Все, кто учился в советской школе, помнят фразу из Мцыри М. Ю. Лермонтова:
Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь.
На Украине, где-то между Одесской и Николаевской областью, на месте слияния живописных рек – Южного Буга и Синюхи, монастыря не было. Вместо него там были три местечка, Голта, Ольвиополь и Богополь. Когда-то поблизости были территории Османской империи. Шолом-Алейхем в своём произведении «Сто один» писал: «Голта и Богополь. Оба местечка составляют, собственно, один город, но река разлучила их, словно разорвала пополам, а люди связали мостом, так что оба местечка снова соединились в один город: вот вы как будто в Богополе, а через каких-нибудь пять минут уже в Голте.» Ольвиополь был, как вы уже догадались, на третьем берегу. Все три местечка входили в черту постоянной еврейской осёдлости. Не обошлось здесь и без погромов. В 1905 году в Малороссии и Новороссии и других местностях России антиеврейские беспорядки продолжались несколько дней.
Передовые по тому времени Ольвиополь, Богополь и Голта первого мая 1919 года объединились на общем собрании жителей в новый город – Первомайск. Не случайно отступавшими частями добровольческой армии в декабре 1919 года был устроен очередной погром с убийствами. К. Паустовский в «Крике среди ночи» писал об этом: «В Голту мы пришли через несколько часов после еврейского погрома. Говорили, что на улицах валяется много убитых. Нам не удалось узнать, кто громил. Пойти в город никто не решился.»
Тем не менее, согласно переписи населения, в 1924 году в городе проживало 6 тысяч русских, 7 тысяч украинцев и 10 тысяч евреев. Все жили тихо и мирно, независимо от того, еврей ты, русский или украинец. Еврейскому кладбищу Первомайска – 300 лет. Раньше были мужская половина и женская… Сейчас женской половины, конечно, здесь уже нет. Зато есть Первомайский молочноконсервный комбинат, до сих производящий любимую в ещё Советском Союзе сгущёнку.
Мой дедушка, Цибульский Лев Маркович, жил в Богополе. При царе успел повоевать на Первой мировой и даже попасть в плен в Австро-Венгрии. Типичный местечковый еврей, он искал лучшей жизни, и в 1924 после смерти Ленина по Ленинскому набору он вступил в партию. Позже по чьему-то доносу был исключён, но со временем восстановлен. Участвовал в раскулачивании, за что был бит брёвнами в лесу. По специальности он был плотник, но какое-то время в тридцатых годах руководил детдомом для детей врагов народа. Мама, которой не было и десяти лет, тоже училась там. Однажды она дорисовала усы на вырванном из учебника портрете кого-то из бывших, а её подружка вдруг расплакалась. Это был портрет её папы!
В начале Великой Отечественной войны, когда пришли немцы, на окраине Богополя были расстреляны около 10 тысяч жителей Первомайска и окрестных сел, включая военнопленных, но мой дед успел вывезти на подводе свою семью. После войны он вернулся и жил в Голте. Дали ему малюсенькую однокомнатную квартиру в пяти минутах от главного дома в городе - Дома Советов на улице Дзержинского, неподалёку от улицы поменьше с именем Карла Либкнехта. В комнатушке стоял большой сундук, на нем дедушка и спал до своей кончины в 1981 году.
Когда я и мама приехали, чтобы позаботиться о дедушке, он уже был в очень тяжёлом состоянии. Пошли в находившийся в Доме Советов горком партии с просьбой о хоть какой-то помощи. Там обещали через полгода найти место в больнице для старых членов партии где-то в другой области. Ясно было, что дедушка до этого не доживёт. В этот момент я был готов принести его на руках и сидеть с ним на ступенях Дома Советов в знак протеста, но побоялся, что заметут. Надо отметить, что этот год был необычный. В этом году вся страна в едином строю отмечала пятидесятилетие членства Л. И. Брежнева в партии. Дедушка был в партии много дольше.
Стали искать кого-то, кто мог бы ухаживать за дедушкой. Уговорили соседку на условии, что она распишется с дедушкой, так что после его смерти квартира переходит к ней. Дойти до ЗАГСА дедушка уже не мог, но к нам пришла работница, понимавшая в чем дело и готовая помочь. К сожалению, дедушка не мог даже правильно назвать имя своей «невесты» и сделка не состоялась. В результате соседка согласилась помочь за деньги и мы уехали. Надо было работать.
Через две недели мы вернулись уже с целью похоронить дедушку. Помню, как его друзья несли гроб по улице Дзержинского к еврейскому кладбищу и пели вперемешку то революционные песни типа «Вихри враждебные веют над нами», то какие-то заунывные песни на идиш.
Прошло немногим больше сорока лет, и вдруг на вебе North¬eastern Uni¬versity я увидел знакомое по Голте имя Миши Ситковского, с которым я когда-то купался в Южном Буге. Миша стал профессором с мировым именем и занимается иммунофизиологией и фармацевтической биотехнологией. Он также директор-основатель New Eng¬land Inflam¬ma¬tion and Tissue Pro¬tec¬tion Insti¬tute и двух компаний.
Миша - один из тех еврейских мальчиков из маленьких «штетлс», которые на всех этапах оказывались #1, начиная с золотой медали в школе #11 в Первомайске и затем на кафедре биофизики в Московском Университете (МГУ). Потом именно его избрала своим мужем юная аспирантка из США. Так он оказался в Бостоне, в МИТ, где его хорошо знали. После МИТ Миша провёл 20 лет как заведующий лабораторией биохимии и иммунофармакологии в Национальном Институте Здоровья под Вашингтоном, где он и сделал очень серьёзное открытие, опубликованное в журнале Nature.
Миша рассказывает, что его ныне покойная мама спрашивала:
-Почему они так много пишут о твоём открытии? Что, собственно, ты открыл?
-Я открыл важнейший механизм регуляции воспалительных процессов.
-Ну и что?
-Это значит, что я могу сделать ещё более сильное воспаление и разрушение тканей в пациентах!
-Но ведь воспаление и так плохо. Зачем же делать его ещё сильнее?
-Ага, а что если это воспаление в раковой опухоли, которое разрушает её? Это очень хорошее воспаление, и до меня никто не мог его достичь. Поэтому мне выданы патенты во всем мире!
Самое большое наслаждение для Ситковского - анализировать результаты клинических испытаний его метода иммунотерапии рака. Его клиническая «ниша» — это те пациенты, которые не отвечают на уже имеющиеся противораковые лекарства. Но их опухали отторгаются, если уже имеющиеся противораковые лекарства комбинируются с «его» лекарствами. Об этом можно прочитать в его статье
«Lessons from the A2A Adenosine Receptor Antagonist-Enabled Tumor Regression and Survival in Patients with Treatment-Refractory Renal Cell Cancer.»
Sitkovsky MV. Cancer Discov. 2020 Jan;10(1):16-19. doi: 10.1158/2159-8290.CD-19-1280. PMID: 31919119
Какие же лекарства Ситковский предложил для раковых больных? Это очень старые лекарства, но никто не знал, что их можно использовать, чтобы разрушить защищающий опухоль биохимический барьер и тем самым позволить противоопухолевым Т клеткам-убийцам отторгнуть опухоль. Это, как Миша объясняет: «Старый, добрый» кислород (60%, как в госпиталях) и «СуперКофеин», который ранее был разработан для болезни Паркинсона.
Вот вам вкратце две судьбы, две жизни из еврейского местечка Голта на Украине.
Добавить комментарий