У кого-то возникнет вопрос: что это за "мистер Мэтьюс", упомянутый в заглавии? Обьясню: много лет тому назад в советской печати, в серии "Огонька", появился рассказ "Любовь мистера Гровера", где автор Л.Шейнин (сотрудник "органов" и небесталанный писатель) излагал историю любви англичанина Брайана Гровера и советской девушки Елены. Инженер Гровер в 30-е годы по контракту приехал в Союз на работу, и в Грозном познакомился с молодой аптекаршей Еленой. Вернувшись домой в Англию, Гровер понял, что расставаться с Еленой не хочет, а нового контракта не предвиделось. Тогда Гровер приобрел авиетку и из Швеции нелегально полетел в Союз; правда, из-за неисправности летающего средства ему пришлось сделать посадку возле деревни Глухово. Затем состоялся суд, который был "советский, демократический", — и в результате после денежного штрафа Гровера с его Еленой отпустили в Англию, а иностранные газеты запестрели заголовками: "На крыльях любви", "Любовь англичанина способна на чудеса"...
Это давнее судебное дело (как его в розовых красках описывал Л.Шейнин) вспомнилось мне по прочтении американской книги 2008 года "Сталинские дети", где шла речь о вроде бы похожей, но совсем не такой идиллической истории, случившейся в 60-е годы в Союзе. О ней стоит рассказать, чтобы новые поколения знали: влюбленных Ромео и Джульетту в России XX века разъединяли силы куда более страшные, чем вражда семейств Монтекки и Капулетти. Вот так герой этой истории, мистер Мэтьюс, и попал в заголовок.
Мервин Мэтьюс родился в небогатой английской семье угольного Южного Уэллса. С ранних лет он заинтересовался русской историей, а затем и русским языком и литературой, которые стал изучать в Манчестерском университете. После Фестиваля молодежи и студентов 1957 года Мервин, его участник, влюбился в Москву — и, как продолжение, последовала работа в тамошнем английском посольстве. Насколько разрешало дипломатическое положение, он зачастил на разные молодежные тусовки, ездил по Союзу (время пошло "хрущевское", более вольное); при этом он чуть не угодил в сети КГБ, желавшего заполучить молодого англичанина "в шпионы". Мервин категорически отказался — и, поняв, что с "органами" шутки плохи, поскорее вернулся в Англию. Однако его по-прежнему привлекала Россия — и через пару лет Мервин по обмену студентами приехал снова и стал учиться в Московском университете. В 1963 году у университетских друзей он познакомился с недавней выпускницей МГУ Людмилой (Милой) Бибиковой. И дальше случилась у них горячая любовь.
Происхождение и предыдущая жизнь девушки Милы были весьма характерными для Советского Союза тех лет. Ее отец Борис Бибиков, потомок старинного дворянского рода, рано примкнул к большевикам, совсем молодым участвовал в Гражданской войне, а затем, после партшколы, с жаром работал на строительстве будущего гиганта советской индустрии — харьковского тракторного завода. Не минул его и суд над "врагами народа"; как выяснилось значительно позже, поплатился он за свое, с несколькими другими большевиками, обращение к Кирову в надежде с его помощью как-то "укротить" сталинское самоуправство. Совершенно по-сталински Бибикова сначала наградили орденом, перевели с повышением в Чернигов — и уже туда за ним явился "черный ворон". В 1937 году Бибиков получил свои "10 лет без права переписки" — и сгинул. Вскоре арестовали и его жену, а дочек, 12-летнюю Ленину и 3-х-летнюю Милу (примечательная подробность: младшую дочь Бибиков уже "Сталиной" не назвал), отправили в детдом. Этот первый детдом в городе Верхне-Днепровске оставил у девочек добрую память благодаря хорошему директору и дружбе с ребятами, привезенными из сражавшейся Испании.
Потом, в военное время, были другие детдомы, голодные и с бомбежками, а очень привязанных друг к другу сестер разлучили: старшая оказалась в Соликамске, а младшую, заболевшую костным туберкулезом, увезли куда-то в другое место.
В конце войны Ленина жила уже в Москве, у дяди-генерала, счастливо избежавшего судьбы своего брата Бориса, и работала радиооператором в аэропорту. Военный коллега дяди обратился с просьбой — не может ли она привезти в Москву его сына, который отыскался в Перми, в детдоме? Лина (так теперь ее "сокращенно" звали) согласилась. А в пермском детдоме к ней бросилась девочка, крича по-украински "Та це ж моя рiдна сестра Лiна!" — это была Мила. Лина забрала ее с собой, и еще несколько лет та жила (и лечилась) в детском доме подмосковной Малаховки.
Детдомовцев по достижении 14 лет обычно направляли на учебу в ФЗУ (рабочие училища), но Миле, способной девочке и общей любимице, разрешили задержаться в виде "воспитательницы для младших", чтобы затем поступать в институт. Не знаю, как — помогли ли связи дяди-генерала или очень добивался института для своей лучшей ученицы малаховский коллектив, но Милу в московский университет приняли. Новая жизнь, новые друзья, студенческое общежитие на Стромынке очень понравились общительной, жизнерадостной (и немного прихрамывающей после болезни) девушке.
Речь Хрущева на XX партсъезде дала толчок ко многим посмертным реабилитациям — и сестры получили извещение, что с их отца сняты все обвинения и что он умер, а где и по какой причине — неизвестно: в бумаге стоял прочерк.
После окончания МГУ Мила, неплохо знавшая несколько языков, была принята на работу в Институт марксизма-ленинизма (москвичи могут помнить его старинный особняк на Тверской — тогда, улице Горького). Вот тогда и произошло ее знакомство с Мервином Мэтьюсом.
Мила снимала комнату в коммуналке арбатского Староконюшенного переулка, а Мервин жил в студенческом общежитии на Ленинских горах, но все свободное время они стали проводить вместе, рассказывая друг другу о своей прошлой жизни и делясь планами на будущее; они радовались взаимному пониманию и сходным движениям души. Мила ввела его в семью своей сестры, где Мервин был дружески принят.
Так прошел почти год, а затем они подали заявление в Дворец бракосочетаний на улице Горького — только там разрешалось регистрировать брак с иностранцем.
Но, неожиданно для обоих, последовали совсем другие события.
Началось, вроде с мелочи: сосед по общежитию, "свой парень" Игорь уговорил Мервина продать ему понравившийся английский красный свитер. Свитер он получил, а затем привел двух своих знакомых — может, Мервин уступит им коричневый костюм и кое-что еще? Мервин даже не успел ответить, как "гости" предъявили свои милицейские документы и увезли его (и Игоря — как свидетеля) в участок. Там Мервину сообщили, что он обвиняется "в незаконной торговле", был тогда в советском кодексе такой пункт. Мервин, немного растерявшись, вспомнил свое невеселое знакомство с неким КГБ-ским чином и позвонил ему — не поможет ли тот, просто по-человечески? Чин приехал, Мервина ему отдали, а потом снова пошел разговор "об интернациональном долге" и приглашение "в шпионы", а Мервин по-прежнему на сотрудничество не шел. Ах, так! — и загсовское заявление получило отказ ("в связи с преступной деятельностью подателя"), иностранца Мервина объявили persona non grata — и он обязан был незамедлительно СССР покинуть.
Последний день перед отъездом Мервин провел на Староконюшенном — и они с Милой решили борьбу за совместную жизнь продолжить. Затем было прощание во Внуковском аэропорту — и он улетел.
Последующие годы (годы!) Мервин разными способами пытался "извлечь" Милу, свою несостоявшуюся жену, из Союза. Я перечислю лишь часть того, что он предпринимал, додумавшись сам, а также следуя (или, наоборот, не следуя) советам друзей и официальных лиц.
Сначала он попытался вручить Хрущеву свое письмо с просьбой о помощи, но в Стокгольме через охрану генсека прорваться ему не удалось. Подобное же письмо он отдал Алексею Аджубею1 в Бонне, но никакой реакции не последовало. По совету своего университетского декана Мервин обратился в британскую разведку МИ-5 — там, внимательно расспросив о контактах с "органами", ему посоветовали быть реалистом: "Вам врядли удастся вытащить вашу подругу из Союза; кстати, не является ли она "подсадной уткой" КГБ?"
Но Мервин "быть реалистом" не хотел! Обращался он и в Forein Ofice (министерство иностранных дел), но и там, "в связи с осложнившейся политической обстановкой", содействовать ему отказались. Мервин, не выдержав, обозвал их представителя непечатным словом...
Тем временем его книга, посвященная анализу жизни советской молодежи, уже была готова. Боясь, что этот анализ может ухудшить отношение к нему советских властей, он решил книгу пока в печать не отдавать.
Когда Мервин был в США в деловой поездке, он обратился в ООН, но тоже безрезультатно. Затем промелькнули уж совсем фантастические варианты: встреча с Александром Керенским (тем самым главой Временного правительства), у которого Мервин спрашивал совета. Но глубокий старик лишь вспоминал давние дела, а в современной жизни не ориентировался. Возникла еще идея: найти какой-нибудь неизвестный ленинский документ (Ленин ведь живал в Лондоне!) — и предложить его советским. Но подобный документ никак не находился, а если бы и нашелся, то где бы он взял деньги на его приобретение?
Все это время Мервин и Мила обменивались частыми письмами, а чтобы "услышать живой голос", говорили, хоть недолго, по телефону.
Читайте полную версию статьи в бумажном варианте журнала. Информация о подписке в разделе Подписка
1 Алексей Аджубей — муж Рады, дочери Никиты Хрущёва, главный редактор газет "Комсомольская правда" (1957-1959) и "Известия" (1959-1964).
Добавить комментарий