У бабушки Юн было трое детей, которыми она очень гордилась. Все родились здесь, в Америке, куда бабущка Юн и ее муж Бао перебрались из Поднебесной на третьей волне, в далекие 80-е прошлого века. Всех поставил на ноги крошечный ресторанчик “Юн Бао”, где каждый уголок бы свидетелем неустанного, порой каторжного труда владельцев, начавших свою жизнь в незнакомой стране с нуля.
Двое мальчишек-первенцев чуть ли не с пеленок помогали родителям. Вначале по мелочам, а позже, со школьных лет – на кухне и, повзрослев, – официантами. Дочка, кроха Эми, с детства была не от мира сего: в три года наловчилась бойко читать, а потом ее и не оторвать было от книг.
В американской “публичной” школе с ее незатейливой учебной программой она шагала через класс, и в пятнадцать лет оказалась полной стипендианткой Гарвардского университета. Досрочно, за три года управившись с Гарвардом, поступила там же в медшколу и в двадцать пять, закончив резидентуру, стала ни много ни мало – доктором медицины с частной практикой и ставкой доцента в своей алма-матер.
Мальчики тоже не лыком шиты, хотя до сестры им было далеко: брали усидчивостью и трудолюбием, как наставляли родители. Днем – в местных университетах, вечерами, засучив рукава – в семейном ресторане, ночами – за учебниками. Старший, говорливый и с обостренным чувством справедливости, продолжил обучение в юридической школе. Младший, весельчак и искатель приключений, подался в армию.
К 2020-му все, кроме Эми, обзавелись семьями. Она бы и не против, но не позволяла чрезмерная занятость. С утра − прием больных, операции, после обеда − лекции в университете. По вечерам, со студенческих еще лет, добровольно навещала приют для бездомных неподалеку от родительской кафешки, теперь как доктор.
У старшего сына к тому времени родились двое сыновей. Старики перебрались жить в его просторный загородный дом − присматривать за внуками. Ресторанчик тоже не забывали, хотя подумывали о продаже: преступность в районе крепчала не по дням, а по часам.
Уже были ограбления, и не одно: здоровенные черные парни в спадающих штанах, угрожая пистолетами, выгребали дневную выручку и, матерясь, скрывались. Полиция беспомощно разводила руками. А тут еще начались ежедневные протесты-погромы, не знаешь куда и бежать, − повсюду орущие толпы опрокидывают машины, бьют витрины магазинов, молотят друг друга...
***
Дешон появился на свет в большой и многоголосой семье дорожного рабочего и безработной домохозяйки. Кроме него, у задерганных родителей было еще четверо ненасытных ртов, на обеспечение которых уходила вся отцовская зарплата, − трое старших братьев и нетрудоустроенная тетя по матери. Дети родились один за другим, с разницей в год, и в итоге трехкомнатная квартира постоянно находилась в стадии трансформации − из яслей в детский сад, потом в что-то вроде начальной школы, а позже, незаметно − в приют для малолетних преступников.
К моменту последней метаморфозы отец ушел из семьи, а мать и ее сестра, не имея специальности, сидели дома. Выручала только социальная поддержка и продуктовые карточки. Об адекватном школьном образовании Дешону и его братьям мечтать не приходилось, поскольку большинство одноклассников напоминало их самих − средой обитания и домашними неурядицами, поведением и отсутствием какого-либо интереса к учебе. Да и преподавательский контингент местной школы оставлял желать лучщего: хорошие педагоги бежали оттуда, как от огня.
Из-за женского одиночества, повседневного бедлама и нужды, мать пристрастилась сначала к конопле, а потом и к зелью покрепче. Разбитную тетю упрятали в тюрьму за жестокое избиение кассирши в прачечной. Дети не отставали. К тридцати годам у всех были судимости − за мошеничество, грабеж, сбыт наркотиков и иные, пустяковые на их взгляд, шалости.
Дешон, самый рослый и могучий из братьев, − косая сажень в плечах, мыщцы выпирают отовсюду, из всех щелей, даже на голове − всегда был заводилой их разбойничьих вылазок, особенно по части мордобоя. В подростковом возрасте он баловался кикбоксингом, поэтому навыки имелись.
Так получилось, что к 2020 году из всех братьев только Дешон был на свободе, разместившись − без особых удобств, но за здорово живешь − в окрестном приюте для бездомных. В свои тридцать пять Дешон являл собой диковинное воплощение звериной силы и, как ни странно, своеобразной респектабельности. Даром что нигде не работал и жил в богадельне.
Мать, заразившись ковидом, скоротечно угасла и в муках отошла. Сестра тяжело переболела в тюрьме. Пока не слегла мать, Дешон, подобно его семье и большинству знакомых, твердо верил, что эта напасть − “белая штуковина” и ему, стало быть, ничего не грозит.
Ежедневные увещевания по телевизору − всех, мол, косит без разбору, и черных и белых, пожалуйста, берегите себя и других, носите маски − не достигали цели. После смерти матери закрались в душу сначала гнев, а потом и животная ненависть ко всем азиатам − виновным, по его собственному недалекому разумению и науськиванию власть предержащих, в появлении болезни.
Тем солнечным ноябрьским днем, Дешон, плотно перекусив халявным ланчем и набросив бывший в употреблении стильный пиджак бежевых тонов − сэконд-хэнд последней доставки Армии Спасения, − вышел на целевой променад. Задумка его была проста и легко исполнима: отомстить за мать, сестру и друзей, намылив холку первому попавшемуся на глаза китайцу.
На ловца и зверь бежит: навстречу Дешону неторопливой походкой шел худощавый мужичонка, судя по всему, явный азиат, разве что гляделок не видно за темными авиаторами. Дешон напрягся, готовясь, не замедляя шага, хряснуть дядьке в челюсть и добить упавшего пинками в живот. О последствиях не думалось.
Но что-то неожиданно остановило его. Подходя к китайцу, он узнал вдруг мнимо-раскованную, кошачью поступь невзрачного с виду мужичка: сифу Джеймс. Тот самый, из отроческого увлечения кикбоксингом. В чьей секции, для перехода на следующий уровень, из троих гуртом атаковавших сифу учеников, лишь одному необходимо было устоять на ногах к окончанию минутного спарринга. При таком раскладе, зачет получали все трое. Как правило, это удавалось только Дешону − и в те далекие годы уже шестифутовому верзиле − да и то не сразу, обычно после нескольких безуспешных попыток.
Миновав Джеймса и повернув за угол, Дешон трубно сплюнул − от бессилия и злобы. Шарахнулись в стороны испуганные прохожие. В отдалении, у многоквартирного жилого дома, показалась новая цель − невысокая фигурка пожилой китаянки...
***
Бабушка Юн, оставив мужа хозяйничать в ресторане, направилась домой − присматривать за внуками. Машину она не водила, да и незачем ей: остановка метров в пятнадцати минутах ходьбы, а там, на конечной станции, сын встретит или невестка. Подвезут, не в тягость.
Она издали приметила Дешона, хорошо запомнив этого дюжего парня по первому еще ограблению их ресторанчика, три года назад, до установки камер наблюдения. Никого тогда не поймали, и все сошло ворам с рук.
Заволновавшись, бабушка Юн подумала было перебежать через дорогу, но замялась нерешительно у нескончаемого потока автомобилей. И возврашаться, наверное, поздно − громила в двух шагах, не спускает с нее глаз. Опустив голову, бабушка Юн засеменила торопливо навстречу судьбе.
Приблизившись к старушке, Дешон не останавливаясь, сходу, ударил ее правой ногой в лицо. Рифленая подошва громадного ботинка − щедроты Армии Спасения − сломала бабушке Юн нос и опрокинула ее на спину, плашмя.
Она бы еще выжила, оправилась со временем после этого чудовишного удара, но Дешон размашисто, по-слоновьи, продолжал топтать ей голову до тех пор, пока под ногой что-то не просело, надломившись страшным хрустом.
Достав из-за пояса широкий цветной платок, Дешон смахнул пот с запотевшей башки и, как ни в чем не бывало, последовал дальше.
За всей сценой из вестибюля многоэтажки с интересом наблюдали трое охранников. Сразу же, после первого удара, один из них закрыл стеклянную дверь на улицу. С Дешоном и его братьями они были хорошо знакомы − вместе росли здесь же, по соседству.
Через неделю Дешона арестовали за непреднамеренное убийство: его делом занялся именитый адвокат, авторитет по защите гражданских прав населения.
***
Похоронив жену и погоревав, Бао за бесценок уступил ресторан случайному покупателю: мало кто хотел открывать новый бизнес в этом районе.
Эми, едва опомнившись после гибели матери, вышла на работу. Так ей было легче ожить, восстановиться от горя. По характеру и дотошному складу ума во всем искавшая смысл, она зачем-то пыталась убедить себя, что происшедшее − стихийное бедствие, а не поступок мыслящего человека. Как смерч. Или оползень. Или ковид. И что гневиться на природу бессмысленно. Стоит лишь научиться предотвращать опасность, не допуская беды.
Вернувшись на работу, она педантично следовала прежнему − до несчастья − расписанию, предельно нагружая себя. Эта маленькая хитрость, самообман − вкалывай, увязая в ежедневных заботах, будто ничего не случилось − помогала вырвать из сердца кошмар, воспрянуть духом.
Настал черед и для приюта – того самого, где совсем недавно кочевал Дешон. Проходя к своему маленькому кабинетику, Эми ощущала на себе сочувствующие взгляды людей. В узком коридорчике перед дверью сидели несколько человек, ожидая приема.
Все тихо и вежливо поздоровались, опуская глаза: How are you, Doctor Wei. Зайдя в кабинет, Эми сняла дождевик и набросила врачебный халат. Достала из стеклянного шкафа тонометр и стетоскоп, накрыла чистой калькой высокую кушетку для пациентов, причесалась, поправила маску.
В дверь постучали. Вошла с огромным букетом белоснежных лилий директор приюта, Киара.
− Эми, солнышко, это тебе, от наших..., − Киара замешкалась растерянно, выбирая нужное слово: ведь Дешон тоже здесь жил, − подопечных. Они знают, что случилось с твоей мамой. − И помнят ее бесплатные обеды, − добавила она.
− Спасибо, дорогая, − Эми отвернулась, едва сдерживая слезы. К горлу подступил ком. − Пусть заходят, кто там из них первый. Я готова к приему.
2021
Добавить комментарий