Режиссер Кешиш и «брутальная лесбийская порнография». Фильм «Голубое – самый теплый цвет»

Опубликовано: 16 ноября 2013 г.
Рубрики:

blue-is-the-warmest-color-lea w.jpg

Клементину (слева) играет 19-летняя Адель Экзаркопулос, Эмму — Леа Сейду
Клементину (слева) играет 19-летняя Адель Экзаркопулос, Эмму — Леа Сейду. Photo Courtesy of Sundance Selects
Клементину (слева) играет 19-летняя Адель Экзаркопулос, Эмму — Леа Сейду. Photo Courtesy of Sundance Selects
Голубоесамый теплый цвет

Blue is the Warmest Color

(LaviedAdèle)

Режиссер Абдельлатиф Кешиш

Только по-русски, и ни на каком другом языке, геев называют голубыми. Так что, хотя этот французский фильм рассказывает про лесбиянок, его название объясняется просто тем, что у одной из героинь волосы выкрашены в голубой цвет. В русском прокате слово «голубой» решили заменить на «синий».

В основу фильма положен одноименный комикс, сочиненный и нарисованный 25-летней Жюли Маро. (Сперва он назывался «Голубой ангел»). Маро — лесбиянка, но утверждает, что в комиксе нет ничего автобиографического.

Это история любви школьницы Клементины и художницы Эммы. Она рассказана в дневнике Клементины, который Эмма читает после ее смерти.

Клементина — обычная девушка, и у нее есть бойфренд, но ее преследует чувство, что в ее жизни отсутствует что-то важное. Это, конечно, любовь. Когда она осознает свою сексуальную природу и влюбляется в Эмму, ей приходится преодолевать гомофобию окружающих. Ее родители выгоняют дочь из дому. Эмма расстается со своей прежней возлюбленной из-за ее неверности, у них с Клементиной начинается роман, и они поселяются вместе. Клементина становится учительницей начальной школы. Однако, после нескольких лет безоблачного счастья выясняется, что они с Эммой разные люди, и совместная жизнь не складывается. Отвергнутая Эммой, Клементина начинает принимать наркотики, которые приводят ее к смерти.

В 2011 году на международном фестивале комиксов в Ангулеме Жюли Маро дали премию, она получила известность.

Я не читала комикса, но вполне допускаю, что это в самом деле «трагический любовный роман», как его называют. Например, поставил же англичанин Мэтью Бурн балет «Лебединое озеро» как историю гомосексуальной любви, и это достойное, впечатляющее произведение. Да и в фильме Энга Ли «Горбатая гора» про геев-ковбоев есть проблески подлинного чувства.

Но тут возник кинорежиссер Абдельлатиф Кешиш и снял по комиксу Маро свой фильм.

Клементину в нем сыграла Адель Экзаркопулос, получившая свою экзотическую фамилию от дедушки-грека. Режиссер явно испытывал к 19-летней актрисе, скажем так — симпатию. Имя героини он изменил с Клементины на Адель. А свой фильм упорно называет «Жизнь Адели». Экзаркопулос появляется на экране буквально в каждом кадре. Камера не устает любоваться ее полуоткрытыми пухлыми губами.

По словам актрисы, первое, что интересовало режиссера, было — станет ли она сниматься обнаженной. Он объяснил, что в фильме будет двухминутная любовная сцена, и Адель дала согласие. Исполнительницей второй роли стала Леа Сейду, она старше Адели на восемь лет.

Однако, все оказалось не совсем так. Кешиш предупредил актрис, что они должны ему «слепо доверять», и они не сразу поняли, что это значило.

Съемки должны были идти два месяца. Режиссер растянул их на пять месяцев. Вместо одной сцены лесбийского секса в фильме оказалось три. Первую из них снимали до полного удовлетворения режиссера — повторяя непрерывно, в течение десяти часов! На экране она идет десять минут — это очень долго. Столько в давние советские времена шел весь киножурнал «Новости дня», который мы высиживали перед началом сеанса.

page w.jpg

Одна из страниц изданного по-английски уже после выхода фильма комикса Маро Blue is the Warmest Color
Одна из страниц изданного по-английски уже после выхода фильма комикса Маро Blue is the Warmest Color
Одна из страниц изданного по-английски уже после выхода фильма комикса Маро Blue is the Warmest Color
Эта сцена, где две голые женщины с криками имитируют однополую страсть, может, казалось бы, служить учебным пособием для лесбиянок и отвечает на все вопросы для интересующихся: как же они это делают? Подробно, по нескольку раз показано, куда тыкаются лицом, куда пальцами, куда языком, и так далее. Но вот я посмотрела интервью с автором комикса Жюли Маро (круглое лицо, очки, татуированные руки, сидела развалившись в кресле, задрав на столик ноги в мужских ботинках прямо перед носом журналистки с микрофоном. Потом ноги, правда, сняла). Маро назвала все три сексуальных эпизода брутальной лесбийской порнографией, совершенно не соответствующей действительности, и сказала, что в кинотеатре, где зрители хихикали, ей было очень не по себе. Полагаю, она знает, что говорит.

Актрис — очевидно, в гигиенических целях — подвергли неслыханной процедуре. Сделали слепки с их гениталий, и на съемках они должны были вкладывать эти слепки между ног.

Профессиональный уровень фильма весьма невысок. Сюжет размазан, как манная каша по тарелке, и картина тянется бесконечно — целых три часа. Из бесцельно длинных начальных эпизодов мы не узнаем ничего значительного. Адель живет с мельком показанными родителями, ходит в школу, дружит с мальчиком-геем, болтает с подругами, за ней приударяет другой мальчик. Спит, приоткрыв пухлые губы. С мальчиком-ухажором решает отправиться в постель, следует вполне откровенная сексуальная сцена. Я несколько оживилась, когда начался урок литературы. Увы, учитель зачитывал отрывки из «Принцессы Клевской» и задавал натужные и невнятные вопросы, а школьники бормотали в ответ нечто такое же невнятное. Почему авторы фильма (Кешиш и сценаристка Галия Лакруа) выбрали для урока не Рабле, не Гюго, не Мериме, не Бальзака, не Мопассана — из разговора о них в школе хоть какая-то мысль могла бы быть высечена — а мало чем выдающуюся повесть, написанную мадам де Лафайет в 1768 году? Принцесса обитает в XVI веке при дворе Генриха Второго, и все время страдает от любви к герцогу Немурскому. Но даже когда ее супруг принц Клевский умирает от удара, добродетельная принцесса идет не замуж за герцога, а в монастырь. Для чего это произведение понадобилось режиссеру? Смысла в этом эпизоде нет никакого. Если он хотел, чтобы школьники обсудили проблему любви, то ведь есть, например, кроме мадам де Лафайет, Стендаль и Флобер, которые, скажем прямо, могли бы составить ей конкуренцию.

А дело тут в Николя Саркози. Режиссер Кешиш, будучи арабом, явно питает неприязнь к этому консервативному политику. В 2005 году в Париже полиция пыталась задержать во время грабежа нескольких арабских подростков. Убегая, двое из грабителей решили спрятаться в трансформаторной будке, и были убиты током. Разразился бунт. Арабская молодежь по своему обыкновению спалила за один день 215 машин, подожгла школу и католическую церковь. Саркози, будучи тогда министром внутренних дел, не стал стесняться в выражениях и назвал бунтарей швалью и бандитами. Это, конечно, не было забыто.

Позже Саркози, уже президент, участвовал в дебатах об образовании. И сказал, что школьное образование сильно оторвано от практической жизни. А как пример привел то, что при сдаче экзаменов на должности государственных служащих (например, почтальонов), в экзамен включены вопросы о содержании «Принцессы Клевской». Саркози заявил, что такое мог придумать только идиот или садист, и что сам он в юности тоже был вынужден мучиться над этой повестью. Тогда прогрессивная молодежь из ненависти к президенту организовала публичные чтения «Принцессы» на площадях. От этого выиграли книготорговцы — народ из любопытства стал раскупать книгу, вызвавшую такой скандал. Поэтому она и вставлена в картину.

На другом уроке литературы с тем же успехом «обсуждают» неоконченную повесть Мариво «Жизнь Марианны» — заурядное развлекательное произведение 1731 года про сиротку таинственного происхождения, воспитанную в семье священника, в которую влюбляется ее пожилой покровитель, а сама она влюбляется в его племянника, и сюжет построен на довольно искусственных препонах этой любви. Никакой связи между этой книгой и жизнью героини в фильме обнаружить тоже невозможно.

Затем мимо Адели (бывшей Клементины) на улице быстро проходит и исчезает молодая женщина с голубыми волосами, производящая на школьницу сильное впечатление. Вот и все. Проход занимает тридцать секунд. Его снимали целый день и сделали сто дублей — то есть, режиссер заставил актрис повторить это сто раз. У Леи Сейду к концу страшно кружилась голова. В сотый раз она не удержалась и засмеялась от нелепости происходящего. Режиссер в ответ схватил монитор камеры, грохнул его об мостовую и завопил: «Я не могу работать в таких условиях!»

Увидев синеволосую женщину, Адель расстается со своим мальчиком, страстно целуется с одноклассницей (репетирует?), а дома приступает к мастурбации. Режиссер позаботился, чтобы грудь у нее при этом была полуоткрыта.

Свои оргиастические устремления Адель удовлетворяет также в эпизоде уличной демонстрации, где она вопит и содрогается в окружении других вакханок, требующих чего-то социально-политического — кажется, больше денег на образование.

Затем Адель отправляется с приятелем в гей-клуб, где и знакомится со своей избранницей. Следует вышеупомянутая десятиминутная сцена любви. Потом Адель приглашена на ужин к Эмме, где ее угощают устрицами. Она их никогда не ела, но Эмма намекает, что в их вкусе есть нечто сексуально-лесбийское, и Адель их глотает. У Эммы обе опять предаются любви, но уже не так длинно, и крики заменены стонами. Адель в ответ приглашает Эмму к себе, и ее папа кормит их макаронами. В фильме вообще довольно много и чувственно едят, и Экзоркопулос потом жаловалась, что ее от этого так мутило, что она бы уж лучше предпочла сексуальные сцены. Дома у Адели актрисы опять изображают страсть, только стоны заменены приглушенными вздохами, потому что родители Адели люди простые и, в отличие от родителей Эммы, наивно думают, будто Эмма помогает Адели освоить философию.

Когда подруги поселяются вместе, внимание режиссера переносится на работу Адели в детском саду. Прелестные детишки танцуют и поют под арабскую и африканскую музыку, а Адель читает им книжки. Конечно, в фильме настойчиво подчеркнуто «разнообразие» французского общества. Режиссер ни на секунду не забывает, что в стране живет не только 50 миллионов французов, но около семи миллионов арабов и четырех миллионов чернокожих африканцев, и в школьных и детсадовских сценах в каждый кадр включены их лица.

В традициях мировой «образованщины» (по меткому определению Солженицына) фильм притворяется очень интеллектуальным. В промежутках между сексом героини упоминают имена то Пикассо, то Сартра с его формулой экзистенциализма «Существование предшествует сущности», которую знают все, кто Сартра не читал. Впрочем, даже более образованная Эмма признается, что ничего в этом не понимает, но «это не важно, а важно то, что Сартр освободил нас и сказал, что не надо никаких высших принципов». Меня это подверстывание нахватанной по вершкам культуры к «мягкому порно», которым и является фильм, оскорбило особенно.

Картина была представлена в конкурс Каннского фестиваля и увенчана его высшей наградой — Золотой Пальмовой Ветвью, причем, в виде исключения, премию присудили не только режиссеру, но и актрисам — Адели Экзаркопулос и Лее Сейду.

Причин этого награждения несколько.

Во-первых, арабское происхождение режиссера Кешиша, привезенного во Францию в детстве из Туниса и здесь взращенного. Отношение к арабам во Франции такое же трепетное, как в США к афроамериканцам. Два предыдущие его фильма о жизни французских арабов были награждены «Сезарами» — французскими «Оскарами». Некоторые американские критики, однако, отмечали, что его картины скучные, монотонные, слишком длинные, что режиссура неумелая, и что Кешиш «неспособен превратить ежедневную жизнь своих персонажей в нечто значительное». Все это кажется мне характерным и для «Голубого цвета».

Принимая награду в Каннах, Кешиш сказал к всеобщему восторгу, что посвящает ее свободной молодежи Туниса и ее революции. (В результате революции к власти пришла исламистская партия).

Во-вторых, фильм о лесбиянках. Перед сексуальными меньшинствами положено благоговеть. А тут еще через четыре дня после начала фестиваля во Франции был принят закон, разрешающий однополые браки, и вскоре в Париже состоялась 150-тысячная демонстрация протеста против этого закона. Мог ли фестиваль перед лицом такого безобразия не поддержать правое дело однополой любви?

В-третьих, председателем жюри в Каннах был светоч ума и прогресса Стивен Спилберг. А из восьми членов жюри четверо — актеры и актрисы. Для них, по определению, режиссер — высшее существо, особенно такой знаменитый как Спилберг, и мнение его — закон. Два члена жюри, румын Кристиан Мунджиу и американо-китаец Энг Ли — превосходные режиссеры, обладающие талантом и хорошим вкусом. Что могло их заставить голосовать за фильм Кешиша? (Допустить, что он им понравился, ну никак не могу). Думаю, дело в том, что у Мунджиу в фильме «За холмами» одна из героинь — лесбиянка, а у Энга в «Горбатой горе» оба героя — геи. Отказать Кешишу в премии как-то неудобно, про них могли бы подумать, что они вроде бы монополизировали тему и не дают другим защищать своим искусством социально-сексуальную справедливость. Про двух остальных режиссеров, членов жюри, — японку Наоми Кавасе и шотландку Линн Рамзей, просто ничего не знаю, только видела посредственный фильм Рамзей «Нам надо поговорить про Кевина» (2011). Возможно, обе были включены в жюри по чисто половым соображениям. Так что беспристрастно отнестись к «Голубому цвету» в жюри, на мой взгляд, было некому.

Раз уж здесь упомянут Энг Ли, хочу уточнить, что откровенность сексуальных сцен в фильме Кешиша отнюдь не шокировала меня сама по себе. Шесть лет назад Энг Ли поставил фильм «Осторожно — вожделение» (Lust, Caution). Действие происходит в 1942 году в Шанхае, оккупированном японцами. В фильме есть несколько страшных и весьма откровенных сексуальных сцен, где мужчина истязает женщину, обращаясь с ней, как с животным. Но без них не было бы этой картины — глубокого, очень сложного и в то же время очень ясного произведения о добре и зле. В Венеции фильм наградили «Золотым Львом». В Америке он остался не понятым и практически не замеченным. Я без всяких оговорок считаю этот фильм гениальным.

Беда «Голубого цвета» не в сексуальных сценах, а в том, что он безнадежно бездарен и откровенно — я бы сказала, нагло — пронизан похотью человека, именующего себя режиссером.

Когда прошли первые восторги и просохли взаимные поцелуи после триумфа в Каннах, актрисы пересекли Атлантику. Тут они вдруг стали многое рассказывать журналистам.

Кешиш обращался с ними, как с рабынями. На уикенды не позволял уезжать из Лилля, где шли съемки, домой в Париж. В интервью с Марлоу Стерном на фестивале в Теллурайде (США) на вопрос, приятно ли было работать, Леа сказала, что это было ужасно. Адель только на съемочной площадке поняла, чем Кешиш отличается от других кинематографистов: «Многие никогда бы не посмели требовать от нас того, что требовал он, и больше бы нас уважали. Сексуальные сцены в других фильмах обычно ставят так, чтобы де-сексуализировать их для актера. Делают частые перерывы, чтобы сменить точку зрения камеры. Ободряют исполнителей, помогают им. А ведь в первой сцене мы с Леей даже почти не были знакомы, мне было стыдно ее трогать, а он вообще не сказал нам, что делать.» Леа: «Мы чувствовали себя страшно неловко.» Адель: «На просмотре в Каннах были мои родные, и на сценах секса я от стыда закрывала глаза, но все слышала. Кешиш велел мне на съемках притворяться для себя, будто это не я, но я не умела, и все равно это была я.» Леа: «Мы страшно уставали, все время были измучены». Адель: «И никакой помощи, ведь не было ни гримера, ни парикмахера, ни костюмера.» Стерн: «Но ведь фильм получился такой блестящий!» Адель: «Наверно, потому, что видно, как мы страдаем на самом деле. А какой ужас был в сцене драки, когда Эмма прогоняет меня из своего дома. Леа меня била под крики Кешиша — бей ее, бей, еще, еще!» Леа: «Эту сцену снимали тремя камерами непрерывно целый час. Я выталкиваю Адель за дверь, а дверь была стеклянная. Адель хлопнула ею и порезалась. Она плакала, вся в крови, из носа у нее текло, а Кешиш сказал — нет, это еще не конец, будем снимать снова.» Стерн: «В сцене в кафе, где Адель плачет и просит Эмму принять ее обратно, у вас, Адель, тоже течет из носа, это ясно видно, и я все боялся, что это попадет вам в рот.» Адель: «Да, Леа пыталась вытереть мне нос, а Кешиш кричал ей — Не смей! Целуй ее! Лижи ее сопли!» Стерн: «Будете ли вы еще работать с режиссером Кешишем?» Леа: «Никогда в жизни.» Адель: «Не думаю.»

На фестивале в Торонто Леа сказала в интервью, что главная сексуальная сцена была унизительна, и она чувствовала себя проституткой.

Ау, боевые феминистки! Где вы? Где ваши выступления в защиту угнетенных сестер?

Откровенность актрис вызвала у Кешиша жуткую злобу. Их жалобы он назвал непристойными. Страдания? Страдают, сказал он, безработные и строительные рабочие, а не артистки, которые ходят по красному ковру и получают премии. 23 октября он опубликовал открытое письмо «Тем, кто хотел уничтожить «Жизнь Адели».

В этом странном и сбивчивом документе он жалуется на собственные страдания и «травмы», по поводу которых обращался к министру культуры Франции, но получил «бесцветный» ответ. Клеймит продюсера Лепети, заявившего, что Кешиш тиран, работать с ним мучительно, и сотрудники на него жалуются. «А ведь при этом реквизитор в кино получает 1200 евро в неделю, вдвое больше учителя!» Леа Сейду «вываляла меня в грязи своей ложью, в этом виновата ее семья, и пусть ответит мне на суде». Досталось и какому-то журналисту Орельяно Тоне из «Ле Монд», который «поднял против меня кампанию клеветы в прессе». «Я сам сын рабочего и был чернорабочим. В своем фильме я защищаю свободу, счастье и гуманизм» — так завершает свой манифест этот замечательный служитель киноискусства.

Нечего и говорить, что на сайте «Гнилые помидоры» 90 процентов критиков и 86 процентов зрителей одобряют шедевр Кешиша.

 

Из трезвых же голосов могу назвать Манолу Даргис, критика «Нью-Йорк таймс», которая пишет: «Фильм говорит нам гораздо больше о личных желаниях господина Кешиша, нежели о чем бы то ни было другом». А Мэри-Энн Джоанссон язвительно замечает: «Трагедия любви? Что тут трагического для зрителя-мужчины? Притворяясь, что наслаждается искусством, он на самом деле любуется двумя молодыми, хорошенькими, совершенно голыми «лесбияночками», которые симулируют интенсивный секс. А что, если бы во имя искусства его заставили наблюдать за двумя неприбранными, мужеподобными, пожилыми лесбиянками? Вот это была бы трагедия! Дали бы фильму «Золотую Пальму?» Подозреваю, что вряд ли».

Комментарии

Ужасная рецензия. Такое впечатление, что написана она на соискание премии им. депутата Мизулиной или по заказу Московской Патриархии. Если автор рецензии не смог увидеть в фильме ничего, кроме физиологического аспекта, то очень жаль. Неприкрытое отвращение к лесбиянкам и режиссерам арабского происхождения тоже автору чести не делают. Впрочем, если жюри каннского фестиваля не признается в качестве авторитетного органа...

Ну, эта женщина вообще весьма консервативна, и ее вкусовые пристрастия не имеют никакой внутренней логики. "Восхитительной выдумкой" незатейливой поделки "Артист" (вы подумайте, ничего себе: черно-белая немая стилизация! какая новаторская стилизация киноязыка!) она восхищается, а Кешишу в наличии собственного уникального киноязыка отказывает. И совсем ни к месту мусолить кинокухню: лично мне это, а также то, как поела и хорошо ли выспалась в день написания сей рецензии госпожа Шатериникова, абсолютно неинтересно. Мелкий критик, мелкий.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки