Попранная правда. О стихах Бориса Слуцкого и не только о них

Опубликовано: 8 августа 2022 г.
Рубрики:

Катастрофические события последнего времени, когда в одночасье были смяты и раздавлены планы и чаяния огромного числа людей из двух ближайших народов, каждый изживает по-своему. Но есть и общее: в этой рефлексии изматывающее страдание подобно лейтмотиву в симфонии.

Предположу, что в тяжелые минуты немало людей обращаются к стихам близких им по духу поэтов. В этом случае ты как бы уже не один на один с миром, твоя рефлексия приобретает новое качество. Внутренний камертон настраивается на поэта как на доброго собеседника. Особенность лишь в том, что он говорит с тобой посредством стихов.

 

В эти дни я ощутил потребность перечитать стихи советских поэтов военной поры и, в первую очередь, - Бориса Слуцкого. И вскоре тяга к собственному высказыванию стала очерчиваться все явственней. Но к написанию этого текста подтолкнуло меня еще одно обстоятельство. Подруга детства, дружеская связь с которой никогда не прерывалась, дала мне возможность ознакомиться с фронтовыми письмами Слуцкого, которые она бережно сохранила в семейном архиве. Адресатом этих писем была ее родственница Слава Владимировна Щирина. Она была секретарем партийной организации Литературного института имени А.М. Горького, преподавала в нем основы марксизма-ленинизма. Ей принадлежит авторство обширной монографии о Марии Андреевой. 

Студенты предвоенного времени, среди которых немало значимых для русской литературы имен, уходя на фронт добровольцами, отзывались о Славе с добрым чувством, а для некоторых она стала кем-то вроде заботливой и умной сестры. Среди них был и Борис Слуцкий. 

В одном из писем к ней он писал:” Дорогая Слава! Твое письмо получил. Очень прошу тебя напиши подробно все о Борисе Лебском. Точно ли известно, что он умер от ран? 

У него в Москве на Цветном бульваре (кажется №25) живет мать. Заходила ли она к тебе. Еще одно соображение. У Бориса нет печатных произведений. А ведь это замечательный поэт, умный и лаконичный, профессионально писавший несколько лет подряд. Если сейчас не собрать его стихов (также, как стихов Павла Майорова, Полякова, Траубе и тех, быть может многих, о которых ты мне пишешь) - они не будут собраны никогда. Нужно поднять на это дело нашу партийную орг-ию и всех ребят. Почему ты мне ничего не пишешь о новых ”именах” института? Неужели 3 набора ничего существенного не дали? Все равно существование ин-та необходимо и в этом случае, у него слишком беспризорное прошлое. Пока необходимы традиции высшего литературного образования. И еще необходимо, чтобы вернувшиеся с войны нашли все готовым для их учебы и работы. То что Сельвинский и Брик работают в ин-те - это очень хорошо. Это значит, что не так уж плохо обстоит дело с талантами. Кого из писателей вы думаете пригласить?

Насчет Белинкова - очень гадко. Очень стыдно для нас всех, что этот случай - не первый и может быть даже не случай. Молодой человек, особенно поэт, учащийся у вас сейчас, обязательно должен чувствовать ложность своего положения (в призывном отношении). Эту ложность моральную можно устранить совершенно четко только переведя 4- ый курс на подготовку военкоров и вообще работников фронтовой печати. Илье Львовичу и Осипу Максимычу от меня передавай привет. Привет также Лиле Юрьевне Брик, если ты ее видишь. Напрасно ты все-таки мне многого не пишешь. Как живет Толя Медников? Что слышно о Кульчицком? Борис.”

Из письма отчетливо видно, как важно было для Слуцкого сохранить наследие своих собратьев поэтов, ушедших на войну. Каждый талантливый голос должен был быть услышан и найти своего читателя. Ведь жизнь любого из товарищей могла оборваться в любой момент.

В стихотворении ”Памяти товарища” поэт говорит о сакральности человеческой жизни, отданной на войне за соотечественников. Вначале он резюмирует свое мнение о “книжице поэта-ленинградца”, на которую написал “подвал” перед войной, словами: “Певец довольно скучно напевал.”

А дальше все переворачивается:

“Я сдал статью и позабыл об

этом,

За новую статью был взяться

рад. 

Но через день бомбили

Ленинград

и автор книжки сделался 

поэтом. 

 

Все то, что он в балладах

обещал,

чему в стихах своих трескучих 

клялся,

он выполнил - боролся и 

сражался,

и смертью храбрых, 

как предвидел, пал.

 

Как хорошо, что был редактор

зол

и мой подвал крестами 

переметил

и что товарищ, 

павший, перед смертью

его, 

скрипя зубами,

не прочел.”

Простыми ясными словами поэт выстраивает свою иерархию ценностей, а стихотворение в целом становится метафорой судьбы истинного поэта с его готовностью к самоотдаче вплоть до гибели. 

 

 Удивительная созвучность темы стихотворения “ Уже не любят слушать про войну” психологии значительной части нынешнего российского обывателя, гонящего от себя мысли крайне болезненные и даже травматичные для души, прослеживается в этом произведении:

“Уже не любят слушать про

войну

прошедшую,

и как я ни взгляну

с эстрады в зал,

томятся в зале:

мол, что-нибудь бы новое 

сказали.

 

Еще боятся слушать про войну

грядущую,

ее голубизну

небесную,

с грибами убивающего цвета.

Она еще не родила поэта.

 

Она не закусила удила.

Ее пришествия еще неясны

сроки.

Она писателей не родила,

а ныне не рождаются пророки.” 

 

А стихотворение “Объявленье войны”, рисующее ядерную катастрофу на нашей планете вследствие безумных амбиций правителей, сегодня смотрится как никогда актуально:

“Вручая войны объявленье,

посол понимал:

ракета в полете, накроют его и

министра

и город и мир уничтожат

надежно и быстро,

но формулы ноты твердил, как

глухой пономарь.

 

Министр, генералом 

уведомленный за полчаса:

ракета в полете, - внимал с

независимым видом,

но знал: он - трава и уже

заблестела коса,

хотя и словечком своих размышлений не выдал.

 

Но не был закончен размен

громыхающих слов,

и небо в окне засияло,

зажглось, заблистало,

и сразу не стало министров, а 

также послов

и всех и всего, даже время идти

перестало. 

 

Разрыв отношений повлек за

собою разрыв

молекул на атомы, атомов на

электроны,

и все обратилось в ничто,

разложив и разрыв

пространство и время, и бунты,

и троны.”

 

Какие образы в этом тексте! Слепо исполняющего злую волю власти поэт уподобляет глухому пономарю, который “ формулы ноты твердил”. Эта слепая рассудочность - залог того, что “город и мир уничтожат надежно и быстро.” Как страшно звучат эти два последних слова! А сравнение человека с травой, над которой занесена “ и уже заблестела коса”, становится образом чрезвычайной хрупкости и уязвимости жизни на планете перед угрозой войны на всеобщее уничтожение. 

Стихотворение “Песня” - плач поэта о покалеченных на войне людях:

“Ползет обрубок по асфальту,

какой-то шар,

какой-то ком.

Поет он чем-то вроде альта,

простуженнейшим голоском. 

 

Что он поет,

к кому взывает

и обращается к кому,

покуда улица зевает?

Она привыкла ко всему.

 

-Сам- инвалид.

Сам- второй группы.

Сам- только год пришел с 

войны. -

Но с ним решили слишком

грубо,

с людьми так делать не

должны.

 

Поет он мысли основные

и чувства главные поет,

о том, что времена иные,

другая эра настает.

 

Поет калека, что эпоха

такая новая пришла,

что никому не будет плохо,

и не оставят в мире зла,

и обижать не будут снохи,  

и больше пенсию дадут,

и все отрубленные ноги

сами собою прирастут.”

Тут описание человека, получившего увечья на страшной войне, с трагической интонацией и глубоким сочувствием к своему персонажу вырывается из конкретики времени в область экзистенциального, а две последние строчки с редкостной силой передают мечту о лучшей доле в лучшем и более справедливом мире.

Полон скорби диссонанс этой мечты с действительностью, а стихотворение обретает религиозное измерение. Ведь изъять из мира зло человеку не по силам. Это прерогатива Бога. 

Поэт, писавший на родном для него русском языке, политработник и интернационалист Борис Слуцкий никогда не терял глубинной связи с трагической судьбой еврейского народа, к которому принадлежал по крови. 

В стихотворении “Пророки и прогнозисты” поэт причисляет себя к прогнозистам:

“Пророк - про Рок, меж

тем как прогнозист-

про испещренный 

формулами лист,

но с вервием на шее те и 

эти

живут (пока живут) на

белом свете.

 

Пророк-на славе.  

Прогнозист- на ставке.

Пророки-лава.

Прогнозисты-танки.

Но оба задевают за

живое

и отвечают только

головою.

 

Пророки -в устарелых

власяницах.

У прогнозистов-рукава

лоснятся,

но сны им одинаковые

снятся,

конец, финал-один и тот 

же мнится.

 

В отчете для инстанций 

директивных

вдруг ямбы просыпаются 

хромые,

и прогнозист времен 

радиоактивных

подписывается так:

Иеремия. 

 

Этот великий пророк еврейского народа, как видно, имел для автора особое значение. Иеремия, как и Слуцкий, яркий поэт своего времени. Достаточно обратиться к короткой книге “Плач Иеремии”, чтобы убедиться в этом. 

Пророк вышел на служение совсем молодым человеком, а его проповедь продолжалась четыре десятилетия вплоть до 586 года до н.э. Именно тогда Иерусалим был уничтожен, Иерусалимский храм - разрушен, а жители города угнаны в вавилонское рабство. Все, о чем предупреждал пророк свой народ, свершилось. Его проповедь закончилась провалом. Но это испытание поражением, опыт поражения крайне важны и ценность их непреходяща. Это в полной мере справедливо и для настоящих поэтов. Совершенно естественно приходят на ум всем известные строки:

“ Но пораженья от победы

 Ты сам не должен отличать.”

В стихотворении ” История над нами пролилась" поэт сравнивает выпавшую на его жизнь эпоху с “ревущим ливнем”:

“Эпоха разражалась надо мной,

как ливень над притихшею

долиной,

то справедливой длительной

войной,

а то несправедливостью

недлинной."

Аллитерация в третьей строфе усиливает динамику стиха:

“Хотел наш возраст или не хотел,

наш век учел, учил, и мчал, и

мучил

громаду наших душ и тел,

да, наших душ, не просто  

косных чучел.”

Теснейшее сплетение индивидуальной истории человека с историей страны и мира и формирует судьбу, “ ее порывы и длинноты”:

“Клеймом судьбы помечены

столбцы

анкет, что мы поспешно

заполняли.

Судьба вцепилась, словно дуб,

корнями

в начала, середины и концы.”

В стихотворении “ Как убивали мою бабку” поэт в ярких, исполненных боли душевной картинах осмысливает трагическую историю Холокоста, показывает несломленную волю к сопротивлению в лице своей бесстрашной бабки:

“Как убивали мою бабку!

Мою бабку убивали так:

Утром к зданию горбанка

Подошел танк.

Сто пятьдесят евреев города,

Легкие 

от годовалого голода,

Бледные 

от предсмертной тоски

Пришли туда, неся узелки.

 

Юные немцы и полицаи

Бодро теснили старух, стариков  

И повели, котелками бряцая,

За город повели, 

далеко.

 

А бабка, маленькая, словно

атом,

Семидесятилетняя бабка моя

Крыла немцев,

Ругала матом,

Кричала немцам о том, где я.

Она кричала:” Мой внук на

фронте.

Вы только посмейте, 

Только троньте!

Слышите, 

наша пальба слышна!”

 

Бабка плакала и кричала.

Шла. Опять начинала сначала 

Кричать.

Из каждого окна

Шумели Ивановны, Андреевны,

Плакали Сидоровны, Петровны:

“Держись, Полина Матвеевна! 

 

Кричи на них! Иди ровно!”

Они шумели: ” Ой, що робыть

З отым нимцем, нашим

ворогом!”

И немцам

бабку

пришлось убить

Досрочно,

пока еще шли городом.

 

Пуля взметнула волоса,

Выпала седенькая коса,

И бабка наземь упала.

Так она и пропала.”

В стихах Бориса Слуцкого о Великой Отечественной войне, войне оборонительной, а потому справедливой, мы находим для себя точку опоры в виде правды, отвоеванной для нас неисчислимыми жертвами и лишениями. А ныне правда об идущей на наших глазах войне с Украиной в нашем Отечестве попрана и тяжкое бремя ответственности лежит на тех, кто ее попирает.

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки