Современный человек, читая Евангелия, часто спотыкается о притчи, которыми широко пользовался основатель христианства — Иисус Христос. Чаще всего, это происходит от того, что притчи Христа воспринимаются буквально.
К примеру, евангельский совет вырвать свой глаз или лишиться ноги, если они соблазняют тебя, многих отталкивают и кажутся дикими. Слушатели Христа были людьми начитанными и достаточно просвещенными в Священном Писании, поэтому никогда иносказания не воспринимали буквально.
Но проблемы, поставленные в притчах, заставляли их мыслить и находить нужный ответ. Конечно же, в данной притче речь идет не о теле человека, а о тех, кто окружает его и может вовлечь в соблазн. От них-то и необходимо избавляться, каким бы болезненным ни было это расставание. Святитель Иоанн Златоуст считал, что Иисус использовал притчи, «чтобы сделать слова Свои более выразительными, облечь истину в живой образ, глубже запечатлеть её в памяти и как бы представить глазам.»
Священник Александр Мень отмечает: «Притчи невольно захватывают слушателя и читателя, заставляют их включаться в переживания действующих лиц. Лаконичная и яркая образность притч, их поэтическая структура и изобразительные средства (гиперболы, метафоры, контрасты, неожиданные концовки) помогали их быстрому запоминанию наизусть.» Притчи — древний жанр, присутствующий и в Ветхом Завете.
«Книга притчей Соломоновых» заучивалась книжниками наизусть, ее читали и часто цитировали. Новозаветные притчи - иногда краткие речения: «Вы — соль земли!», иногда же - развернутые рассказы, в которых мы различаем все составляющие литературного произведения — композицию, сюжет, фабулу. Все попытки буквально понять притчи терпят неудачу. Может ли в реальной жизни пастух оставить стадо и отправиться на поиски одной потерявшейся овцы? Слушатели Христа даже не пытались перенести реалии этой притчи в каждодневную жизнь. Они внимательно следили за развитием повествования и радовались вместе с пастухом, нашедшим потерявшуюся овцу.
Многим кажутся чрезмерно жестокими слова Христа: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты следуй за Мной!» И здесь мы имеем дело с притчей. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) в одной из своих проповедей коснулся этой темы: «Казалось бы, что может быть естественнее желания похоронить отца своего? Но Господь Иисус Христос ответил, как никто никогда не мог бы ответить, сказав: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов». Что же это такое? Это значит, что все мертвые дела, заботы о мертвых, которые кончили путь свой и предстали пред очами Божиими, не должны обременять сердца наши. Заботы о мертвом, о всех мертвых делах, должны быть чужды сердцу нашему. К жизни, к вечной жизни, светлой и радостной жизни должны мы стремиться. Смерть и всё, что сопряжено с нею, должно быть чуждо нам, ибо пред нами надежда жизни вечной, вечной славы.» Так он раскрывает иносказание данной притчи.
Распространено мнение, что Священное Писание, в том числе и Новый Завет, лишены такого необходимого человеческого элемента творчества, как юмор. Современный ученый Антонио Людовичи даже нашёл нечто “зловещее” в природе юмора. «Во всём Новом Завете, – считает он, – нет ни единой шутки... смех в Библии почти всегда выражает презрение, но не веселье (за единичными исключениями в Книге Псалмов и Иова).»
Это ошибочное мнение. Достаточно внимательно прочесть притчи Христа. Они полны добродушного юмора. Как наверное смеялись слушатели Христа, когда Он рассказывал им притчу о богаче, собравшем небывалый урожай и мечтавшем сломать старые сараи, чтобы на долгие годы сохранить зерно, не подозревая о том, что смерть уже в эту ночь готова забрать его душу. Юмор как неотъемлемая черта человеческого мировоззрения ощутимо присутствует в текстах Священного Писания.
Чтобы понять, насколько не правы те комментаторы, которые утверждают, что чувство юмора было совершенно чуждо Христу как нечто греховное, прямо противоположное понятию священного, важно перечитать притчи Христа. Он создал новый жанр, существенно отличающийся от ветхозаветных притч. Не будем забывать, что его слушателями были преимущественно простые люди – земледельцы, рыбаки, строители, землекопы. Поэтому Он говорил на их языке, стремясь донести до их сознания важнейшие истины. В синоптических Евангелиях насчитывается 30 притч. Большая часть – 18, запечатлена только евангелистом Лукой. От ветхозаветных притч их отличает наличие сюжета. По сути, это небольшие, но законченные, легко запоминающиеся рассказы.
Многие притчи приближены к развернутым метафорам и наверняка сопровождались улыбками или тихим смехом слушателей: «..Никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды: а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата от новой. И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие: а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут.» (Лк.5, 36-37)
Стоит вспомнить комическую фигуру русских сказок – Ивана-дурака, который умудряется делать все вопреки здравому смыслу. Слушатели Господа наверняка усмехались, представляя себе «мудреца», вырезающего из нового плаща заплатки, чтобы починить старый и прохудившийся. Как не рассмеяться, представляя себе незадачливого виноградаря, который в поте лица вырастил урожай, собрал его под палящим солнцем, долго месил его в давильне, но вливает молодое вино, которому еще предстоит перебродить, в старые мехи?
Юмористическая нотка проскальзывает даже в центральной, трогающей до слез притче о блудном сыне (Лк.15,11-32). Пир в разгаре, когда старший сын возвращается с поля. Услышав пение и ликование, он призывает одного из слуг, чтобы узнать о причине веселья.
Узнав причину и осерчав, он не хочет даже войти в дом и присоединиться к пирующим. Когда же к нему выходит отец и приглашает его, он с горечью упрекает его: «...Вот я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими. А когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка.» (Лк. 15, 29-30) Эти слова старшего брата наверняка вызывали усмешку у слушателей – как он мог забыть, что возвратившийся - не только сын его отца, но и его родной, единокровный брат? Об этом напоминает отец: «...Сын мой! Ты всегда со мною, и все мое твое, а о том надо было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.» (Лк. 15,31-32)
Впрочем, тема юмора в Священном Писании требует особого исследования. Важно, чтобы современный читатель понимал и вчитывался в древние тексты Писания — они не утратили своей актуальности и сегодня. Обращаясь к поэтике Священного Писания, важно помнить существенное отличие ее от поэтики поздних художественных произведений: «Библия никогда не преследует чисто эстетических целей.
Изобразительные приемы играют в ней служебную роль. Основная мысль священных авторов направлена на деяния Божьи в жизни людей. Отсюда отсутствие литературного портрета, условность пейзажа. «В отличие от поэтики греческой литературы Библия не создает законченных, сформированных характеров. Люди даны в динамике их бытия перед лицом Божиим. Пластика библейских описаний далека от завершенной статики: она вся в движении, в порыве. Мир всегда находится на грани чудесного. Невыразимость соотношения Бог – творение подчеркивается парадоксами концептуальной символики.» И это вполне оправдано, поскольку: «Все художественные приемы поэтики библейских книг служат намерению показать, что только в Боге и через Бога человек обретает свою высшую ценность.»
Напоследок напомню глубокие и парадоксальные строки Бориса Пастернака:
Есть в опыте больших поэтов
Черты естественности той,
Что невозможно, их изведав,
Не кончить полной немотой.
В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущим в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.
Но мы пощажены не будем,
Когда ее не утаим.
Она всего нужнее людям,
Но сложное понятней им.
Добавить комментарий