохранился этот день и даже год. Возможно, мы уже и забыли, какая из его книг была первой из прочитанных нами. Но, по-видимому, навсегда сохранится в нас то чувство, которое мы тогда испытали. Было это на заре нашей юности. А в юности ведь все воспринимается иначе, чем сейчас, когда мы уже такие взрослые. Помните наш юношеский максимализм, наши мечты о будущем, наше романтическое отношение к жизни, наше стремление найти в этом мире себя, бороться за добро и справедливость и совершить множество подвигов. Вокруг нас в реальной жизни было так много обыденного, а в книгах Джека Лондона мы обретали свой мир, манящий приключениями. Мы жили жизнью его героев и верили, что сами можем стать такими, открытыми и смелыми, бросающими вызов трудностям, стойкими в испытаниях...
Прошли годы. Возможно, давно уже мы не открывали его книги, но воспоминания о них дороги нам. Время от времени мы возвращаемся к его рассказам, повестям, романам. И с удивлением обнаруживаем, что где-то в глубине нашей души еще остается романтическое отношение к жизни, то самое чувство, которое помогает нам преодолевать лишения и трудности. Для того, чтобы переправиться через быструю реку и причалить в определенном месте на противоположном берегу, каждый опытный паромщик посоветует: надо плыть вверх по течению, и тогда само течение отнесет нас в нужное место. Так, стремясь к самым высоким идеалам, легче достичь обычных земных целей. Джек Лондон был для многих из нас таким паромщиком.
После него мы прочитали множество книг, знаем, что в мире было немало писателей, чье творчество глубже и масштабнее. Но все равно, вряд ли кто-либо из них может сравниться с Джеком Лондоном по силе воздействия на нас. И в трудные для нас минуты мы вспоминаем героев Джека Лондона чаще, чем любых других. Да и его самого, потому что жизнь его была воистину драматической, в ней истоки многих его произведений, потому что больше, чем почти любой другой писатель, он рассказывал об истории своей собственной жизни.
Биография у него потрясающая. Он родился в Сан-Франциско, в городе, который был воспет им впоследствии во многих его книгах. Только через много лет Джек узнал, что он незаконнорожденный сын астролога Уильяма Чани. Став уже взрослым, он разыскал отца. Но отец не признал его своим сыном. Джек из-за этого очень переживал.
Уже с детства на его долю выпали испытания, которые закалили его характер. Он сам добывал себе хлеб и уже в 15 лет, как он писал впоследствии, «был мужчиной, равным среди мужчин». Он работал на консервной фабрике, помогал хозяину кегельбана, разносил газеты, был устричным пиратом, бродягой, моряком, золотоискателем. Из своей поездки в Клондайк он не привез золота. Но душу его озарил свет северного сияния. Он нашел на севере героев своих будущих книг, сюжеты, которые волнуют людей вот уже сто лет. И всю свою жизнь он снова и снова возвращался к Клондайку, к суровой красоте природы, которая вновь и вновь испытывает человека.
Позже, вспоминая о начальном периоде своего творчества, он говорил: «Мне странно теперь думать о том, с каким самозабвением я работал, и о том, как я был беден, как отчаянно хотел пробиться, и еще — как я был счастлив».
В первых же его рассказах — ошеломление тем, что человек может перенести и выдержать. «Север есть север, — говорил он, — и человеческие сердца подчиняются здесь странным законам, которых люди, непутешествовавшие в далеких краях, никогда не поймут».
Вот с этих северных рассказов и начинался Джек Лондон. Это он открыл Север. У него не было предшественников в американской литературе. Мало кому удавалось до и после него так ярко показать человека, побеждающего в тяжелейшей борьбе с природой и людьми.
Сама жизнь Джека Лондона была непрекращающейся схваткой с обстоятельствами. Душа звала его к путешествиям, новым впечатлениям, к новым встречам. Он писал каждый день — у себя дома, на ранчо под Сан-Франциско, в поездке по Корее, где был военным корреспондентом, путешествуя вокруг света на своей яхте, в Мексике и на Гавайях, он писал везде и всегда. Немногие из писателей, прожившие столько же, сколько он, оставили после себя такое обширное наследие. Он написал девятнадцать романов, восемнадцать сборников рассказов и статей (всего 152 рассказа), три пьесы, восемь автобиографических и социологических книг. Он взошел на вершину, но не смог удержаться на ней.
К концу жизни его могучее воображение иссякло, он очень устал, в его последних интервью и письмах ощущается разочарование и горечь: «Уверяю вас, я пишу не потому, что люблю свое дело. Оно мне ненавистно. Не могу найти слов, чтобы выразить, насколько мне все это противно. Единственная причина, почему я пишу, — хорошая оплата моего труда, заметьте — труда. Я получаю много денег за свои книги и рассказы! Поверьте, я с радостью копал бы траншеи, пусть даже пришлось бы работать вдвое больше, если бы только мог получить за это столько же денег. Для меня писание — легкий способ обеспечить себе приятную жизнь. Если бы я так не думал, мне бы и в голову не пришло говорить подобные вещи, ведь это будет напечатано. Я ничуть не кривлю душой, говоря, что моя профессия вызывает во мне отвращение».
Но он лукавил. Он любил свою профессию. Просто он очень переживал, чувствуя, что талант его увядает. И жизнь наносила ему один удар за другим. Первый его брак не сложился, он распался, и две его дочери очень холодно относились к отцу, не отвечали на его отчаянные письма, в которых он предлагал им свою любовь, страдал, что они видят в нем лишь источник для получения денег. Потом, повзрослев, дочери осознали, каким человеком был их отец, писали о нем книги. Со второй его женой Чармиан Киттридж роман его начинался бурно и до последних дней его связывали с ней теплые отношения. Но в жизнь его вошла другая женщина, и он мучился угрызениями совести, что ему приходится обманывать Чармиан. Он мечтал о сыне, но сына у него не было. Одно только поддерживало его интерес к жизни — строительство огромного «Дома Волка». Он вложил в это строительство все свое состояние. Радости его не было предела, когда строительство было закончено. В ту же ночь дом сгорел. Его поджег кто-то из недоброжелателей. Завистников и врагов у него хватало.
Он первым из писателей заработал миллион долларов, огромную по тем временам сумму. Он был самым высокооплачиваемым писателем в мире. И одним из самых добрых в мире людей. Он всем помогал, одалживал деньги, не рассчитывая, что их вернут. Дом его был открыт для всех. Совершенно посторонние люди могли рассчитывать на его гостеприимство. Когда он прочитал в газете, что у одной женщины в далекой Австралии погибли двое сыновей, он стал посылать ей деньги и делал это до самой своей смерти. Он писал: «Милосердие — не кость, брошенная собаке. Это кость, разделенная с собакой».
Он был очень похож на своих героев. Он был таким же мужественным и великодушным. И только в последние дни в нем как будто что-то сломалось.
Многие годы Джек Лондон оставался одним из самых популярных писателей в мире. В России и Италии, Англии и Франции, Германии и Польше, во многих других странах в прошлом веке он был первым по числу переводов. В России его стали переводить почти сразу после того, как его произведения начали печататься в Америке. Восторженно писали о нем Леонид Андреев, Александр Куприн, Максим Горький. Джек Лондон сам писал часто в своих письмах и статьях о Толстом, Тургеневе, Горьком, Чехове. Он живо интересовался событиями в России.
Пожалуй, самая яркая и романтическая любовь в его жизни, это любовь к студентке Стэнфордского университета Анне Струнской, с которой вместе они написали роман в письмах «Письма Кемптона-Уэста». Родители Анны были иммигрантами из России. В России Джек Лондон пользовался признанием всегда.
А вот в Америке он не из самых популярных. Некоторые здесь считают, что Джек Лондон с его воспеванием силы белого человека — расист. В его книгах, особенно поздних, очевидно его преклонение перед белой расой. Недавно разгорелся целый скандал на Аляске — там, где разворачивались события многих романов и рассказов Джека Лондона. Один из поселков хотели назвать его именем. Но против выступили индейцы. Мол, в произведениях Джека Лондона можно встретить фразы, оскорбительные для них. Да, фразы есть. Но есть и другие, о восхищении мудростью и традициями индейцев, китайцев, русских. Он не был расистом, в его книгах было уважение к человеку, независимо от цвета его кожи и знаний.
Когда я приехал в Америку лет 15 назад я был поражен, как скудно здесь издают Джека Лондона. Сейчас, кажется, он стал больше интересовать издателей. Выпускаются книги о нем, есть специальный журнал. Дом, в котором он жил, стал музеем, куда приезжают туристы со всего мира. Американцев мало, в основном — из Европы. Они приходят и на могилу любимого писателя. Камень, установленный здесь, один из тех, из которых в свое время был построен Дом Волка.
Я полагаю, что придет день, и его будут издавать и читать больше, чем сегодня. От этого выиграем мы все, мир лучше будет готов к борьбе со злом, ибо сила Духа выше силы оружия.
У некоторых из нас свой Джек Лондон. Свой — по сердцу. Своя любимая его книга. Свои воспоминания, связанные со встречами с его творчеством. И симпатия, любовь к этому человеку, который в одной фразе великолепно выразил суть своей жизни: «Я много страдал, но я много жил». Он очень нужен нашему обрюзгшему миру, где психология Мужества, Силы и Благородства так стремительно вытесняется психологией мелких и крупных лавочников.
Увы, мы забыли Омара и его последователей, которые призывали нас ценить мгновение. Я полагаю, если бы Омар с помощью машины времени очутился в нашем веке, то он бы очень удивился, увидев огни на Бродвее и автоматы по продаже кока-колы. Но еще больше бы он изумился, поняв, что при всех чудесах нашей техники, человек не стал умнее, чем был в его время, и совсем не дорожит каждым мигом своей жизни. Неповторимым и единственным. А всем читателям журнала сообщаю, что вы уже никогда не будете такими молодыми, как были, читая эти оптимистические строки. Пройдет секунда и вы уже старше. И у вас есть выбор — сделать эту секунду радостной или сетовать на судьбу. Когда есть выбор — это замечательно. Так что, видите, как прекрасна наша жизнь.
Добавить комментарий