В суете двадцать первого века,
Ковыряясь в окурках, в лузге,
Пробирается голубь-калека,
На одной ковыляя ноге.
От здоровых подальше собратий
Ближе к урне он всё норовит.
Там подрались собаки некстати,
Зло рыча от взаимных обид.
Кое-как он клюёт, припадая.
Ходят люди, плывут облака.
Осень, первые листья кидая,
Шелестит на помине легка.
Что потом – догадаться нетрудно,
И кому-то расскажет зима
О холодной аллее безлюдной,
Где на ветках снегов бахрома.
* * *
Я парком шёл. Весна дробила лужи,
Ныряя в отражённый небосвод,
Всё было смутно, медленно и вчуже,
Но чудилось – изменится вот-вот.
И вправду резко всё переменилось:
Милиция, скамейка и мертвец –
Он на земле лежал.
Дознанье длилось,
Видать, давно. Замеры делал спец.
Стояли два уазика, набычась,
Виднелись документы на скамье…
О, как же просто человека вычесть
Из общего числа…Причислить к тьме.
Бродяга. Бомж. Невелика утрата.
Сейчас уедут. Всё как бы молчком.
Как сумрачно, прощально, угловато
Край неба в лужу падает ничком.
