Когда-то в перестройку я уже публиковала статью о графических портретах московской художницы Любови Жуховичер, причем со сходным названием «Приближаясь к лицу», используя фразу из замечательного цикла Николая Заболоцкого «Последняя любовь».
Недавно, окликнув художницу, убедилась, что она не перешла на инсталляции, не раскрашивает фасады современных домов, не переучилась на программиста, а по-прежнему рисует карандашом, акварелью, гуашью, тушью человеческие лица. Странно, но художница не потеряла к ним интереса, а напротив, портреты, особенно мужские, обрели большую определенность и энергию. И еще я заметила, что их хочется разглядывать.
Может быть, дело в том, что взгляд, уже больше двух лет упирающийся на улицах, в магазинах, в выставочных залах на закрытые масками, неузнаваемые человеческие лица, соскучился по лицу живому, порой необыкновенно красивому, порой сосредоточенному и даже угнетенному, но открытому, со своей мимикой, со своими неповторимыми особенностями!
Впрочем, красивых лиц Жуховичер, кажется, принципиально не изображает и не изображала. Может быть, поэтому ее женские портреты несколько однообразны, а иногда даже чуть карикатурны. Она любит изображать дам «в возрасте», отягощенных неразрешимыми домашними проблемами, с лицами поблекшими и угасшими. Тут, конечно, можно усмотреть нечто «рембрандтовское», но, как мне кажется, без рембрандтовского магического свечения и одухотворенности, без той красоты, которая возникает у художника даже и на портретах старушек. Впрочем, есть тут и удачи, ведь художница явно талантливая.
Но вот мужчины! В теперешней серии лиц они явно преобладают и как-то разнообразнее, живее, динамичнее, изображаются с большим вниманием и эмоциональной заинтересованностью, чем лица женские.
А ведь и правда - современный мужчина какой-то исчезающий вид! Беднягу затравили агрессивные особы, борцы (не знаю, как сказать в женском роде) за женское равноправие. Он теперь и комплимента сказать не смеет, опасаясь, что сочтут за «домогательство».
В одном из номеров еженедельника «Литературная Россия» прочла крепко сбитый, несколько стилизованный «под детектив» рассказ Александра Рязанцева «Щенок». Мне кажется он имеет отношение к нашей теме. Рассказ ведется от лица героя, причем мужественная жесткость интонации заставляет читателя видеть в нем едва ли не «мачо». Какой же подвиг он призван осуществить, совершая ночной перелет на самолете? Постепенно выясняется, что герой… (догадайтесь с первого раза, назвав самую популярную и денежную нынешнюю профессию!). Правильно! Он - курьер и в данный момент перевозит на самолете (разумеется, за вознаграждение в конверте) от заказчика к Хозяину породистого щенка. А завтра он должен проделать обратный путь «за следующим заказом». Каким? Может, снова щенком? Тут простор для воображения, но не слишком ретивого. Щенок как-то обытовляет представления о перевозимом грузе.
Наш герой может даже увлечься увиденной в салоне девушкой. Но за место рядом с ней нужно доплатить стюардессе. Конверт с деньгами при нем, ну? Нет, зачем же, не готов наш мачо расстаться с названной ему суммой, так же как не готов попытаться продолжить знакомство в конце путешествия. Ведь его ждет Хозяин. Да, да, так и пишется везде - с заглавной буквы, хотя это уж точно не наш общий «метафизический» Хозяин. Тут хозяин попроще. Никакой лирики, не малейшей личной свободы. Дело обстоит едва ли не хуже, чем у пушкинского Германна, выбравшего не Лизу и любовь, а сулящий верные деньги секрет «трех карт». У того хоть Хозяина не было! Пушкинский «железный век» оказался для мужчин менее разрушительным, чем наш рубеж «хорошо оплаченных услуг».
Не потому ли Любовь Жуховичер внимательнейшим образом вглядывается в лица этих «исчезающих» современных мужчин? Какие они?
Конечно, она ностальгирует по ушедшему времени, когда еще живы были «настоящие интеллигенты». В виртуозном рисунке «Семейный альбом» (2020, тушь, фломастер) из клубящихся волн туши на наших глазах возникает срезанный сверху и как-то эскизно очерченный фломастером полупрофиль искоса, с сомнением поглядывающего на нас человека, - живого, утонченного и, должно быть, остроумного, если не просто умного. Тут не мы его разглядываем, а он нас. Художница, как мне кажется, использует традиции необычайно экспрессивного портретного рисунка прошлого столетия. Вспоминаются и чудаковатые, «идиотические» мужские головы на рисунках Арнольда Шенберга, и головы Роберта Фалька, всегда какие-то взъерошенные, с бурной мимикой. Вспомним хотя бы портрет Михоэлса, исполненный итальянским карандашом и цветной пастелью (1922). Только наша художница еще более минималистична, нередко оставляя на листе лишь перекличку темной туши и белого листа, используя выразительность линии фломастера и тушевого развода, как в этом портрете.
Погодите, но это ведь какие-то воспоминания? А где же наши современники? Есть и они. Художница вглядывается в лица своих собратьев «по ремеслу» - живописцев и искусствоведов. Многих я знаю, но что удивительно, на портретах они все какие-то другие, иногда почти не узнаваемые, несмотря на сходство черт. Решительный и деловой, как мне всегда казалось, живописец Михаил Яхилевич на портрете тушью погружен в мечты (2016., б.,тушь), давно умерший, задиристый и язвительный Илья Табенкин у художницы округл и благодушен (1990,б.,масло), романтичный искусствовед Вильям Мейланд на портрете настоящий мудрец, гуру (2000, б. гуашь). Но это как раз и интересно - какие-то новые черты в известных тебе людях! Очень красочен и динамичен профильный портрет художника Евгения Стасенко (2012,б.,гуашь). Вот тут Жуховичер в полной мере работает с цветом. Творческая энергия словно излучается персонажем, изображенным на бурном желто-коричневом фоне, с рефлексами желто-красной гуаши на лице.
Самый «проблемный» возраст у художницы - юношеский. И в нашей жизни - именно юноши поставлены перед сложнейшим выбором профессии, именно они вдруг «немотивированно» берутся за ружье или идут в те же курьеры, отказываясь от «романтических» мечтаний в пользу практической жизни. В двух своих юношеских портретах художница с необыкновенной силой отобразила внутреннюю тревогу и трагизм возникающего выбора. И стоящий, и сидящий юноши чем-то озабочены, первый опустил глаза, лоб прорезала складка («Портрет молодого человека (Сергея Попова)», гуашь), второй сидит, опустив голову, в позе отчаяния («Портрет Алексея», гуашь),- обе работы начала 2000-х.
Но, оказывается, и современное детство не такое уж беззаботно-лучезарное, не избавляет от сложностей и конфликтов. Мальчишеские портреты художницы, редкостно поэтичны, но при этом герои живут напряженной душевной жизнью, погружены в размышления. (Мальчик, 2021,б, акв., тушь), (Мальчик,2019,б.,акв.,гуашь). Мне в этой связи припоминается акварель «Рыжий мальчик» (1928, б.,акв.) Меера Аксельрода - замечательного советского живописца, деда нынешнего русско-израильского художника Михаила Яхилевича,- с ее упрямо набычившимся мальчишкой.
Разумеется, все в мире постоянно меняется, но как говорится, нет ничего нового…
Добавить комментарий