Мое детство было до неприличия благополучным. Вокруг происходили какие-то душераздирающие истории: пьющие родители побивали детей ремнями или чем придётся; нищие бабушки побирались в переходах или копались в мусорных баках; старшие сёстры становились проститутками, а братья – бандитами. А у меня ничего интересного не происходило.
Папа отвечал за продукты длительного хранения. Дома, в углу, стояли огромные двадцатипятикилограммовые мешки с сахаром, мукой, гречкой и рисом. Поставщик Птицын по ночам приезжал на огромной Волге, и оттуда тягал мешки на наш третий этаж без лифта. Это был крупный мужчина с водянистыми глазами и потными руками. Он громко вздыхал, пока тащил мешки наверх, потом еще долго курил, пытаясь восстановить дыхание. Приход Птицына всегда был большим праздником.
Особой редкостью и редкой удачей была колбаса сервелад. Красная, с кусочками жира, с острым запахом специй – она казалась тогда высшим счастьем советского человека.
За быстропортящиеся продукты нес ответственность дедушка, ветеран войны. Как фронтовик, был прикреплён к продуктовой кассе, иначе «кормушке». В кормушке можно было достать всё то, что было неподвластно Птицыну. Твороги и сливки, кефиры и сыры – всё это изобилие продавалось там в избытке, достаточно было лишь предъявить военный билет.
В те дни, когда я гостила у дедушки с бабушкой, мы ходили отовариваться в кормушку. Дедушка брал с собой тележку, и мы с самого утра, прямо к отрытию, отправлялись за добычей. Заправлялись молоком и сливками, творогами и сметанами, сырами и кефирами. А потом дедушка сажал меня на автобус, и я ехала домой. Где-то минут сорок, а может, и больше. Как правило, на остановке меня уже встречали.
- Я Маечку посадил, - дедушка звонил моей маме из телефона-автомата и бросал трубку.
В тот раз он тоже позвонил и бросил трубку. Но то ли он попал не туда, то ли просто не дозвонился. Но меня не встретили. И я, укутанная в теплую шубу с шапкой и шарфом, еле передвигая ноги, потащила две тяжелые сумку, доверху набитые молоками и кефирами.
Но главной нашей радостью все-таки была Зина. За нее отвечала бабушка. Зина служила вахтёршей на шоколадной фабрике. Это была приземистая татарка со злым лицом и грязными ногтями, особенно на ногах. Почему-то эти длинные, грязные ногти впились мне в память и остались там на всю жизнь. Своими жёсткими руками с отвратительными ногтями она доставала из большой холщовой сумки богатства: шоколадные конфеты «Курочка Ряба» (эта конфетка состояла из двух частей: в одной половине была желтая помадка, в другой – белая), всевозможные вафли и торты, сосательные и жевательные конфеты. Но самой главной добычей Зины были куски необработанного шоколада – блестящие монолиты чистого удовольствия. Причудливой формы, как самородки, они вызывали чувство трепетного восхищения. Их нужно было отламывать по кусочку и долго сосать, пока не расплавятся во рту. Выносить шоколад из дома категорически запрещалось, потому что это грозило санкциями и всяческими наказаниями. Поэтому мы поедали это счастье втихаря, мешая сервелад с шоколадом и фронтовыми сливками, что вызывало невозможный взрыв эмоций.
Добавить комментарий