Наш теплоход «Тарас Шевченко» после завершения строительства на верфи г. Висмар (ФРГ) и ввода в эксплуатацию завершал свой первый рейс вокруг Европы с советскими туристами на борту. Пассажиры побывали в странах Скандинавии
Финляндии, Норвегии и Швеции, посетили Францию, Италию, Грецию и Турцию.
Заканчивался круиз. Покидаем Стамбул и идем мимо шикарных набережных, любуясь видами роскошных дворцов, мечетей и живописных развалин старинных крепостей. Вечереет. Наш теплоход выходит из Босфора в Черное море.
А наутро туристам уже открываются родные берега. По трансляции сообщается о прохождении пограничного острова Змеиный, который разделяет воды Румынии и СССР.
Еще пара часов ‒ и с левого борта появляется маяк на 16-й станции Большого Фонтана, а дальше тянутся чудесные пляжи Аркадии, Отрады и Ланжерона. И вот уже на конце волнолома, защищающего Одесский порт от штормов, родной Воронцовский маяк.
Подходим к пассажирской пристани, матросы ловко передают на берег швартовые концы. У пассажиров приподнятое настроение ‒ длительное, полное ярких впечатлений путешествие благополучно завершилось. Будет что рассказать дома!
Началась высадка пассажиров. И вдруг по всему теплоходу зазвучал сигнал пожарной тревоги. Из динамиков раздается команда: «Членам аварийной партии прибыть к главному выходу из теплохода».
Я среди них. Прибыв на место, вижу, что с нижней пассажирской палубы поднимается дым. Там находятся две кабины пассажирского лифта, а они в моем ведении. Бросаюсь вниз, чтобы успеть перегнать их вверх, где нет пожара.
Внизу вижу, что расположенная рядом с лифтами дверь в коридор пассажирских кают, обычно всегда открытая, закрыта. Горит красная лампочка, сообщающая об её аварийном закрытии...
Открываю дверь лифта, и в это время выключается освещение. Мелькает мысль: если я зайду в лифт и стану его перегонять, – не исключено, что его электропитание тоже отключится, я не смогу из него выбраться и погибну.
Разворачиваюсь и бросаюсь вверх по трапу. На обклеенной пластиковой плёнкой стене, вдоль которой идёт трап, проскакивают огненные вспышки ‒ пластик начал гореть.
Поднимаюсь на вторую палубу, где аварийная команда уже в сборе; её возглавляет второй помощник капитана Маричереда. Мне и еще троим морякам он дает команду взять в кладовой дыхательные аппараты со сжатым воздухом (КИП) и вернуться назад. Беру КИП, проверяю его исправность и возвращаюсь к Маричереде. Остальные члены аварийной команды заняты разматыванием вдоль коридоров пожарных шлангов и подключением их к пожарной магистрали.
Получаю команду надеть КИП, спуститься на нижнюю палубу, попытаться открыть захлебнувшуюся дверь и заглянуть через неё в пассажирский коридор. В маске КИПа и баллонами за спиной спускаюсь, держась за горячие перила лестницы. Света нет, дорогу освещаю аккумуляторным фонарем. Вот и конец лестницы. Иду к двери и пытаюсь её открыть, но она, заблокированная автоматической защитой, не поддаётся.
Вдруг раздается сильный свистящий звук, слышатся какие- то всплески и удары. Недавно на учебной тренировке нас знакомили с системой парового пожаротушения. Пронзила мысль ‒ её включили, и я сейчас погибну в клубах пара. Бросаюсь к трапу, моментально оказываюсь наверху и вижу, что откуда-то сверху падает мощный поток воды.
Как выяснилось позже, к борту теплохода со стороны, противоположной берегу, подошёл портовый пожарный катер. Его «отважная» команда не решилась зайти на горящий теплоход и, перебросив сверху пожарные шланги, начала закачивать внутрь него забортную воду. Куда идет эта вода и какая от неё польза, их не интересовало. «Храбрые» портовые огнеборцы продолжали это до конца пожара, уровень воды на аварийной палубе поднялся до пояса – и в таких условиях нам приходилось работать.
Помещения сильно задымлены и, если бы не КИПы, выполнять необходимую работу там было бы невозможно. Вскоре мой КИП разрядился. Беру в кладовой последний заряженный аппарат и продолжаю тушить пожар.
Зачем-то меня послали в машинное отделение. Спускаюсь в машину и вижу, что мотористы производят какие-то странные действия – струей из пожарного рукава поливают правый борт машинного отделения.
Спрашиваю у механика, зачем поливать не охваченный огнём борт, ведь от горящего пассажирского отсека машина отделена мощной стальной палубой, а снаружи борта морская вода. Получаю невесёлый ответ: поливаем не наружный борт теплохода, а переборку топливного бака. Оказывается, борт и эта переборка образуют ёмкость, заполненную топливом, а верх этой ёмкости ‒ палуба горящего отсека.
Для предотвращения взрыва топлива пытаемся понизить его температуру. Да, работаем на бочке с порохом, которая может взорваться!
Вскоре разрядился второй мой КИП, а работать без него тяжело – трудно дышать из-за задымленности. Подбегаю к трапу, спускаюсь на причал. На расстоянии 50-70 м от борта, окруженные толпой, стоят пожарные машины и городские пожарные команды, снуёт множество пожарных, но помогать нам никто из них почему-то не спешит. Вряд ли стесняются – скорее всего, боятся.
Подбегаю к ним, нахожу начальника и прошу дать КИП. Он выслушивает и посылает к вышестоящему начальнику, который долго пытается обосновать невозможность передачи КИПа постороннему лицу. Обложив его многопалубным мужским ответом, возвращаюсь на теплоход, смачиваю водой полотенце, заматываю им лицо и продолжаю выполнять поручаемые работы.
Маричереда дает команду боцману и мне спуститься с брандспойтом на горящую нижнюю палубу – ту, где только что открыли дверь, и производить тушение отсека. Поскольку освещения нет, моя задача – освещать аккумуляторным фонарем дорогу боцману, пожилому опытному моряку, бывшему водолазу, которого все мы с уважением называем дядя Петя. Спускаемся, заходим в отсек и начинаем поливать дымящиеся пластиковые переборки. Дышать в дыму через мокрое полотенце тяжело, глаза слезятся. Доходим до бельевой кладовой и, открыв её дверь, видим клубы огня. Мощная струя
воды позволяет их потушить.
Дальнейший проход по коридору преграждает закрытая металлическая дверь. Она отделяет соседний отсек от проникновения воды, образуя водонепроницаемую переборку на случай затопления.
Возвращаемся наверх к Маричереде и докладываем о выполнении работ. Он разрешает нам отдохнуть, а потом приказывает спуститься в аварийный отсек и открыть двери кают, чтобы проветрить помещения от дыма.
И опять по пояс в воде, налитой «щедрыми спасателями» с пожарного катера, передвигаюсь от каюты к каюте. Открывая двери, вижу плавающие чемоданы, сумки и другие вещи. Через иллюминаторы, у которых, как оказалось, выбиты стек- ла, врывается свежий воздух, облегчая дыхание. Но в горле всё равно сильно першит от гари.
На столе в одной из кают стоит красивая полукруглая бутылка в сетчатой оплётке. Такие бутылки я видел на витринах Гавра ‒ это дорогой марочный коньяк. Хватаю бутылку, чтобы открыть и промочить горло. Но тут приходит мысль ‒ опьянею и свалюсь в воду. Превозмогая себя, размахиваюсь и разбиваю бутылку о переборку ‒ подальше от соблазна.
В следующей каюте на столе лежит кошелёк. Открываю - доллары. Наверное, надо взять и передать хозяевам. Но вдруг меня заподозрят в мародерстве? Оставляю его на столе и иду дальше.
Впереди конец отсека и водонепроницаемая дверь. Её, видимо, открыли дистанционно с мостика, но в её системе управления что-то нарушен, и она под звуки сигнального
ревуна то полностью открывается, то опять закрывается. Переступить через её порог страшно ‒ может разрезать пополам.
Постоял, выждал, пока она полностью откроется, перешагнул в следующий отсек, в котором тоже недавно бушевал пожар, и открыл двери всех кают. Возвращаюсь назад, а навстречу толпа «храбрых» городских пожарных, ринувшихся «спасать» уже потушенное нами судно.
Прохожу каюту с кошельком ‒ на столе его уже нет, только чистый, без копоти, его контур. Значит, кто-то уже его прихватил. В следующей каюте пожарный засовывает в полустёгнутый комбинезон пару женских туфель. – Что ты, гад, делаешь? ‒ говорю ему. А он в ответ: ‒ Пассажиры застрахованы, им деньгами вернут, а у меня будет подарок жене. – Ну-ну,
думаю, – хороший способ приобретать подарки…
В каютах почти нет задымленности, дует хороший сквознячок. Но иллюминаторы с выбитыми стеклами закрыты. Подхожу ближе и вижу, что иллюминаторы задраены на два болта. Один болт с гайкой-рукояткой, а другой ‒ с гайкой под ключ. Не понимаю, в чем дело. Обычно используются только гайки-рукоятки – ведь у пассажиров гаечных ключей нет.
Позже узнаю, что при входе в Черное море погода посвежела и теплоход стало чувствительно для пассажиров покачивать. Чтобы было легче переносить качку, пассажиры стали открывать иллюминаторы – ведь они были закрыты гайками с рукоятками.
Классная служительница пожаловалась на мостик, что в каюты попадает забортная вода. Тогда старпом Назаренко приказал добавочно заблокировать иллюминаторы гайками
«под ключ», чтобы пресечь своеволие пассажиров.
Это решение чуть не стало роковым. Когда начался пожар, многие пассажиры ещё находилось в каютах. Двери отсеков автоматически закрылись, и люди оказались в западне. К счастью, теплоход был уже пришвартован к берегу, причём тем бортом, со стороны которого произошло возгорание, а иллюминаторы находились на уровне причала. Было принято решение разить толстые стекла иллюминаторов и через них вытаскивать пассажиров.
Эвакуация завершилась успешно – пассажиры получили свободу, а «смелые» одесские пожарники ‒ доступ к их вещам, оставшимся в каютах.
Едва добравшись до своей каюты, уставший и обессиленный, свалился на кровать и уснул. Но уже через пару часов был поднят на ноги новым сигналом пожарной тревоги. По трансляции объявили: пожар в помещении верхнего бара и электрикам немедленно прибыть туда. Вскакиваю и, так как пассажирские лифты отключены, несусь вверх через восемь палуб по трапам.
Возгорание в подсобке бара на панели грузового лифта. Бармен поливает её из пенного огнетушителя. Сыплются искры от замыкаемых жидкой пеной проводов. Обесточиваю панель, а подбежавший электромеханик обливает её струёй из углекислотного огнетушителя, препятствующей замыканию проводки.
Как выяснилось позже, вода с пожарного катера сильно залила самую нижнюю палубу, где были продуктовые камеры и не было пожара. Оказались под водой кнопки и кабели управления этого лифта, поэтому нарушилась изоляция и произошло возгорание на панели в баре.
Наконец, ликвидирован последний очаг возгорания.
Правильно говорят – нет худа без добра. Теплоход надо ремонтировать, и принимается решение разместить на борту несколько бригад судоремонтного завода. Пока будут длиться восстановительные работы, теплоход может совершать внутренние рейсы по Черному морю с заходом во все курортные порты, размещая туристов в каютах, не затронутых пожаром. Членам команды было разрешено брать на эти рейсы в свои каюты родственников.
Ремонт занял больше месяца. В один из рейсов мне удалось взять жену и сына, а в другой ‒ отца, и моя семья смогла отдохнуть, насладиться прелестями курортных городов Крыма и Кавказа и вдоволь надышаться свежим морским воздух.
Счастье, что пожар возник не в открытом море, а в порту, судно было пришвартовано аварийным бортом к причалу; иначе могло бы погибнуть много пассажиров.
Добавить комментарий