Леди — Евгения? Может, Джоан, Мэри или Эжени? Нет, именно Евгения — ленинградка Женя Канегиссер, ставшая "леди", когда ее муж, ученый-физик Рудольф Пайерлс, королевой Елизаветой II был возведен в рыцарское звание. Интересно, оправдала ли этот благородный титул она сама? Давайте, посмотрим.
В Одессе в 1930 году состоялась научная конференция, на которую приехали кроме советских и иностранные специалисты. По рекомендации ленинградского профессора Якова Френкеля был приглашен и 23-летний Рудольф Пайерлс, теоретические работы которого обратили на себя внимание физиков. Доклады проходили интересно, Рудольф смог встретиться со многими советскими коллегами, в числе которых были и "патриарх" Игорь Тамм, и уже знакомые Рудольфу по совместной работе в Цюрихе Георгий Гамов и Лев Ландау. Присутствовала на конференции и приятельница двух последних, недавняя выпускница ленинградского университета Женя Канегиссер — молодая, полная жизни и скорая на шутку. Научные дебаты, которые велись на русском, немецком и английском языках, перемежались плаванием на Лузановке (популярном одесском пляже) и прогулками по городу, а по окончании конференции желающим было предложено путешествие по Крыму и Кавказу. Рудольф и Женя (ставшая "Геней" — "ж" из ее имени у иностранцев как-то не получалось), уже успевшие ощутить взаимный интерес, предложение приняли — затем был корабль, Черное море, Тбилиси и Кавказские горы... После этого Геня вернулась в Ленинград, а Рудольф побывал еще в Харькове — он хотел встретиться с теоретиками Украинского физико-технического института.
Цюрих и Ленинград стали обмениваться частыми письмами, а Рудольф взялся за изучение русского языка. Летом он прибыл в Ленинград, познакомился с Гениной сестрой и родителями — и в ЗАГСе был зарегистрирован его и Гени брак. Молодожены, заглянув ненадолго в Москву, чтобы повидаться с тамошними физиками (включая проф. Леонида Исаковича Мандельштама, Гениного родственника), отправились в свадебное путешествие на столь сблизившее их Черноморье.
По возвращении их ожидала морока: у Рудольфа кончалась виза, а Генины заграничные документы все не приходили. Случайно они все же обнаружились в совсем другом учреждении ("Ах, эта Марья Ивановна, всегда зашлет бумаги куда-то не туда!") — и молодая пара направилась в Цюрих, где Геня, получившая новое имя "фрау доктор Пайерлс", стала входить в швейцарскую жизнь.
Началось с того, что она, привыкшая к вкусным домашним обедам, предпочла готовить сама, а не перекусывать "на ходу" в студенческих кафе. Зимой было довольно холодно, а отоплением в их спальне, на 2-м этаже снимаемого жилья, служила... бутыль с горячей водой, которая засовывалась под одеяло; встретились ей и другие "заграничные" особенности быта.
От берлинской тети Рудольфа пришел — как свадебный подарок — чек, и молодые разошлись во мнениях, на что эти деньги потратить. Гене хотелось мотоцикл, а Рудольфу — ковер, в результате было единогласно решено съездить в Париж, ведь оба так любили путешествия!
От Рокфеллеровского фонда Рудольф получил грант на стажировку в университетах Рима и Кембриджа — и Пайерлсы отправились в Италию, к Ферми. Так для Гени началась "перелетная" жизнь (свою книгу воспоминаний, написанную позже, в зрелые годы, Рудольф даже назовет "Перелетная птица"). В 1933 году у них родилась дочь, которая получила имя "Габи" — оно легко произносилось на всех европейских языках; через два года появился сын, Ронни.
Обосновались Пайерлсы в Англии. 30-е годы сопровождались расцветом физики, и в Кембридже, где работал Рудольф, собрались лучшие представители этой науки: Джон Кокрофт и Поль Дирак, Джеймс Чадвик и Лео Сцилард, не говоря уже о руководителе Кавендишской лаборатории Эрнестe Резерфорде; кроме того, в Англию стали стягиваться ученые, покинувшие гитлеровскую Германию.
За Кембриджем последовал Манчестерский университет, где на работу Рудольф ездил на велосипеде, а Геня на велосипеде же отправлялась по домашним делам; это называлось "создаем английские корни". Вскоре они, берлинец и ленинградка, получили английское гражданство.
Рудольф, видевший как фашизируется Германия, уговаривал своего отца из Берлина уехать, а тому очень не хотелось покидать родные края. Однако после "Хрустальной ночи" — с жертвами, битьем стекол в "неарийских" магазинах и антиеврейскими лозунгами, он все понял и уехал в США, где уже много лет жил его брат.
Неважные известия шли и из Союза. Генины родители и сестра (ставшие, как и многие другие, "подозрительными" после убийства Кирова) были высланы из Ленинграда. Так что, когда в 1937 году Рудольф получил приглашение на научную конференцию в Москву, они решили, что Гене лучше с ним не ехать: вполне возможно, что ее могут затем не выпустить... Вернувшись, Рудольф рассказывал про Москву, раньше столь гостеприимную: "Все боятся контактов с иностранцами".
Для Англии Вторая мировая война началась немецкими бомбежками. Геня пошла работать медсестрой в госпиталь, а Рудольф, вдобавок к университету, записался в пожарную команду и ночами дежурил на крыше, имея при себе каску и топор. Но главным для него тогда стало другое: вместе с физиком Отто Фришем они подготовили и отправили меморандум, обращая внимание правительства на необходимость разработки атомного оружия; оба ученых понимали, что враждебная Германия может сама этим заняться — и что тогда? В значительной степени этот меморандум и привел к организации английской группы (МАUD), взявшейся за разработку бомбы. Рудольф в эту группу был включен.
Обстрелы ракетами Фау и бомбежки участились — и Пайерлсы решили отправить детей в безопасную Канаду. Так Габи с братом оказались за океаном, "на воспитании" в дружелюбных канадских семьях.
В 1941 году союзники, США и Англия, договорились разработку атомного оружия проводить совместно — и английская группа, возглавляемая Джеймсом Чадвиком, поехала в Америку для участия в "Манхэттенском проекте". Поначалу Рудольф консультировал производство по разделению изотопов урана (уран U-235 был нужен для бомбы), а затем, когда Геня привезла детей из Канады, семья отправилась в секретный городок Лос-Аламос, где в здании бывшей школы разместилась специальная лаборатория. Организационным главой проекта, получившего название "Манхэттенский", был генерал Лесли Гровс, научным — Роберт Оппенгеймер, группа теоретиков состояла из лучших мировых ученых, многих из них Рудольф знал по совместной работе в Европе.
Участников проекта поселили в стандартных армейских домиках "на две семьи". Домик Пайерлсов находился в крайнем ряду и глядел на лес. Изредка можно было съездить в ближайший "открытый" Санта Фе, а письма им приходили по адресу, вроде "п/я". Удобства в домиках не всегда были "удобствами": так, жильцам нужно было следить, чтобы общее подогревательное устройство не слишком грело один из двух этажей — в этом случае на другом начинали замерзать! А в тех краях дули ураганные ветры, и зимы были холодными... Дочка и сын ходили в местную школу (генерал Гровс жаловался на высокую рождаемость в городке — мало ему забот, так еще дети! Что ж, народ там собрался молодой...). Геня работала в "Клубе новичков", который помогал новоприбывшим. Кроме своей семьи, на ней лежали заботы и о других: о молодом Ричарде Фейнмане, чья жена находилась в больнице Санта Фе, о молчаливом Клаусе Фуксе, друге Рудольфа и Гени еще по Англии. (Для них стало большим ударом узнать в 1950 году, что Клаус передавал СССР технические сведения о разработке бомбы. "Какой он был наивный!" — сокрушалась Геня, но Рудольф напоминал: "Все же СССР тогда был нашим союзником!").
Испытания бомбы на полигоне Аламогордо прошли успешно, и англичане засобирались домой. На прощальном обеде гости представили музыкальную комедию "Детки в лесу", а Геня спела сочиненные ею куплеты "на местные темы" (этим талантом она славилась еще в ленинградские годы — даже спустя пару десятков лет после ее отъезда ее песенки ходили по университету как "безымянный фольклор"). Напоследок Пайерлсы, вместе с Фуксом и женой Теллера Мики, проехались по Мексике. Рудольф потом, уже зная, что Клаус "шпионил для СССР", а Мики, как и ее муж Эдвард, даже слово "коммунизм" слышать не могла, удивлялся такому сочетанию участников этой мексиканской поездки...
Следующие 17 лет Пайерлсы провели в британском Бирмингаме. В тамошнем университете Рудольф читал лекции, а также для исследований собрал неплохую группу физиков-теоретиков. Он писал: "Теперь я возвратился к стабильному образу жизни, хотя по-прежнему использовал всякую возможность попутешествовать". В конце 40-х годов в семье появились еще две дочки, Китти и Иоанна. Перед рождением Китти Геня, уже опытная "мама", направляясь в роддом, оставила "ценные указания" мужу насчет недавно купленного гуся — и, с помощью Габи и Ронни, гусь был отменно изжарен к ее возвращению домой с новой дочкой.
В 1956 году Рудольф побывал на конференции в Москве. Он повидал Генину сестру Нину, отпущенную из ссылки и работавшую биологом, и после 8-ми лет прерванной связи узнал, что отчим Гени, отсидев по политической статье в тюрьме, скончался в Казахстане, уже "на вольном поселении".
Затем Пайерлсы переехали в Оксфорд. В их доме, удобном и просторном, все время кто-то гостил, а по торжественным случаям устраивались многолюдные празднества. Научная деятельность Рудольфа получила высокую оценку: в 1968 году его наградили "рыцарством". С тех пор не раз в их доме раздавался международный звонок и, после с трудом сдерживаемого смеха, смиренный голос по-русски осведомлялся: "Можно ли пригласить к телефону ее сиятельство леди Евгению?" Веселая была у нее семейка...
Отучившись в Кембридже, сын Ронни по приглашению Ганса Бете (давнего, еще с Германии друга Рудольфа) приехал в США, где со временем стал неплохим физиком-теоретиком, продолжая семейную традицию. Он же подарил своим родителям первого внука.
Напоследок стоит упомянуть случай на научной конференции 1972 года в Триесте. Доклады шли, обстановка была скучновато-сухой, и тут слово попросила Геня. Председательствующий, физик Х.Казимир, слова ей не дал, заявив, что "это не по правилам" (она была не участницей, а гостем), однако решительная Геня взяла микрофон и сказала: "Я выступаю тут против воли ведущего, но я хочу, чтобы вы, здесь присутствующие, вспомнили своих коллег, которых уже нет с нами: Вольфганга Паули и Эрвина Шредингера, Энрико Ферми и Роберта Оппенгеймера", она перечислила и другие всем знакомые имена... И аудитория преобразилась: "Да, мы их знали, мы их помним!" — чувствовалось, что в зале находятся не просто коллеги, но друзья и единомышленники.
Добавить комментарий