Один приятель недавно спросил, нет ли у меня в домашней фильмотеке "Старой девы" с Анни Жирардо. Фильма не было, но я присоветовала пару источников, где можно добыть. Человек не добыл, запамятовал, что уже спрашивал — и во время очередных посиделок спросил с надеждой, нет ли, случаем, "Старой девы", так пронзившей его душу когда-то в юности...
Я вспомнила об этом, выходя с просмотра очередной ленты ежегодного фестиваля "Рандеву с французским кино" в манхэттенском Линкольн-центре. Кинематограф Франции всегда был метой высокого искусства. Однако привычная цитата "острый галльский смысл" по отношению к французскому кино в последние годы, боюсь, несколько поутратила свою актуальность. Нет, снимать французы не разучились, но, похоже, заплатили определенную дань леволиберальным играм последних лет, когда во главу угла ставилось непременное восхваление бедных и угнетенных. Мне могут возразить, что наличие французских лент с политической подоплекой не может разрушить то, что было привнесено в кинематограф страны прибоем "новой волны". Возражение принимаю, тем более, что сегодняшние французские режиссеры снимают много разного — от забавных комедий и замысловатых триллеров до горячо любимых зрителем мелодрам.
В фильме "Давай потанцуем!" крепкий старик Соломон Беллинский (Жан-Пьер Мариэлль) разошелся со своей психически больной (а, скорее всего, просто донельзя развращенной вседозволенностью) супругой (Бюль Ожье). Самодурка ладит только с чернокожим компаньоном — добродушным "дядей Томом", привыкшим к вывертам своей белой госпожи. Муж изредка отстегивает ей деньги — чтобы не тормозила на дистанции в беге за недополученным счастьем! Дочь этой пары — существо милое, хотя и несколько безликое, несмотря на профессиональную состоятельность. Самое привлекательное в ней — великодушие по отношению к эгоистичным папе и маме (впрочем, психологически мотивированное довольно слабо).
Папаша расправляет не согбенные еще плечи и идет на свое рандеву с этой жизнью. Он посещает уроки танцев, жадно изучает объявления о знакомствах и назначает встречи с искренним желанием понравиться молодым женщинам. И находит такую. Намеком говорится, что Соломон пережил Холокост, что вся его семья погибла в Освенциме. Это не упоминание впроброс — это воля героя: бывшие узники гетто и концлагерей зачастую накладывают на прошлое вето молчания, иначе сохранить рассудок и вкус к жизни представляется невозможным.
Соломон отчаянно молодится и скрывает от счастливо найденной партнерши свой брак и факт наличия взрослой дочери Сары (Валери Бруни-Тедески). Потом обман раскрывается — но после громкого разбирательства все возвращается в русло умиротворения. Завершится все к радости: новорожденная внучка скрепит странноватую семейку.
Хороший фильм? Хороший, веселый, динамичный. Смотрится легко. Ненамного тяжелее, чем "Фабрика чувств" Жана-Марка Муто — хотя типажи и обстоятельства разные. Тридцати с небольшим дама Элоиза, юрист по вопросам недвижимости (Эльза Зильберштейн) имеет в жизни все, кроме стойкой привязанности к мужчине: отношения были, но распадались. Отчего — понять сложно: она хороша собой, умна. Может, слишком требовательна? Или закрепился страх быть брошенной, так безошибочно улавливаемый партнерами?
С некоторым смятением она решается пойти на род массового блиц-свидания, на котором отобранные заранее одиночки садятся друг против друга, сообщают один другому свои анкетные данные и жизненные кредо — и быстренько делают вывод, годится ли сидящий напротив для продолжения знакомства. Так у героини появляется вполне справный любовник, тоже юрист — из "настоящих", то есть по уголовному праву. И снова облом: одна ночь — и более ни звонка. В эпизоде мелькает еще один знакомый, из того же клуба, — куда менее привлекательный, явно с комплексами. Какая-то тяга вроде возникает — но перед решающим шагом дама вдруг круто меняет решение и прогоняет кавалера. Сердечные смуты, новые и старые, кипят-переливаются — тем временем у героини обнаруживается род таинственного физического недуга, который оказывается серьезным. Теперь задача — пережить болезнь. И страх остаться бесплодной (пока гром не грянул, о детях не думалось...). Завершается все к всеобщему благу: болезнь побеждена, некрасивый кавалер оказывается верным мужем и становится добродетельным отцом двух желанных детишек.
Хороший фильм? Весьма неплохой, и актеры достаточно профессиональные — только не приходится удивляться, что подробности ускользают из памяти практически на следующий день...
Но не каждый фильм обязан быть шедевром — а кому-то приятно расслабиться. Вот еще лента с завлекательным, почти провокационным названием "Shall we kiss?" (буквально "Должны ли мы целоваться?") Эмманюэля Море. В провинциальном городе миловидная командированная Эмили (Жюли Гайе) тщетно ловит такси. Случайно встреченный Габриэль (Мишель Коэн) великодушно подвозит ее к отелю, слово за слово — и вот они уже в ресторане, красиво поднимают бокалы. Вполне естественно оказываются вскоре в номере Эмили — и действию катиться бы по каноническому руслу, но женщина не разрешает даже невинного поцелуя. Почему? Она расскажет почему, вытянувшись на кровати в полном облачении, сняв только туфли... Расскажет историю некой своей подруги Джудит — замужней, состоятельной.
Та захотела выручить невезучего приятеля Николя, алчущего физической любви, и уступила его смешным неуклюжим домогательствам. А дальше оказалось, что начни с глупого, детского, механического поцелуя — и дело кончится крахом, обвалом жуткой страсти: Джудит и Николя оказываются непоправимо влюбленными друг в друга. И вот налаженная жизнь благополучной мадам и богатого аптекаря летит в тартарары — под проникновенную музыку Шуберта и Чайковского, проходящую через всю картину подчеркнутым фоном.
Эта музыка, пожалуй, лучшее, что есть в ремесленной поделке — все остальное, что называется, от головы, причем головы совершенно холодной. На вопрос, нравится ли, трудно ответить отрицательно: вечерком после сумасшедшей недели — почему бы нет. Далее — как выметает из памяти.
Удивляться ли, что при явном обмельчании французского кино зритель, которому дорого и памятно живое и настоящее, так истово разыскивает "Старую деву"?
Но повременим, однако, выносить вердикты и припечатывать. Ибо незадолго до "Рандеву..." в том же Линкольн-центре проходила еще одна ретроспектива: фильмы, отобранные высоколобым специализированным журналом "Film Comment". Среди прочих была показана новая лента семидесятидевятилетнего патриарха французской "новой волны" Жака Риветта "Герцогиня де Ланже" по одноименной новелле Бальзака. И хотя костюмированная драма позапрошлого века — не самая лакомая приманка для сегодняшнего зрителя, произошло чудо...
В варианте режиссера картина называется куда резче — "Не трогайте топора!"
Хромой французский генерал приезжает в Испанию, чтобы утвердить на троне ставленника прекрасной Франции. Он слушает мессу в монастыре — и разражается нетипичными для мужчины, тем более, военного, слезами. Потом усиленно рвется в Монастырь босых кармелиток, жадно расспрашивает о том, насколько строги в нем порядки, и добивается свидания с монахиней-органисткой, сестрой Терезой — той самой, чья музыка перевернула его душу. В эпизоде чудом разрешенного свидания — через железную решетку, в присутствии матери-настоятельницы — выясняется, что эти двое пережили в прошлом пожар тяжелой страсти.
...Эпоха французской Реставрации была холодной и жалкой. Дворянство выродилось, утратило почву под ногами, но продолжало цепляться за привилегии и титулы. Так, по семейной договоренности, родовитая двадцатидвухлетняя Антуанетта оказалась замужем за герцогом, который со временем совершенно спокойно ее оставил: дела службы слишком долго удерживали его вдали от дома, а обязанности при дворе не отпускали молодую супругу из Парижа. Оставшись одна, Антуанетта окружила себя подругами из самых родовитых семей и пустилась в водоворот светских развлечений, примерила на себя, да так и оставила титул "царицы мод". Она была счастлива и уязвлена, пыталась быть доброй и крутила поклонниками как хотела, разбивая сердца с сокрушительной яростью. Напускала на себя избыточную, манерную томность, чтобы продолжать завлекать, так как отсутствие у замужней женщины любовника вызывало бы насмешки — таковы были негласные правила той эпохи... Но изощренное благоразумие диктовало Антуанетте разыгрывать романы без связей. И вдруг появляется генерал де Мариво (Гильом Депардье, в подлинной страсти игры не посрамивший великого папу). За его плечами — плен и побег через африканскую пустыню. Завладеть такой знаменитостью стало пределом тщеславных устремлений любой светской дамы...
У Бальзака сказано убийственно точно: "Не будь тщеславия, от любви было бы легко излечиться..." Тщеславия у Антуанетты имелось хоть отбавляй. А любовь ударила молнией, не спрашивая — чтобы стать тягчайшим из испытаний: вначале жеманница истомила влюбленного, довела его до бешенства, до угроз прямого насилия — а потом безнадежно потеряла. Вместе со своей жизнью.
Зрителям был приуготовлен редкий сюрприз: явление в Линкольн-центре исполнительницы заглавной роли герцогини де Ланже, самой интеллектуальной дивы французского театра и кино Жанны Балибар, внучки знаменитых ученых и дочери известного философа.
...Она прошла к сцене в черном костюме Гамлета: чулки, крохотные шортики и совершенно невозможный вырез на спине, открывающий фантастическую худобу... (Потом, когда в ее честь начнется прием, мы, приглашенные, кинемся с вечерней голодухи на крекеры, сыры и фрукты — а она останется в стороне, не прикасаясь ни к чему: ну, вот такая...) Она была живописно лохмата, смотрела, как смотрит всегда — словно через полупрозрачный занавес или завесу полусна. Обалдевшая аудитория начала, как водится, с чепуховых вопросов: как снимали, где снимали, как подбирали свет да цвет. Надо заметить, что вопросы прямые задавать страшновато: вдруг сочтут дураком... Дураки непуганые, слава богу, отыскались — и прозвучало: "Не находите ли вы, что герцогиня — немного садистка?" Она неторопливо ответила: "Садизм — ничто по сравнению с гордостью..." Поднял руку еще один смелый: "Не кажется ли вам, что герои не очень-то похожи на людей из девятнадцатого века?" Великолепная Жанна усмехнулась и ответила с точным знанием того, о чем говорит: "Откуда вы знаете, какими были люди девятнадцатого века..."
Святая правда: мы о себе-то не знаем ничего, а уж о тех... Экранные бури сегодняшних молодых французов — даже не зыбь на воде в сравнении с мощью ироничного старца Риветта, помноженной на мощь великого автора "Человеческой комедии" и ум и талант современных актеров, сумевших так невероятно прочесть прихотливый классический текст.
Добавить комментарий