Изабелла отпустила взглядом камеристку и продолжила разговор:
— Все-таки я считаю, что нам надо вернуться к предложению этого настырного генуэзца.
Фердинанд недовольно поморщился:
— У меня нет к нему доверия. Кстати, как правильно произносится его имя?
— Его зовут Кристобаль Колон, хотя я слышала, что до появления в нашей стране его звали то ли Христофоро Коломбо, то ли Христофор Колумб. Между прочим, он представил отличные рекомендательные письма.
— Письма? В них, разумеется, сказано, что он хороший человек? У нас пол-Испании хороших людей.
— Но мне кажется, его план заслуживает внимания.
Фердинанд вскочил, крайне возмущенный последними словами королевы:
— Каждый нормальный человек знает, что Индия находится на востоке. А ваш самоуверенный мореплаватель предлагает достичь ее, отправившись на запад!
— В доказательство своего предложения Колон произвел навигационные расчеты. Известные ученые отозвались о них одобрительно.
— А если затраченные на его плавание деньги вместе с ним и кораблями окажутся на дне морском?
— Всё в руках Божьих. Но Колон — не новичок, и он клянется, что не только завоюет для Испании индийские земли, но и привезет из экспедиции золото, жемчуг, пряности, драгоценные камни.
— Не забываете ли вы, дорогая Исабель, что ваш протеже имеет наглость требовать себе звание вице-короля новых земель, которых он еще в глаза не видел, и десятую часть привезенных им богатств?
— Это всего лишь означает, дорогой Фернандо, что из каждых десяти мер золота ему достанется одна, а нам — девять. Я полагаю, что именно сейчас, когда с Божьей помощью мы стоим на пороге завершения нашего Главного Дела, нам не помешает еще одна колония, а золото не окажется лишним.
Фердинанд усмехнулся:
— Золото никогда не бывает лишним. Как и колонии. Но где гарантия, что он — не шарлатан? Недаром наш сосед Жоан II отказался иметь с ним дело!
— Я никогда не считала португальского короля серьезным монархом, — пренебрежительно отмахнулась Изабелла. — Настоящий король — настоящий мужчина. Он должен уметь рисковать. И выигрывать.
Попробуй тут быть настоящим мужчиной, подумал Фердинанд, когда твоя супруга дала обет не мыться, пока не победит этих ненавистных мусульман, да еще столько времени была верна своему обету! И каждый раз приходилось срочно придумывать причину, чтобы не подходить к ней ближе, чем на двадцать шагов. Правда, запах отпугивал и возможных любовников. А сейчас, когда мавры разгромлены, и она опять стала мыться... Но ничего не поделаешь, всем в Европе известно, что в нашем союзе она — главная.
Фердинанд нервно дернулся и раздраженно произнес:
— Значит, его зовут Колумб?
— Ну, вот и отлично, я рада, что ты согласился, — поднялась с кресла королева. — Пожалуй, я назначу ему аудиенцию.
... На дворе стояла весна 1492 года.
Испания набирала силу на европейской арене. Женитьба Фердинанда Арагонского на Изабелле Кастильской позволила объединить эти два королевства Пиренейского полуострова в единое государство. Оно стало мощным оплотом Ватикана. Единственным бельмом на глазу у испанских правителей оставались евреи. Они жили в стране давно, в течение многих веков, их вклад в материальную и духовную культуру Испании ни для кого не являлся секретом, но — они были евреями. И этим всё сказано.
Новое время — новые веяния. Евреев заставляют креститься. Они не хотят. Их убеждают, настаивают, угрожают, применяют методы насилия. Не все выдерживают давление и уступают — переходят в христианство. Испанцы смотрят на "новых христиан" с недоверием и презрительно называют их марранами — т.е. свиньями. Евреи смотрят на своих обращенных соплеменников с определенным сочувствием и называют их анусим, т.е. жертвами насилия. Простой народ, сельские и городские жители, как всегда, тверды в своей вере и взглядах и не жалуют ни евреев, ни марранов.
Очень скоро выясняется, что многие из анусим пошли на такой шаг только для того, чтобы от них отвязались. В то же время втайне они продолжают следовать Торе и соблюдать еврейские традиции. Но вот это, с точки зрения католичества, — как раз самое страшное преступление. Теперь эти люди попадают в разряд еретиков. А какой разговор может быть с еретиками в любую эпоху — будь то средневековье, Возрождение или что-нибудь другое, посовременнее, пусть и названное звучным красивым словом?
Королевская чета обращается к Папе с просьбой устроить Святую Инквизицию, главной целью которой будет суд над недостаточно верными католиками, но в первую очередь, — над христианами, тайно исполняющими иудейские религиозные обряды.
Переговоры тянутся долго. Не то, чтобы Папа был против, но и ту, и другую стороны очень волнует вопрос: кому из них достанется конфискованное у осужденных имущество. Фердинанд и Изабелла побеждают в споре — у них убедительные аргументы. Суд начинает действовать — в 1480 году сжигают первых шесть анусим. Лиха беда начало — спираль "справедливого возмездия за прегрешения" раскручивается быстро. Как и положено в приличном обществе, б?льшую часть имущества казненных отдают доносчикам.
В 1483 году во главе Инквизиции встал монах ордена доминиканцев, приор одного из монастырей Томас Торквемада. О его жестокости ходили легенды. Тысячи погубленных жизней числились на его совести. Но он оставался неколебимым в своем служении Вере и Господу. Торквемада начал с создания подробной инструкции для членов святой коллегии инквизиционного суда. Главным в ней был пункт — как добиваться признания в ереси. Основным средством этого процесса, конечно же, служили пытки. В итоге каждый подозреваемый уже с момента ареста был фактически обречен.
А потом на главной площади Севильи устраивалось аутодафе — Акт Веры. "Огонь сжигает грешное тело, но очищает душу", — любил говаривать Великий Инквизитор. На зрелище стекалась огромная масса народу — других праздников в городе было мало. И когда эти марраны заживо горели на костре, толпа кричала, улюлюкала, веселилась — ведь как приятно посмотреть, как сжигают тех, кто думает иначе, чем ты...
Сам Торквемада еще с юности, когда он решил стать священником, вел аскетический образ жизни. Однажды, после того, как умерла его бабушка — внимательная и отзывчивая, которую Томас очень любил, — к нему подошел старый слуга.
— Я хочу вам кое-что сказать, господин. В вашем добром христианском семействе есть тайна, и я должен бы унести ее в могилу.
— В семейных преданиях всегда таится что-то загадочное и интригующее, — улыбнулся Томас.
— Вы примерный христианин, господин, — самый примерный и набожный из всех, кого я повидал за долгую жизнь. Поэтому мои слова вам не повредят. Но я хочу, чтобы вы знали: ваша бабушка была еврейкой. Ее родителей насильно обратили в католичество.
Небо пошатнулось и чуть не обрушилось на Томаса. В глазах потемнело, и если бы он не держался в этот момент за ограду, то наверняка бы упал. Удар был абсолютно неожиданным и поэтому таким сильным и болезненным. В тот день Томас дал клятву — делать всё, чтобы очиститься в глазах Господа. И посвятил этому всю свою жизнь. Его рвение заметили. Он стал духовником Изабеллы Кастильской, а затем одним из ее самых доверенных советников. Инквизиция дала ему в руки то, чего у него еще недоставало, — власть. При его появлении на улице люди прятались. И хотя он неизменно утешал осужденных, что огонь очищает душу, однако ему ни разу не пришла в голову мысль самому пройти очищение таким путем. Он продолжал заливать алтарь Всевышнего потоками чужой крови.
В то же время ситуация с инквизицией в Испании выглядела достаточно парадоксальной: уличенных в нелояльности марранов преследовали, а некрестившихся евреев не трогали. Более того, в эти же годы еврей дон Ицхак Абраванель был главным финансистом при дворе Фердинанда.
Очередь евреев пришла в 1492-м году. В самом его начале Испания, наконец, разгромила Гранадский эмират — последнюю мусульманскую занозу на католическом Пиренейском полуострове. Воспользовавшись победной эйфорией, Торквемада уговорил Фердинанда и Изабеллу обратить свое благосклонное монаршее внимание на "внутренних врагов" — еще остававшихся в стране нехристей. По его предложению был подготовлен и 31 марта 1492 года зачитан королевский указ: евреев обязывали креститься или покинуть страну. Указ вступал в силу с 1 мая, и на его исполнение отводилось три месяца. Решив такие важные проблемы, королевская чета вздохнула с облегчением. Теперь можно было побеседовать и с Колумбом.
В мореплавании энергичный генуэзец был подготовлен изрядно. Идея, которую он вынашивал много лет, — дойти до Индии, двигаясь на запад, — получила авторитетную поддержку известного флорентийского географа и математика Паоло Тосканелли, который даже начертил предполагаемый маршрут на карте. Таким образом, чтобы реализовать свой замысел, у Колумба имелось всё, кроме двух составляющих, игравших, правда, далеко не последнюю роль: кораблей и денег. Ими могли снабдить только очень богатые люди при участии и под покровительством какого-либо из европейских дворов.
Самой многообещающей казалась Португалия. Колумб потратил пять лет, пытаясь уговорить тамошних властителей снарядить экспедицию — и всё безуспешно. Тогда он перебрался в Испанию и вступил в переговоры с севильским двором. 30 апреля 1492 года Фердинанд и Изабелла заключили, наконец, с ним договор. Условия Колумба приняли, он становился правителем вновь открытых земель и, кроме того, ему даровали испанское дворянство и титул адмирала. Дождавшись своего часа, честолюбивый и властный адмирал приступил к нелегкой работе по подготовке экспедиции.
Между тем, вдохновленный Торквемадой королевский указ начал действовать. Так уж повелось, что на крутых переломах всемирной истории почему-то всегда возникала идея "окончательного решения еврейского вопроса". И сейчас, в гуманистическую эпоху Ренессанса, накануне очередного Великого географического открытия, разрушалась выстроенная и выстраданная в веках обитель древнего народа, хранилище его культуры. Креститься? Но анусим — тех, кто на это пошел, — сжигают на кострах. Бежать? Но взять с собой разрешали лишь самое необходимое, золото и ценности приказано сдать в казну. А остальное имущество хотя и позволили продать, но горожане дают за него жалкие гроши. Да и куда бежать?
Дон Абраванель пришел во дворец Алькасар, чтобы попросить высочайшей аудиенции. На вопрос о причинах объяснил, что должен информировать короля о важных государственных делах. После долгого ожидания получил ответ: ему предписано явиться для доклада в ближайшую субботу.
Ицхак Абраванель (по некоторым источникам — Абарбанель) был далеко не ординарной фигурой. Выходец из знатной еврейской семьи, корнями уходившей к царю Давиду, он умело вел финансовые дела португальского двора. Однако по ложному обвинению в заговоре вынужден был бежать в Испанию. Здесь через год он занял ту же должность, на сей раз при короле Фердинанде. За выдающиеся заслуги в пополнении казны получил дворянское звание. Но не только этим жил потомок древнейшего рода. Он — крупнейший еврейский философ 15 века и комментатор Торы, который по глубине суждений может быть поставлен рядом со Спинозой и другими мыслителями того периода...
В назначенный час главного финансиста Испании провели в Зал Послов через боковой вход. Ицхак был бледен, от его былой уверенности в себе не осталось ни следа. Он низко поклонился, затем преклонил колена.
— Ваше Величество!
— Встаньте! — милостиво махнул рукой король. — Вы ведь пока еще мой казначей.
Дон Абраванель послушно встал.
— Ну? — произнес Фердинанд.
— Ваше решение... — казначей запнулся, — я понимаю, какие государственные резоны его вызвали... конечно, если исчезнут все евреи, у марранов не будет ни соблазна, ни возможностей тайно приобщаться к иудаизму. Но изгнание — это ужасно! Это трагедия для огромного числа людей, так верно служивших вашим величествам!
— Какая трагедия? — сделав удивленное лицо, пожала плечами Изабелла. — Всё прекрасно устраивается, все будут довольны и счастливы.
Абраванель на мгновение опешил. Но в ту же секунду понял, что последует дальше. Между тем, королева продолжила:
— Достаточно нашим подданным-иудеям перейти в христианскую веру, и они смогут, как прежде, жить в своих домах и достойно трудиться на благо испанской короны.
— Увы, — печально возразил Ицхак Абраванель, — это слишком непросто, а порой невозможно. Вера предков сидит в моем народе глубоко. И это можно понять. Представьте себе, что католику предложили стать иудеем. Разве он согласится на подобный шаг?
— Как вы смеете такое говорить?! — в гневе вскочил Фердинанд. — Сравнивать единственно возможный путь служения Господу нашему с еретическими верованиями!
— Это не мои слова, — пытаясь загладить свою оплошность, быстро проговорил финансист. — Это сравнение принадлежит одному из севильских раввинов. Он мудрый человек. И поэтому собрал с евреев Арагона и Кастилии некоторую сумму, чтобы преподнести ее в дар вашим величествам. Это будет скромным напоминанием о том, что мои соплеменники любят вас и вы всегда можете на них рассчитывать... в будущем. Они надеются также, что вы пересмотрите свое решение и дадите им возможность остаться в стране, где их семьи живут с незапамятных времен.
— Сколько? — коротко бросил Фердинанд.
— Тридцать тысяч дукатов.
Фердинанд взглянул на Изабеллу. Та почти неуловимо кивнула.
— Он действительно неглуп, тот раввин, — сказал король. — Мы обдумаем ваше предложение.
— И дадим знать о нашем решении, — добавила королева.
Когда посланец вышел, Фердинанд хмыкнул:
— Совсем неплохо придумано, я уже вижу блеск монет в тяжелом сундуке. Хотя я бы самолично разогнал упрямых соплеменников нашего казначея.
— Ты успеешь это сделать немного погодя, — возразила Изабелла. — Деньги нам нужны. Пусть пройдет несколько месяцев, и тогда король передумает. На то он и король. Но твой сундук уже будет полным.
На следующее утро королева послала за финансистом. За окном, в одном из бесчисленных двориков замка Алькасар, цвели деревья и играли на солнце струи причудливых фонтанов. Однако в зал тепло не проникало. От кованых железных дверей Главного входа несло холодом. Каждая их створка, в два метра шириной, уходила вверх на пятиметровую высоту, упираясь в опрокинутую чашу потолка-купола. Но и его оранжевое сияние не могло смягчить зябкий промозглый воздух.
Прошло некоторое время, отворилась боковая дверь, и высокая фигура в черном проскользнула в Зал Послов. Но это был не дон Абраванель. В проеме между портьерами стоял Томас Торквемада. Великий Инквизитор неспешно приблизился к королевской чете и наклонил голову:
— Рад видеть Ваши Величества в добром здравии и заботах о процветании государства.
— Мы тоже рады приветствовать вас, — Фердинанд хотел лишь кивнуть в ответ, но отчего-то его голова непроизвольно качнулась в поклоне. — Что привело во дворец такого высокого гостя в столь ранний час?
— Слухи, всего лишь слухи, — развел руками священник, садясь в глубокое кресло. — Хотя должен заметить — нехорошие слухи.
— Новый заговор марранов? — озабоченно отозвалась Изабелла.
— Да, заговор. И самое гнусное то, что он направлен против высокочтимых властителей Испании.
— Как?! — в один голос воскликнули Изабелла и Фердинанд.
— Эти мерзкие евреи обливают грязью Ваши Величества. Они решили откупиться от вас, и считают, что вы пойдете на такое предательство перед Всевышним и католической церковью.
В Зале Послов наступила тишина.
— Речь идет о деньгах? — осторожно задал вопрос король.
— И немалых. Говорят о 30 тысячах дукатов.
— Ого! — деланно удивился Фердинанд. И задумчиво добавил: — Это было бы солидное пополнение наших средств.
— Я тоже подумал, что кому-нибудь при дворе может прийти в голову подобная коварная мысль. Поэтому я здесь, — Великий Инквизитор в упор смотрел на короля.
— Казна истощена. Мы изгнали мавров, но победа потребовала немалых денег. — Придя на помощь мужу, королева отвлекла внимание священника на себя. — Мы могли бы отложить высылку евреев. На короткий срок, разумеется, — поспешно уточнила она.
— Исполнение Божьей Воли не терпит отлагательств, — отрезал Торквемада.
— Вы хотите сказать, что если кто-либо осмелится помочь евреям в их замысле, ему придется иметь дело с вами?
— Вы знаете мои права и знаете меня, — сухо заметил Великий Инквизитор.
— И вы решитесь отлучить от церкви особу самого высокого происхождения? Даже королеву?
— Вместе с королем. Ересь подлежит искоренению независимо от того, скрывается она под рубищем или под короной.
Торквемада встал, резко повернулся и вышел.
Изабелла сидела, сцепив руки.
— Убеждать этого человека бесполезно. Жаль, — почему-то шепотом, медленно произнесла она. — Он не остановится ни перед чем.
— Дон Абраванель! — доложил слуга.
Искорки надежды светились во взгляде вошедшего.
— Наше королевское достоинство, — высокопарно начал Фердинанд, — не позволяет...
Глаза дона Ицхака потухли...
Начался трагический исход евреев из Испании. Одни попросились в соседнюю Португалию. Но вскоре там произошло то же самое, только в еще более страшном варианте: взрослых изгнали, а многих отобранных у них детей насильно крестили. Другие, устремились в Италию, в том числе, Абраванель, отказавшийся от королевской милости — сохранить свою веру и остаться главным финансистом. Третьи бежали на юг Франции, в Прованс. Пытались найти спасение и в мусульманских странах, на севере Африки. Значительное количество беженцев приняла Турция, причем сделала это с удовольствием. Там, в Османской империи, переселившиеся евреи сыграли огромную роль в подъеме экономики. Султан Баязет II высказался по этому поводу очень определенно: "Фердинанд Испанский — глупый король. Он разорил свою страну и обогатил нашу".
Часть изгнанников выбрала Нидерланды, еще бывшие тогда, в конце 15 века, испанской колонией. По разным данным, от 200 до 400 тысяч человек ушли из страны, где их народ прожил более тысячи лет.
2 августа 1492 года последний еврей покинул пределы Испании.
3 августа 1492 года экспедиция Христофора Колумба отчалила от берега и взяла курс на запад. В ее составе были три парусника — "Санта Мария", "Пинта" и "Нинья". Плавание оказалось тяжелым, не обошлось даже без бунта, но 12 октября, два с лишним месяца спустя, матрос Родриго с борта "Пинты" закричал: "Земля!" Адмирал Колумб вступил во владение открытыми территориями, чтобы вскоре, после возвращения из первого плавания, сообщить об этом всему миру.
Пять европейских стран, омываемых волнами Атлантического океана, были обращены лицом к новым землям — Португалия, Испания, Франция, Нидерланды и Великобритания. Каждая из них попыталась урвать лакомый кусок заокеанского пирога. Собственно, никто еще не знал, что открыт неведомый дотоле континент. Вслед за Колумбом считали его частью Индии. Да и местных жителей назвали индейцами. Понимание пришло позже...
Окончание следует
Добавить комментарий