Джек — типичный американец: его степенная манера в общении с незнакомыми людьми, чуточку сентиментальный и излишне доверчивый вид говорили о том, что родился и вырос он в процветающей многонациональной Америке. Лишний часок поспать и вкусно поесть стало его ежедневной и желанной привычкой. Но, несмотря на излишек в весе, к своим служебным обязанностям по охране вверенной ему территории относится он вполне ответственно. Пугающий, грозный и почему-то всегда задумчивый вид, с оттенком постоянной грусти в глазах, делал стражника смешным и одновременно жалким. Так, во всяком случае, Энн заочно охарактеризовала своего любимца, пока мы ехали из аэропорта Detroit в сторону South Lyon.
—Какой же породы твой баловень? — спросил я так, на всякий случай, чтобы иметь представление, с кем мне скоро предстоит встретиться и уж тем более жить по соседству.
— Ротвейлер (Rottweiler), — весело ответила молодая красивая женщина, лихо управляя белоснежным БМВ.
«Да-а-а, собака серьёзная», — подумал я и, придавая вес своим размышлениям, вслух добавил:
— Порода бойцовская, здесь нельзя исключать некоторую опасность для собственной жизни.
После небольшой паузы, когда миновали очередную развязку и свернули с фривэя на второстепенную трассу, хозяйка, словно разделяя мои опасения и в то же время защищая своего любимца, произнесла:
— Для боязни оснований никаких нет, он пёс достаточно интеллигентный, и к тому же воспитанный, к иностранцам вполне толерантен. Более того, ротвейлеры - никакая не «бойцовская» порода, они больше служебники. Да и вообще, нет такого понятия - бойцовская. Есть породы охотничьи, декоративные, служебные и т. д. Просто некоторые нездоровые (по моему мнению) люди отбирают особо агрессивных особей среди определённых пород для собачьих боёв. Но это так… для информации.
Я промолчал, любуясь из окна автомобиля сменяющейся окружающей панорамой. Наконец, машина остановилась возле дома, у ворот которого стоял куст, сплошь усыпанный ещё не созревшими ранетками.
— Вот мы и приехали! — весело произнесла Энн и, выйдя из автомобиля, гостеприимно распахнула калитку, пропуская меня во двор.
Ещё не успела закрыться дверца, как навстречу, неторопливо переваливаясь с боку на бок, вышел тот самый охранник дома, о котором так красочно рассказывала женщина.
На всякий случай, я встал за спиной хозяйки.
— Здравствуй, Джеки, встречай гостя из России!
Пёс на радостный всплеск хозяйки «встречай гостя» отреагировал спокойно, давая вошедшим понять, что я, мол, на службе и расслабляться не в моих правилах, даже если гость прибыл из далёкой страны.
Он поднял тяжёлую голову вверх, строго посмотрел на хозяйку, как бы делая ей замечания: «Вижу, что гость, зачем же кричать, на то у меня есть глаза и уши, чтобы всё видеть и слышать! Помню, ещё вчера был разговор о его приезде!».
— Странно, почему Джеки, а не Джек? Возможно, это одна из форм ласкательного к нему обращения? Хотя Джеки на самом деле вроде бы созвучнее! — мысленно размышлял я и в качестве аванса осторожно, в надежде на будущую с ним дружбу, провёл ладонью по его спине.
Однако такое незапланированное поглаживание со стороны незнакомца, похоже, ему не понравилось. Пёс глянул на меня с недоумением: «Ишь ты! Не успел вступить в мои владения и сразу со мной по-панибратски. Такое обращение разрешается только друзьям и хозяйке дома, которую я безумно обожаю».
Пока Джек, как мне показалось, рассуждал о сложившейся ситуации, я обратил внимание на глаза собаки. Цвет их постоянно менялся. На сей раз они будто налились гранатовым соком. Он предупреждающе утробно тявкнул, встал посреди тротуара и преградил мне дорогу в дом. Я тоже остановился, внимательно рассматривая блюстителя порядка.
Чёрная на загривке шерсть, постепенно переходящая по бокам в рыжий окрас от падающих солнечных лучей отсвечивала сверкающими блёстками, подчёркивая его излишнюю упитанность. Джек медленно подошёл ко мне и начал обнюхивать.
Да, зверь серьёзный, килограммов под шестьдесят не меньше. На всякий случай я невольно встал в позу защиты.
«Да не бойся ты меня!» — говорили его грустные глаза. — Должен же я, в конце концов, хотя бы тебя обнюхать, а уж там посмотрим, что ты за фрукт!..».
Пока стражник был занят столь щепетильной процедурой, Максим, сын Энн, вышел из дома и незаметно сунул мне в руку кусок колбасы.
— Дай ему, — прошептал он, — так быстрее найдёшь с ним общий язык — это лакомство Джек страсть как обожает!
Не знаю, какой уж у нас с ним должен быть общий язык, но колбасу из рук Максима на всякий случай я взял. Учуяв запах вкуснятины, охранник с благодарностью глянул на меня, завилял коротким хвостом и, довольный, снова гавкнул.
«С этого надо было бы и начинать, — говорили его глаза, — а то стоишь как истукан. Теперь считай, что наше знакомство состоялось! Хотя колбасу не обязательно было брать у моего друга Максима, мог бы из России кусочек привезти, а то шепчутся между собой, будто я не вижу! Не забывайте, я всё же охранник! Ладно, угощай, не откажусь и от американской!»
Стоило мне подбросить колбасу немного вверх, как пасть зверя мгновенно распахнулась, и когда створки челюстей с всхлипом снова сомкнулись, пёс повернулся ко мне задом, ещё раз вильнул коротеньким хвостом и пошёл в дом, давая понять, чтобы я следовал за ним.
Наблюдая за процедурой знакомства и увидев, как гость послушно шагает за стражником, Энн заливисто рассмеялась.
Отношения между двумя сторонами постепенно стали налаживаться, если не считать единственную проблему: один не знал русского языка, а другой — английского. Но эта задача была вполне решаемая; если в моих руках оказывалось что-нибудь вкусное, тогда обоюдные встречи проходили на уровне взаимопонимания. Любое начинание — это цель, а значит, нужно находить правильные пути к её достижению. После зарядки и завтрака день начинался с изучения азов русского языка:
— Джек ко мне… нельзя… лечь… встать… дай лапу!
При этом каждый из положительных результатов поощрялся его любимым лакомством.
Пёс в учении оказался на удивление смышленым, даже талантливым, и это укрепило нашу дружбу настолько, что когда луна полоскала ночное небо, в это время возле моей двери Джек, издавая храп, выполнял обязанности охранника.
Коли уж речь зашла о лакомствах, у Джека была врождённая слабость к различным сладостям, а это был ключ к нашим взаимоотношениям. Особенно он любил куки (печенье) и сухое мясо. Увидев в моих руках подобные деликатесы, охранник был готов выполнять любые цирковые трюки, лишь бы заполучить желаемое. Чего уж тут скрывать, иногда мне доставляло особое удовольствие над ним «поиздеваться». Приказываю: «Джек лечь!». Огромный зверь покорно ложится, вытягивает вперёд передние лапы, и теперь уже его большие, словно облитые чёрными чернилами агатовые глаза, казалось, начинают вертеться по орбите, внимательно наблюдая за моими дальнейшими действиями.
Я беру куки и первую дольку кладу ему прямо на лапы, далее в виде извилистой верёвочки медленно раскладываю печенье на полу в потаённые места, откуда, как мне кажется, ему трудно будет его достать. Глядя на вкуснятину, лежащую прямо перед носом на его лапах, Джек исходил слюной, но без разрешения к еде не притрагивался. Закончив работу по раскладке съестного, я неторопливо подходил к собаке. Подняв голову вверх, Джек смотрел на меня, и его глаза как бы умоляли: «Ты долго ещё будешь меня мурыжить?!».
— Приступай, только не торопись!- приказываю я собаке, — но куда уж там!..
Первая долька, что лежала на лапах, в мгновение ока оказывалась в пасти. Затем, шагая по «верёвочке» и подбирая одно печенье за другим, пёс с лёгкостью отправлял пищу в свой ненасытный желудок, пока не добирался до закутка. «Это ещё что за сюрприз?» — несколько секунд думает он, тщательно обнюхивая и, видимо, соображает, с какой стороны лучше подойти к коробке, откуда доносился столь заманчивый запах. Затем правой передней лапой решительно отодвигает её от стены и, рыча, клыками разрывает довольно прочный картон в клочья. Печенье из коробки высыпалось на пол и тут же оказывалось в утробе животного.
Со временем, видимо, почувствовав мою слабость, пёс моей дружбой стал злоупотреблять. Когда приближалось время обеда или завтрака, Джек уже был тут как тут! Садился возле меня на задние лапы, широко открывал свои грустные очи, и, положив одну из лап ко мне на колени, как бы говорил: «Прежде всего думай о своём друге и только потом о себе! Вкусное, что на столе, переадресовывай мне!
— Набаловал ты его, — говорила Энн, показывая на попрошайку, — до твоего приезда он таким не был.
Мне же, глядя на него, так и хотелось поставить на стол ещё один прибор для главного члена семьи и всеобщего любимца.
Чувствуя к своей персоне семейную привязанность, Джек умело пользовался этой любовью, каждый раз унося со стола самые вкусные ломтики.
Наблюдая за этим умным животным, я всегда поражался его преданной любви к человеку.
Максим приезжал в дом матери обычно в выходные дни. Для Джека это были самые счастливые минуты в его жизни, как, впрочем, и для юноши. Не раз наблюдал я волнующую сцену встречи собаки с сыном хозяйки и, не отрывая взгляда, восхищался их взаимной симпатией друг к другу.
Каким-то шестым чувством, непонятным для человека, Джек улавливал малейшие невидимые колебания, приближающейся машины Максима. Ожидая, он начинал нервно вертеть хвостом, носиться с одного этажа на другой, то и дело подбегал к огромному витринному стеклу, откуда просматривался почти весь двор и, радуясь предстоящей встрече с другом, поскуливал.
И это долгожданное для обоих время наступало. Как только дверь широко открывалась, Джек вставал во весь рост на задние лапы и с громовым лаем бросался в объятия улыбающемуся Максиму. Ещё мгновение —и оба, зверь и человек, крепко слившись в объятиях, уже кувыркались на полу. Один от долгожданной встречи громко хохотал, а другой, изрыгая радостное рычание, демонстрировал приятелю сверкающие изумительной белизны острые кинжальные клыки.
В эти минуты постороннему человеку к другу Джека подходить опасно и, уж не дай бог, в шутку показать недружелюбие по отношению его любимца…
Когда же Максима долго не было, Джек тосковал.
Иногда я говорил:
— Джек, к нам Максим едет, встречай!
Собака срывалась с места и бежала к окну, садилась на задние лапы и от нетерпения встречи с ним начинала подвывать. От волнения по мощному мускулистому его телу пробегала волна дрожи. Признаться, мне становилось стыдно за подобную ложь, и в таких случаях, обращаясь к Джеку, я говорил:
— Прости, хотелось ещё раз проверить твою преданность. Максим сегодня не приедет, сам понимаешь, работа.
Джек вставал и, опустив голову, тихо ложился у двери, не теряя надежды на возможную встречу с другом.
Время пролетело незаметно, наступила рыжая лохматая осень.
Через сито бисерных дождей небо просеивало редкие лучи солнца. На дорогах вспучивались лужи и лужицы. Впереди снова дальняя дорога. Джек проводил меня до калитки, где два месяца назад произошла первая с ним встреча. На прощание я присел на корточки и, вспомнив стихотворение русского поэта, произнёс: «Дай, Джек, на счастье лапу мне…», заменив в строке единственное слово. Он положил свою лапу мне на плечо и, прощаясь, лизнул в лицо.
Добавить комментарий