Современный театр я не люблю и даже его побаиваюсь. Он, как правило, шумный, очень агрессивный, пытается как-то эпатажно на тебя воздействовать, чуть ли не вытащить на сцену…
Мне и название цикла картин художника не слишком понравилось. Сразу подумалось: «Только не нужно театра, пусть и домашнего!». Но на самом деле театра нет. Разговор очень личный, от первого лица. Даже и живописная «зрелищность», порой присущая художнику, в этом цикле притушена. Какие-то самые важные эмоции, самые необходимые вещи, самые насущные мысли - экзистенциальная жизненная выжимка, - вот, что перед нами.
И недаром художник пишет, что возникающие «пласты воспоминаний», возможно, не только его. Я вот тоже то и дело натыкаюсь в ящике письменного стола на бесконечные, уже обтрепанные, цветные корешки старых документов моих ушедших близких. Над военным билетом мужа любимой рижской тети, майора, заведовавшего в войну зубоврачебной лабораторией, я даже всплакнула, увидев, что в графе «родной язык» (А он владел русским, немецким, французским, английским, польским) он написал «еврейский».
Какой же был мужественный человек! И сколько тайн, загадок, мужества, слабости, надежд и горечи таят эти груды теперь никому не нужных плотных корешков из ушедшей жизни! Художник несколько раз с кропотливой, но и любовной дотошностью воспроизводит их, потерявших былую «представительность», разбросанных в беспорядке и показанных откуда-то сверху, но словно еще несущих отблеск владевших ими личностей. Эти работы 2022-го года примыкают к серии и, в сущности, очень ей созвучны.
Не умерли и пустые интерьеры, в которых словно еще притаился дух былого. На окошке все еще стоит красиво выгнутый цветок в горшке. Столик накрыт белой ажурной скатертью («Комната», 2022). Возле старого дивана с потертой обшивкой притаились уютные домашние тапочки, а в его углу неожиданно обнаруживаем футбольный мяч («Диван», 2022).
Но в теперешнем цикле ощутимо прибавилось вопросов и каких-то эмоциональных неразрешимостей. Недаром мы видим тоннель, уходящий в черноту, в работе, тоже примыкающей к циклу («Тоннель», 2022). Может, где-то в глубине найдется выход, а может, и нет. И окна из этих пустынных интерьеров со столами, старыми диванами, книжными шкафами и вешалками с одеждой, почему-то или непрозрачны, или тоже уходят в черноту.
Из окон в этих маленьких уютных комнатах уже не выпрыгнешь, как некогда выпрыгнул герой Гоголя. Но вот двери всегда приоткрыты. Хочешь – возвращайся! И вот эти двери затягивают, как навязчивые мысли. Порой их несколько на одном небольшом пространственном пятачке - выбирай любую. Но дальнейшее, как и в жизни, неизвестно. Это только в сказке нам говорят, что будет, если пойдешь налево или направо. Однако ведь и там герой нередко вступает в спор с судьбой, идя туда, где «убиту быть».
Мне кажется, что присущие «гордой юности» художника пушкинские «непреклонность и терпенье», столь отчетливо прочитывающиеся в графическом цикле «Флэшбек» (2021), сейчас уступили место некоему тревожному раздумью, остановке на «пограничной полосе», тому, что в старину называлось «смятением чувств». Он не знает, в какую дверь следует толкнуться. Оттого и игра света и тьмы, в прежней серии помогающая внутреннему выбору, тут его словно бы затрудняет, спутывает ожидания. Светлые комнаты или привлекающие взор, ярко освещенные столы с сервировкой, но без признаков угощенья, - это, возможно, фальшивые приманки и никуда не ведущие воспоминания. Чувства спутались и переплелись. Что ж, и это вполне человеческое и знакомое всем нам состояние!
Вариант статьи опубликован в «Лит. России» от 29 апреля 2022 года.
Добавить комментарий