Пятьдесят семь лет назад, осенью 1962 г., я и мои друзья прочитали в «Юности» повесть Бориса Балтера «До свидания, мальчики». Она сразу стала среди нас, одесситов, «своей» – настолько была созвучна нашим воспоминаниям о юности, жизненным приоритетам, стилю общения, духу приморского города, в котором мы выросли.
Мы тогда не знали, что Балтер был дружен с Булатом Окуджавой, но название этой пронзительной, искренней книги о трёх юношах ассоциировалось у нас с замечательной песней Окуджавы – одной из лучших песен о войне. Не помню, знали ли мы тогда о подробностях по-настоящему, без пафоса, героической военной биографии Балтера, о его нелёгкой послевоенной судьбе и о том, что его наставником в Литературном институте был любимый и бесконечно уважаемый нами К.Г. Паустовский.
Повесть Балтера мы прочитали, что называется, запоем, потом с удовольствием перечитывали. Она не переставала завораживать нас своим сочным, образным языком, бесхитростными поступками ребят, искренними выражениями их чувств и суждений – ведь в то время мы, непререкаемо считавшие себя взрослыми, не так уж далеко ушли по возрасту и менталитету от героев повести. А то, что большинство общавшихся с нами людей, особенно взрослых, не читали её, делало нас в собственных глазах как бы приобщёнными к тому, что многие люди не знают и не оценивают по достоинству.
Например, мы с удовольствием произносили тост из этой повести «Чтоб они сдохли!», загадочно улыбаясь и переглядываясь, если другие участники застолья недоумённо на нас смотрели. Напомню, что у Балтера этот тост относился (не буквально, конечно) к любым людям, которые «мешают жить». Одним из основных адресатов этого тоста трое друзей – героев книги считали некоего Жестянщика, которого они, по-юношески бескомпромиссные, презирали за его «двойную жизнь». Он был их личным врагом, хотя ничего плохого им не сделал и они никогда с ним не общались.
Однажды на праздновании моего первого в «женатой» жизни дня рождения собралось много желающих меня поздравить. В нашей большой комнате поставили впритык три стола, с трудом в ней разместившихся. Спинами к окну сидели мои родители, вблизи с двух сторон стола расположились люди старшего поколения.
Противоположный конец стола занимала молодёжь. Стол был настолько длинным, что спинка и половина сиденья моего стула, стоящего у торца стола, выступала в проём двери, ведущей в прихожую, что совершенно не мешало мне активно участвовать в застолье.
Естественно, тематика и содержание разговоров гостей, сидевших за двумя разными половинами стола, отличались, но это совершенно не препятствовало общей праздничной атмосфере.
На «взрослой» половине кто-то произнёс традиционный тост за здоровье родителей именинника. Общий нестройный гул голосов не дал услышать его нам на другом конце стола. И надо же было так неудачно случиться, чтобы моя молодая жена буквально в продолжение сказанного громко произнесла ставший у нас привычным тост «Чтоб они сдохли!». Её звонкий голос был услышан всеми. Мгновенно наступила тягостная тишина…
Спас положение мой отец – он сразу же, не растерявшись, громко добавил: «И первым пусть сдохнет Жестянщик!». Большинство взрослых, по-видимому, повесть Балтера не читали (в отличие от отца, читавшего при всей его занятости очень много), но интуитивно поняли самое главное – что криминала в громком высказывании моей жены нет.
Так молниеносная реакция отца разрядила взрывоопасную обстановку. Благодаря молодости своей души он всегда был очень близок со мной и моими друзьями, они считали его «своим», все (в том числе девушки) легко и свободно с ним общались и очень любили.
Вот характерный эпизод, вроде бы несущественный. Не только наша с отцом внешность, но и голоса были очень похожи. Однажды он снял телефонную трубку и, услышав обратившийся ко мне молодой женский голос, в шутку не стал информировать собеседницу о том, с кем она разговаривает. Девушка повела беседу в довольно свободном ключе, отец ей подыгрывал. Когда уровень фривольности (естественно, по меркам того достаточно целомудренного времени) достиг допустимых рамок, отец сказал: «А сейчас я позову Мишу». Нетрудно догадаться, какой шок вызвала эта фраза на другом конце провода…
Некоторые мои друзья специально приходили пообщаться с ним и иногда с недовольством говорили, когда я заходил в его комнату: «Мишка, дай поговорить, не встревай!». Ничего подобного при общении друзей с другими родителями мне слышать не приходилось.
Все тяжёлые военные годы отец работал на оборонных заводах сутками, без выходных, и это впоследствии отразилось на здоровье – после возвращения в Одессу он часто болел. Будучи одним из руководителей предприятия, не считал возможным подолгу отсутствовать на работе и при достижении пенсионного возраста подал заявление на увольнение.
Директор завода просил его изменить своё решение, но отец настаивал. Тогда тот сказал: «Ваш опыт и знания нам очень нужны», предложил ему остаться на любой менее ответственной должности, работая с неполным рабочим днём, и согласился с предложенной кандидатурой преемника – Александра К.
В последний рабочий день на старой должности отец пригласил к себе Александра и ознакомил с приказом о его назначении. «Яков Давыдович, – сказал тот, – я перенесу в ваш кабинет свой стол, и мы будем работать рядом. – Нет, Саша, пора надевать длинные штаны. У тебя должна быть возможность вызвать любого сотрудника и общаться с ним без свидетелей. А мне подбери в одном из общих залов рабочее место.
Перед первым днём работы в новом качестве отец слегка волновался, хоть и не показывал этого – ведь оставаться в ранее руководимом коллективе могло оказаться непросто. Похоже, что Александр тоже в этот день чувствовал себя не совсем уверенно.
Они вошли в зал. В отгороженном шкафами углу стоял массивный отцовский двухтумбовый письменный стол, привычное кресло, на столе – его тяжёлый чернильный прибор из литого стекла и вазочка с заточенными карандашами, которые отец всегда в ней держал. В другой вазочке, новой и изящной, стояли свежие цветы.
У отца от благодарности перехватило дыхание, а собравшиеся вокруг сотрудники зааплодировали. «Яков Давыдович! – выступила одна из них. – Нам раньше неудобно было говорить вам, что мы все вас любим и очень уважаем, а теперь есть хороший повод. Вы нас многому научили и многим помогали, причём не только по работе. Спасибо вам!»
Конечно, такое отношение к уже бывшему руководителю, от которого люди перестали зависеть, нужно было заслужить.
На этой формально невысокой должности отец успешно проработал несколько лет, продолжая определять и проводить техническую политику завода, помогать решать жизненно важные для предприятия вопросы в министерстве и других организациях.
Благодаря этому, его окончательный уход на пенсию произошёл менее болезненно – ведь у отца никогда не было никакого хобби, все его интересы были всегда связаны с работой. К этому времени у него подросла внучка и он вдохновенно рассказывал ей сказки и истории, сочиняя их на заданные ею темы сразу же, экспромтом, без подготовки. Так что мгновенная творческая реакция, подобная фразе о Жестянщике, была ему свойственна до конца его насыщенной жизни. А душа, в отличие от тела, оставалась молодой до самого конца.
Добавить комментарий