Поэзия Теодор Волынский

Мост 

Четыре бревна через речку... 
Хоть мал он, а все-таки - мост. 
Карельские сопки. И вечер. 
И лед на зарубках намерз. 

Лишь редко взлетали ракеты, 
И лес надвигался тогда. 
А роты прошли до рассвета 
По нашим саперным следам. 

Потом наши бревна разбило, 
И мост понесло по реке. 
И снова мы сосны валили 
На самом виду, на мыске. 

А с правого берега люди 
Торопят. Ругаются. Ждут. 
Мне кажется, двести орудий 
По берегу нашему бьют. 

И вдруг наступило молчанье. 
Я помню лишь слово: "Убит..."
А был я контужен и ранен, 
И рана давно не болит. 

А те, что остались - их трое 
Осталось - достроили мост. 
И вот весь рассказ о бое... 
А лед на зарубках намерз. 
                               1943 


Северное сияние 

Небо низкое. Снег. Бездорожие. 
Но, бывает, зажжется полночная высь, 
И - сполохи, на радугу чуть-чуть похожие, 
Пробуждают одну затаенную мысль: 
Те, что здесь полегли в сорок первом, когда-то, 
Не оставили всё под фанерной звездой, 
А частицы души их, в сполохах крылатых, 
Продолжают над Мурманом яростный бой. 
                               1945 

Приговор 

Трибунальцы подслеповатые, 
Приговоры свои оглашавшие 
Виноватому и не виноватому, 
Под горячую руку попавшему... 

И, как милость, штрафная рота. 
И прощение - после атаки, 
Если ты не рухнешь у дзота, 
Иль свои не пристрелят (без всякого). 

Скат горы и траншея. Так близко 
Наш стрелковый и рота штрафная. 
Здесь напомнят о нас обелиски, 
А о них - лишь зарубка лесная, 
Да могилок ряды с валунами, 
Бурелом с голубикой промерзшей... 

Трибунальцы стучат сапогами, 
Трибунальцы бренчат орденами. 
Есть ли что-нибудь этого горше?! 
                               1946 

Сентябрь 

Облетают сады, и как прежде, 
Как в студенческом сентябре, 
Я стихи посвящаю Надежде - 
Первокурснице, первой заре. 

Две косички и школьное платьице 
На высоких бегут каблуках. 
Это время не забывается, 
Как пронзившая степи река. 

Золотую осеннюю почту 
От нее я ловлю на ходу. 
Нашей юности первые строчки 
В Ботаническом старом саду. 

А над нами, печально курлыча 
(Нам печали еще невдомек), 
Треугольная ниточка птичья 
Уплывает за синий порог. 

Уплывает за сад и за кручу, 
Где листвы золотистой моря. 
Мой студенческий, самый лучший, 
Удивительный день сентября. 
                               1954 

Утро 
    (Воспоминания о выставке художников-северян) 

На дереве - шапкой. 
Сугробом - у дома. 
Лыжней в молчаливом бору... 
И всё это - снег, 
Бесконечно знакомый, 
И новый, как день, 
Что звенит поутру. 
Заходят ребята 
По легкому насту. 
Девчонка с ведром 
Подошла к роднику. 
Я радуюсь снегу, 
Кричу ему: Здравствуй! 
Ему - и в санях расписных - 
Пареньку. 
Под снегом 
Зерно прорастет золотое 
И первая россыпь 
Цветов голубых... 
Снега и снега 
В предвесеннем покое, 
Как чистые души 
Погодков моих. 
                               1968 

* * *

Что труднее всего? 
Вспоминать. 
Нашу боль, наш июнь 
Вспоминать 
У порога безжалостной 
Вечной зимы. 
Если б вспомнили нас... 
Люди! помните нас! 
И тогда мы не сгинем - 
Останемся мы. 
                               1969 

Дорога в Болдино 

На попутных машинах, на старом автобусе 
Все на юг да на юг, мимо теплых стогов, 
Мы спешили навстречу ненаписанной повести, 
И была эта повесть, как все, про любовь. 

Хороводы березок. Холмистая трасса... 
Вспоминаются, будто строка за строкой, 
Монастырские стены, купола Арзамаса, 
Облетающий сад по-над Тешей-рекой. 

Мы цитатами были вконец переполнены, 
Мы пытались приметы годов тех найти, 
А простое, как поле, открылось нам Болдино, 
И смешливая Таня помогла нам в пути. 

В Кистеневскую рощу умчится аукать, 
То опять побежит по тропинке во ржи. 
- Приезжайте... 
Как грустно опущены руки. 
- До свиданья, Танюша, живи - не тужи. 

А в музейной тиши пестрота репродукций. 
Вот и мостик, где, кажется, Пушкин стоял. 
...За окном - Подмосковье, надо б вернуться: 
Пять часов - и уже Арзамасский вокзал. 
                               1970 

Каштан Семена Гудзенко 

В селе Крюковщина, под Киевом, учителями и учениками создан Сад поэтов. 
В нем - любимые деревья молодых поэтов-фронтовиков. 

Опять сентябрь роняет листья 
То на проселок, то к стерне... 
Я был пехотой в поле чистом, 
Как он, на той большой войне. 

Мела поземка до рассвета. 
Бил пулемет, но все ж порой 
Каштаны киевского лета 
Входили с почтой полевой. 

Не знали мы о Крюковщине, 
Что наш каштан сюда придет... 
Седому строгому мужчине 
Салют мальчонка отдает. 

Он выбежал на переменку, 
И от стремительных шагов 
Звенит в саду каштан Гудзенко, 
Как продолжение стихов. 
                               1974 
Сапер 
                     Памяти В.П.Некрасова 

Сколько мин понаставили сволочи 
Из высокого дома ЦеКа, 
Чтоб у Виктора свет-Платоныча 
Навсегда б онемела рука. 
Чтоб ни строчки о Бабьем Яре 
и о русских в парижских бистро... 
Осень. Киев. Листва на бульварах, 
Словно отблеск далеких костров. 

Человек в гимнастерке солдатской 
По Крещатику тихо идет. 
На железной земле сталинградской 
Был сапером он в памятный год. 
И минировал, и разминировал, 
Строил гати и блиндажи. 
А теперь повоюй с директивами, 
Поживи-поблаженствуй во лжи. 
Нет пророка в своем отечестве. 
Есть Париж, "Континент" и судьба, 
Что уводит в безмолвие Вечности 
Для святых - в Женевьев-де-Буа. 
                               1989 

Флаги и тополя 

И Мазепа в чести, и трезубец - на воле. 
О, как славят везде Запорожскую Сечь! 
А у нас на Подоле, на старом Подоле 
Синагогу под утро пытались поджечь. 

Сколько желтого цвета и с ним - голубого, 
И за флагами еле видны тополя. 
А на доме Булгакова - непотребное слово: 
Хогь и классик, но как же любить москаля?! 

Произносятся речи у самой Меноры, 
И поэт сочиняет о братстве сонет. 
Но, как встapь повелось: "бей жидов!" на заборе, 
А евреев, считай, уже в городе нет. 

Из Полтавы своей как он смотрит сурово, 
Как душа у него, Короленко, болит: 
Синь небес над Днепром, краски поля живого 
На бандеровский ставят кровавый гранит. 
                               1990 

Над словарем 

И радость, и гнев, и страданье 
В любом словаре ты найдешь. 
Но как не похоже звучание, 
И буквенный ряд - не похож. 

Как трудно язык нам дается! - 
Ты словно в палящей степи 
С одним лишь желаньем - к колодцу, 
Чтоб весь его залпом испить. 

И надо ж такому случиться: 
Словарную сущность храня, 
Похоже звучат, будто птицы,
"I love" и "Люблю" для меня.
                               1992