Праздник, который всегда с войной

Опубликовано: 8 октября 2004 г.
Рубрики:

Нью-йоркский кинофестиваль, сорок второй по счету, открылся в начале октября в Линкольн-центре. Это — неизменно блаженный хмель для киноманов. Девятый год я с восторгом занимаю место в стайке журналистов, которым выпадает счастливый билетик попасть в заветные залы Театра Уолтер-Рид и Аллис-Тулли Холлa за пару недель до начала основного просмотра. Пора уже привыкнуть к счастливой привилегии и начать говорить об этом будничным тоном: да, дескать, очередной осенний показ мирового кино, хлопот-то, господи — освещать бесконечные премьеры... Но это было бы, мягко говоря, таким лукавством!

Прислоняясь к стене Фурман-галереи со стаканчиком дармового кофе и упихивая в сумку нелюбимую, но дармовую же “Нью-Йорк Таймс” (балуют прессу — страшное дело...), преисполняюсь ощущения значимости происходящего и лишний раз понимаю, что вождь мирового пролетариата был, несомненно, прав, определяя кино важнейшим из видов искусства. Но экраны Линкольн-центра осеннего Нью-Йорка — кино не простое, а неизменно высокое. Афиша данного кинофорума всегда щедра, фестивалей пустых, “так себе”, — за многие годы не случалось. Вот и на этот раз ньюйоркцев ждет двадцать пять мировых премьер художественных фильмов, отобранных по свирепому многолетнему критерию “хорошее кино для умного зрителя”. А голливудской развесистой клюкве — традиционное “но пасаран!”

На открытие выбрана “комедия с горчинкой” “Взгляни на меня” французского режиссера-актрисы Аньес Джауи, ставшей в этом году лауреатом Каннского фестиваля (зрители помнят ее по яркому предыдущему фильму “Вкус других”, показанного у нас на фестивале в прошлом году). Британец Майк Ли снял фильм “Вера Дрэйк” о лондонской уборщице, нежной матери двоих детей, тайно промышляющей производством незаконных абортов. Педро Альмодовар, уже поведавший все о своей матери и матерях иных, теперь углубился в собственное детство (судя по названию новой ленты режиссера “Дурное воспитание”, утонченностью нравов его ранняя каталонская школа жизни не отличалась). Ингмар Бергман, Эрик Ромер, Александр Пэйн... Рядом с именами священными — малоизвестные. Кроме того, для показа запланирован целый ряд специальных программ — и остроумная “Нью-Йорк Таймс”, с аппетитом расписавшая на что билеты уже проданы (вы правильно догадались — почти на все...), участливо рекомендует опоздавшим снизить потребности. Ну, то есть, чтобы не быть в полном проигрыше, пойдите на кого-нибудь менее культового. Вот программа авангардного кино еще не собрала аншлага, рискните попробовать — правда, нет гарантии, что по выходе из зала вы не будете размахивать кулаками и использовать неформальную лексику...

Определяя ведущую тему нынешнего фестиваля, неизменный глава его отборочного комитета Ричард Пенья сказал: “Быть родителями и учителями. Передача идей и ценностей, с добрыми или сомнительными намерениями...”

Марилу Берри (Лолита Кассар, справа) и Жан-Пьер Бакри в фильме"Взгляни на меня"

“Взгляни на меня” Аньес Джауи — лента, которая откроет фестиваль, обозначена как “горьковатая комедия”. Этим претенциозным парижанам впрямь живется несладко — мало чем в себе и окружающих они довольны. Главная героиня Лолита Кассар (Марилу Берри), обладательница ангельского сопрано, в жизни просто толстая угрюмая деваха, завидующая стройненькой мачехе. Ее папаша Этьен (Жан-Пьер Бакри, соавтор сценария) — классический нарциссик, в недавнем прошлом писатель, который маниакально высматривает в газетах заметки о своем творчестве, но прослушать запись дочкиного диска ему недосуг. И на концерте ее сидеть тоскливо: это же сколько времени на организацию собственных успехов можно потерять зазря! Кроме того, он и не скрывает раздражения по поводу того, что дочка-увалень, которой было дано многозначительное имя, не оправдала его тщеславных ожиданий. Сама Аньес Джауи играет Сильвию, преподавателя пения у Лолиты, верящую в талант своей ученицы, но не особенно — в свой собственный. Муж Сильвии Пьер (Лорен Гревиль), существо по виду и разговору достаточно серенькое, тоже подвизается на ниве литературы, хотя до времени без особых успехов. В нужный момент преданная жена, случайно узнавшая, что ее нескладная ученица — дочь знаменитого романиста, “вмыливается” в нужное знакомство — и дела Пьера начинают резво идти на лад...

Комплексуют — все, злословят — все, ищут выгод — почти все, любит ли кто кого по-настоящему — сомнительно. Разве что Себастьян (Кейн Бухиза), которого Лолита однажды выручила, испытывает к ней нечто вроде нежности, на расчете не основанной. Публика — черт-те что! Однако понимающая дама-режиссер не клеймит своих надутых рефлексирующих буржуа — она понимает, что, как говорил классик французского кино Жан Ренуар, “у каждого на все свои причины”.

Фильм “Взгляни на меня” снят довольно стильно (французы вообще не умеют снимать плохо), но некоторой клишированности образов он не избежал. Главная героиня Лолита — чудо актерского дебюта Марилу Берри (дочери знаменитой актрисы Джозьен Баласко, удивительно похожая на маму). Жить некрасивенькой — мужество, играть боль каждодневного противостояния миру, привыкшему к классическим образцам — мужество вдвойне. И, собственно говоря, исследование образа “толстухи”, в одиночку воюющей с миром, во французском кинематографе не ново — смею заметить, что режиссер Катрин Брейа в своей “Fat Girl” делает это мощнее и смелее. Аньес Джауи лишь дамски сокрушается по поводу того, что худоба есть необходимый компонент красоты. Однако когда во время пресс-конференции ей попытались задать политкорректно закрученный вопрос, не пыталась ли она обозначить толстуху как социально преследуемое существо, Аньес простодушно и честно ответила: “Да нет...” — не желая впадать в навязываемые крайности.

“Короли и королева” Арнода Десплешена — фильм поизысканней и потоньше, в нем куда меньше лобового морализаторства. Это две мрачноватые истории Исмаила (Матье Амальрик) и Норы (Эммануэль Дево), бывших супругов. У Исмаила стезя лихая: будучи парнем с явным приветом, истеричным и самовлюбленным до малоприемлемого, он попадает в психиатрическое отделение госпиталя, где пикируется с элегантной администраторшей (вечная Катрин Денев), храбро таскает подконтрольные лекарства для своего не менее “опривеченного” юриста и приударяет за девицей, время от времени практикующей суицидальные попытки. Круто! Но у Норы путь куда круче: она пережила самоубийство юного любовника, отца своего нерожденного ребенка, живет в состоянии усугубляемого одиночеством кошмара, когда в госпитале мучительно умирает от рака ее отец (Морис Гаррель). Пытаясь удержаться на плаву, она идет к странной цели: отыскивает своего сумасшедшего Исмаила и уговаривает его усыновить ее ребенка. Зачем? Затем, что помнит, как маленький сын славно реагировал на странного дядю, как радовался ему...

“Быть родителями и учителями, передача идей и ценностей...” Фильм израильского режиссера Керен Едайя “Сокровище мое” — прямое и болезненное попадание в тему — с жирным знаком минус. В обычном тель-авивском “апартменте” живут Руфи и Ор — стареющая проститутка и ее восемнадцатилетняя дочь. Мать правит свое ремесло с автоматизмом заведенных часов и ожесточением не отпускающей привычки. Попытки дочери не пустить Руфи на панель остаются безуспешными. Сама малышка, уверенная в себе и правоте собственных устремлений, отнюдь не ходячий устав: она легко предается радостям юности — переспать с мальчиком, который нравится, для нее отнюдь не сокрушение основ мира. Но занятие матери она ненавидит — и всячески пытается не пустить ее на улицу, воздействуя то криками и слезами, а то и просто силой отбирая ключи и запирая дверь. О системе ценностей этого ребенка можно судить по-разному: родительская школа могла иметь двоякий эффект. Одно несомненно: дитя истово любит мать (наблюдение, что из проституток получаются хорошие матери, вероятно, не лишено оснований — иначе спутниками девчушки-подростка непременно стали бы ненависть и презрение к породившему существу). Ор, еще не окончившая школы, вкалывает после занятий по полной программе: моет посуду в ресторане, драит подъезд. Семейный бюджет состоит из сплошных дыр, потому собиранием порожних банок и бутылок она тоже не гнушается. Но не вышло у самоотверженной дочери сделать из матери-проститутки добропорядочную уборщицу. А в один малопрекрасный момент, купившись на возможность разок попробовать службу в эскорт-сервисе, Ор сама становится на проторенную дорогу.

В главных ролях заняты Дина Ивги (Ор) и блистательная Ронит Элькабез (Руфи), в начале своей карьеры работавшая в израильском театре. Недавно она сыграла потрясающую роль в фильме Довера Коссашвили “Поздний брак”. Ронит Элькабез показывает жизнь-неволю, тяжкую зависимость от освоенного ремесла — как от алкоголя или наркотиков: иное становится уже невозможным. На уровне диалогов это решается достаточно скупо — лишь один раз мать, уставшая от борьбы с дочерью, кричит — впрочем, без особого гнева, на него уже и сил нет: “Что ты знаешь?” О господи, кто и что знает о чистоте и грехе, кто возьмет на себя окаянную смелость утверждать, что понимает, что есть грязь, а что — безнадежная запутанность проклятой жизни.

Когда после просмотра я стала читать пресс-релиз, глаза на лоб полезли. Оказывается, молодая женщина-режиссер, обладающая неплохим художническим зрением, — активный политический деятель, и уже не один год сражается “против оккупации палестинских территорий”. Болезненную и трудноразрешимую тему проституции она впрямую связывает с “агрессией государства”. К счастью, глаз у нее действительно зоркий, для зрителя трагедия трагедией и воспринимается, а идиотизм политический проник на экран умеренно. Некоторую брутальность мальчика-солдата, грубо соблазняющего Ор, связать с принадлежностью к армии как-то в голову не приходит. По сверхзадаче многомудрого режиссера, парень делает свое негодное дело, быстро застегивается и уходит — сцена прямолинейная и откровенно туповатая, как само понимание проблемы. Пылко взявшись бичевать язвы общества, Керен Едайя мыслит с наивностью детсадовки. Ну, ничего, грехом левизны болели в свое время куда как многие художники — тот же Годар, увлеченный в свое время диалектическим материализмом, но потом благополучно оставивший предмет этой странной страсти и вспомнивший, что жизнь есть все же любовь.

Его новый фильм “Наша музыка” характеризуется устроителями фестиваля как “очищение” и “безмятежность” — насколько эти понятия могут быть приложимы к предмету его явно небезмятежного исследования — войне. Поэзия, журналистика, философия, сосредоточенная медитация, кадры хроники голливудской и хроники военной — всего в изобилии. Три дантовских пути — “Ад”, “Чистилище”, “Рай”, по которым шествуют реальные лица (арабский поэт Махмуд Дервиш и испанский писатель Хуан Гойтисоло) и вымышленные героини — израильская журналистка Джудит Лернер и студентка-левачка русского происхождения Ольга Бродская. Прогрессивная Джуди будет интервьюировать арабского поэта, который поэтично пожалуется, что о жертвах троянской войны написал Гомер, а о бедных палестинцах некому. Странное уничижение: а ты-то сам? Барышня Ольга пойдет дальше: страдая о палестинцах и всеобщем мире, она захватит заложников в иерусалимском кинотеатре и пригрозит взорвать себя, если собратьям не дадут того, чего они жаждут. При этом она пообещает отпустить заложников, если с ней в зале останется хоть кто-то, кто готов умереть за мир. Охотников умирать с идиоткой не находится — спасибо хоть за это.

Вероятно, тот визуальный рай, в который поместил ее режиссер после смерти, должен свидетельствовать об “очищении” и “безмятежности”. Но художник не был бы художником, если бы не поместил в кущи солдат для охраны. Чувствуете глубину метафоры? Я не могу отделаться от привкуса банальщины, как ни непочтительно это звучит по отношению к патриарху французской Новой волны.

Война не обозначена в программе фестиваля особо — вероятно, не было такой самоцели. Но она представлена пугающе широко — настолько, насколько уже поселилась в нашем некогда спокойном и защищенном новом доме и в наших потревоженных, теперь уже надолго, если не навсегда, душах. Ленты, сделанные абсолютно разным киноязыком, говорят об одном, и думать заставляют о том же — и приводят к горькому замешательству от отсутствия выхода и пути... Немотивированный пессимизм? Может быть. Но вдруг у зрителя да отыщется повод нечто опровергнуть...

Сэм Фуллер, американская кинематографическая икона, снял свой фильм, условно переводимый как “Красный шеврон” (“The Big Red One”), в 1980-м году: это была чисто мемуарная лента солдата войны, прошедшего ее через пески Северной Африки и Сицилию до освобождаемых концлагерей Западной Европы. Фильм вышел на американские экраны в 1980-м году зверски обкромсанным: дистрибьюторы решили, что чрезмерная затянутость, равно как и чрезмерная режиссерская скрупулезность могут утомить зрителя. Несколько последующих попыток восстановить урезанный “Шеврон...” ничем не увенчались. Сегодня, благодаря усилиям самоотверженных Ричарда Шикеля и Брайана Джемисона, реконструкция ленты состоялась — и в конце ее, когда в титрах появилось имя режиссера, мы зааплодировали стоя. Имя и даты жизни — через черточку: слава — гостья, которая всегда запаздывает...

Сержант в исполнении Ли Марвина (до неправдоподобия похожего на русского актера Георгия Жженова) — тертый вояка, тянущий свою тяжкую солдатскую лямку еще с Первой мировой. Он смотрит на мир чуть сощурясь, больше помалкивая и четко зная: если перед тобой враг — убей его. А немец Шредер, вечная фигура горе-вояки, умеющего, к несчастью своему, что-то такое думать, все пытается заключить свой сепаратный мир с отдельно взятым противником, ибо видит в том — человека, и в себе, как ни забавно, тоже человека. Мало того, что сержант убивает Шредера по сценарию дважды — этой фигуры при урезывании не стало вообще. И лишь потом немец возвратился — вместе со своеобразной немкой-графиней, живущей в роскошном дворце, но ненавидящей Гитлера со времени первого приема в том же дворце, на котором она гостеприимно потчевала фюрера (графиню играет Криста Фуллер, жена режиссера). Вернулись в изрезанную ленту и безымянные дети, встреченные сержантом и его подчиненными на путях войны. И алжирская девочка с характерными чертами почти бесстрастного лица, которое неуловимо меняется, когда она видит оставленную банку с недоеденными консервами. И немецкий полудурок-подросток, вопящий “Хайль Гитлер!” так же, как и оболваненное старичье. И чудом спасенный из концлагеря Фаркенау мальчик, ничего не вопящий и даже не шепчущий, но не желающий слезать с плеч своего ангела-сержанта: катай еще...

Сэм Фуллер снимал войну подробно, обстоятельно — как дневник. По сути, это и был дневник его военной жизни, и потому стать гимном героизму картина просто не могла: не солдатами пишутся летописи геройских предприятий. Война есть величайшее бедствие, и честный фильм о ней не может не быть антивоенным. Он напомнил мне “Падение “Черного ястреба” Ридли Скотта: как после того просмотра, так и в этот раз захотелось встать и незаметно, без позы, поклониться. Другой вопрос, многие ли станут смотреть эту ленту — строгую, длинную, абсолютно не голливудскую, многим ли в нашем сумасшедшем мире хочется лишний раз зреть сумасшествие войны.

То, что она — зло, было бесспорно всегда. Как прожить без подобного зла — на этот вопрос пока не отвечает ни экран, ни литература. Как и на риторический более расширенный вопрос, как жить человеку без горя и смерти.

Серж Ренко (Федор) и Катерина Дидаскалу (Арсиноя) в фильме "Тройной агент"

“У каждого человека бывает своя война...” Странноватый фильм, неоднозначное впечатление. Психологическая драма Эрика Ромера “Тройной агент” снята по мотивам подлинной истории — для режиссера это некоторое отступление от правил. На дворе 1936-й год, время французского Народного Фронта и гражданской войны в Испании. Русский генерал белой армии с выразительным именем Федор (Серж Ренко) оказывается в парижской эмиграции с хорошенькой женой, гречанкой Арсиноей (Катерина Дидаскалу), которую он ласково зовет на русский манер “Арсиноюшка”. Он ее всячески балует — однако не торопится рассказывать, на какие тайные встречи то и дело ходит и чьи задания выполняет. За красных он, за белых, к нацистам ли готов податься или в Союз рвануть от душевной неопределенности — сказать мудрено. Жена его дружит с коммунистами, живущими этажом выше, у генерала это вызывает лишь сдержанную усмешку по поводу наива той и другой стороны — но кто же такой он сам? Холеный щегольски одетый генерал не особенно скрывает, что да, он шпион — но, похоже, что шпион мятущийся. Честно говоря, не особенно воспринимается подобная сюжетная коллизия: когда историю России начинают снимать иностранцы: некоторая искусственность и иллюстративность все-таки видны. И вообще, после Штирлица эти страсти, когда герой с киношной многозначительностью изображает себя спасителем мира, я для себя называю “револьвером в сахарнице” (по другой аналогии — с “Бриллиантовой рукой”; извините, если звучит легкомысленно).

Однако снято, как все у Ромера, пронзительно: прослежена — и отнюдь не холодно — игра каждого мускула и нерва человеческого лица, дрожание каждого листа на ветке за окном. Мощный психологизм переполняет каждый кадр. Как сохранить преданность любимому существу, если политические симпатии у него иные — или вообще, непонятно какие? Кем считать его, единственного и неповторимого, если выясняется, что он рискнул тобой, даже не поставив в известность, на какие баррикады идет? Режиссер исследует веру и доверие, любовь и долг — эти понятия, которым нет износу.

Однако, как выясняется, до полного понимания, что есть на самом деле любовь и долг, человечество еще и не дожило. Экран, безжалостно констатирующий этот горький факт, стоит зрительского уважения.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки