Не скрою: самым впечатляющим моментом в этом спектакле для меня было явление народу композитора. Это как если бы на аплодисменты вышел Верди. Мы так привыкли к почившим в Бозе оперным классикам, что живой композитор воспринимается, как нечто ирреальное. Публика, уже отхлопавшая всем исполнителям, завелась снова. Тем более, что Тобиас Пикер оказался симпатичным парнем. В его послужном списке уже четыре оперы. Сочинять музыку Пикер начал с 8 лет. Над “Американской трагедией” он со сценаристом Джином Широм работали тоже 8 лет. Это была их общая любовь, которую полностью разделил заказчик. МЕТ терпеливо ждал. Мировая премьера состоялась 4 декабря ушедшего года.
Заказ оперы — не такое уж частое явление в практике МЕТ: с 1971 года, когда пульт главного дирижера занял Джеймс Ливайн, такое случилось всего четыре раза. Дело не в деньгах: талантов нет, да и с сюжетами напряжёнка.
Известно, что двигателем оперного либретто является трагедия: комедийные оперы публика не слишком жалует. В этом смысле роман Драйзера — истинная находка для сценариста: любовный треугольник, убийство, судебный процесс, казнь на электрическом стуле. События, происшедшие в 1905 году, получили воплощение в романе 1925 года. В 1951 году был снят фильм “Место под солнцем” с Элизабет Тейлор в роли Роберты. Кинорежиссер Джордж Стивенс подчеркнул, что этот сюжет типичен для Америки. Теодор Драйзер превратил заурядное убийство на любовно-бытовой почве во всеамериканскую трагедию и символ “загнивающего капиталистического общества”. Чем очень угодил “отцу всех народов”. Драйзер был в восторге от Сталина, и восторг этот был взаимным. В 1945 году незадолго до смерти писатель вступил в коммунистическую партию США, дабы умереть коммунистом. Что ему удалось.
Мы проходили “Американскую трагедию” в университете, и у меня нет ни малейшего желания распарывать красную подкладку этого романа и разглядывать, что там внутри. Меня больше интересует его сценическое, режиссерское и музыкальное воплощение.
Сценарист Джин Шир совершил невозможное: он упаковал 900-страничный “кирпич” в 15 сцен. Это удалось благодаря тому, что художник, Адрианна Лобель, предложила оригинальное решение сценического пространства: она разделила сцену на три этажа, благодаря чему действие может происходить сразу на нескольких уровнях. Сценическая техника МЕТ позволяет менять заставки и декорации, не прерывая действия. Многое решено с помощью кинопроекций. Подбор исполнителей уникален. Сопрано Патриша Расет — Роберта создает трогательный образ обманутой фабричной девушки из благочестивой фермерской семьи, для которой принести в подоле было несмываемым позором. Беременность заставила ее требовать от Клайда законного брака и шантажировать его. Этим она подписала себе смертный приговор. Хороша обаятельная меццо Сьюзан Грэм в роли Сандры Финчли — энергичной, жизнелюбивой и до конца не верящей в то, что ее Клайд мог совершить такое ужасное преступление.
— Но как музыка? — спросит нетерпеливый читатель, — мы ведь ходим в оперу, прежде всего, ради музыки. Признаться, идя на этот спектакль, я больше всего боялась какофонии, которую принято называть “современной музыкой”. К счастью, мои опасения не подтвердились: музыка вполне приемлемая для традиционного слуха. Не Шнитке, не Губадуллина, и даже не Лера Авербах. Ближе к Прокофьеву. Все традиционно: арии, дуэты, трио, квартеты, хоры. Каждый персонаж имеет свою собственную музыкальную характеристику: Роберта — лирико-драматическую, Сандра — эмоционально-эксцентрическую, Эльвира (мать Клайда) — фанатично-религиозную, дядя Сэмюель Гриффит — покровительственно-доброжелательную, его жена Элизабет — капризно-высокомерную, избалованная дочка Белла — инфантильную. Даже горничная Гортензия, флиртующая с Клайдом, и мальчик Грэм Филипс в роли 9-летнего Клайда — все поют свою музыку. На мой вкус этой музыке не хватает мелодичности, гармоничности, она не запоминается, ее не будешь повторять после спектакля, как говаривал Пушкин, “невольно затвердив”. Но ей нельзя отказать в выразительности — ни там, где она иллюстрирует действие, ни там, где она его предваряет. Это как в кино: еще ничего не случилось, а музыка уже тревожит, предупреждает, создает атмосферу. В сцене, когда Клайд приглашает Роберту покататься на каноэ, в обманчиво спокойную вокальную линию контрапунктом тихо вторгается оркестр своей неуверенной, шаткой, тревожной мелодией предвещающий беду.
Труднее всего приходится исполнителю партии Клайда Натану Гуну (Gunn), обладателю красивого, но не до конца “выявленного” баритона. Отнюдь не новичок в МЕТ и в других театрах, Гун, в основном, исполнял баритональные партии второго плана. Роль Клайда Гриффита — первая главная роль в его репертуаре. В первых картинах, где педалируются донжуанские замашки его героя, он чувствует себя несколько скованно, но во втором акте разыгрался, и сцену, предшествующую убийству, и последующие сцены суда и приговора провел на отличном вокальном и драматическом уровне. Согласно режиссерской трактовке (режиссер — постановщик Франческа Забелло), Клайд — не преступник и не трагический герой, а скорее жертва обстоятельств и своего собственного безволия. Не надо забывать, что его мать — миссионерка, и он воспитан в строгих религиозных традициях. Мать поет меццо-сопрано Долора Зайджик (Zajik). Это великолепная, едва ли не лучшая работа в этом спектакле. Между решением убить Роберту и собственно убийством Клайд-Гун пережил множество колебаний и сомнений. Но действовал он по заранее продуманному в деталях плану. Он захватил с собой в увеселительную прогулку по озеру поездку чемодан с запасным платьем, зонтик и теннисную ракетку. Все это он оставил на берегу. Выйдя из воды переоделся в сухое, закопал улики и, придя в гостиницу, никому ничего не сказал. Уже сидя в лодке и размахивая веслом, он не сразу решился столкнуть Роберту в воду. Сильное впечатление производит “подводная сцена”, когда Роберта, отчаянно стараясь выплыть, погружается все глубже и глубже.
После того, как Клайд был обвинен в предумышленном убийстве первой степени, и даже после того, как ему был вынесен смертный приговор, он упорно продолжал отрицать свою вину. Казалось, он сам уверовал в свою невиновность. Более того, он почти уверил в ней нас! Это входило в замыслы либреттиста. Он, в частности, писал: “Для меня наиболее важный аспект романа Драйзера — в той беспомощности, которую Клайд... ощущал, когда пытался оказать сопротивление могучим социальным силам, действующим против него”. И далее: “Его решение утопить Роберту родилось не в вакууме”. Иными словами, в этом решении виноват не Клайд, виновато проклятое капиталистическое общество, которое подтолкнуло его к этому. Это мы уже проходили. Не то в шестом, не то в седьмом классе.
Обычная история. Включите телевизор, разверните утреннюю газету. Самые ужасные, леденящие душу преступления совершают воспитанные мальчики, которые поют в церковном хоре и слушаются родителей. Означает ли это скорый крах американского империализма?
Добавить комментарий