Дороги судьбы

Опубликовано: 7 июля 2003 г.
Рубрики:

      Эта 77-летняя филадельфийка выглядит не только значительно моложе своих лет, — ее всё еще можно назвать красивой женщиной. В гостиной ее дома стоит нечто вроде семейного алтаря, на котором соседствуют предметы, способные привести непосвященного человека в некоторое замешательство. Рядом с массивным бронзовым семисвечником-менорой лежит пожелтевший школьный табель с портретом Гитлера; старинное обручальное кольцо с бриллиантом и золотые часики лежат на серовато-зеленом паспорте с изображением орла и свастики; мужские карманные часы с удивительным брелоком из старинных немецких монет; несколько семейных фотографий в рамках — пожелтевших, старых, и сделанных совсем недавно; и среди них — старый школьный снимок: три десятка девочек 12-13 лет в допотопной форме. И нечто совсем уже странное — старенькая сломанная детская соломенная шляпка.

      Кто изображен на фотографиях? Вот это она с мужем в день свадьбы, в 1946-м. Это? Это их дочь Джуди. А это сыновья — Дэниел и Марк. А это внуки — десятилетний Макс и пятилетняя Джуди. А что это? О, это очень старая история. Владелица семейного алтаря задумчиво перебирает стоящие на нем предметы, и воспоминания уносят ее далеко-далеко назад, в другие края и другую эпоху...

      * * *

      В тот день уроки в кельнской «Юдише Фольксшуле» закончились необычно рано, но школьницам не разрешили идти домой одним. Лору Метцгер, ученицу пятого класса частной еврейской школы, домой проводила мать ее соседки по парте. Лора навсегда запомнила этот день: обычно безукоризненно чистые улицы Кельна были сплошь усеяны битым стеклом.

      Лора, ее родители Макс и Бетти, и старший брат Эрнст, жили на третьем этаже четырехэтажного дома на Ганза-Ринг — широком зеленом бульваре, опоясывающем центральную часть города и меняющем свое название через каждые три-четыре квартала. Когда-то этот дом целиком принадлежал некоей аристократической семье, но потом был продан и разделен на восемь отдельных квартир разного размера. Квартира Метцгеров была небольшой — четыре комнаты и кухня.

      Мать ждала Лору с внутренней стороны парадной двери. Она произнесла «Не бойся, детка!», тщетно пытаясь улыбнуться, но никак не могла заставить не дрожать губы и скрыть собственный страх. Было 10 ноября 1938 года — второй из дней печально известной недели, названной потом «Неделей битого стекла". Толпы нацистов бесновались на улицах Кельна, а они — 12-летняя девочка с матерью — ждали за входной дверью, пока домой соберется вся семья.

      Золотое колечко с маленьким бриллиантом, лежащее ныне на семейном алтаре (Лора часто надевает его теперь), — Макс Метцгер подарил своей жене Бетти, когда она родила сына-первенца Эрнста: это была семейная реликвия — кольцо некогда носила покойная мать Макса. Лежащие там же золотые часики принадлежали Бетти, а карманные часы с брелоком из четырех золотых монет Германской империи — лориному отцу. Много лет назад эти и другие золотые безделушки были переданы Лоре совершенно незнакомыми ей людьми, и стоимость этих вещичек совсем невелика, — только память о близких людях делает их по-настоящему драгоценными. Они связывают настоящее с прошлым. И с будущим. Эти вещи можно назвать и символами Судьбы, по прихотливым дорогам которой движется человек.

      То, что Лора осталась жива, вполне можно определить как чудо. Но под чудесами понимается действие каких-либо сверхъестественных сил, а в данном случае всё, что произошло с Лорой, было результатом поступков самых обыкновенных людей — плохих, хороших или ко всему безразличных. Именно эти люди решали, кто должен умереть, а кто должен жить. И была еще игра слепого случая, который, словно в калейдоскопе, создает невиданные узоры из невероятных ситуаций, — узоры, называемые Судьбой...

      Родственники Метцгеров начали съезжаться к ним в тот солнечный ноябрьский полдень. Затеряться в большом городе «рейха» — был для еврея в те времена наилучший, а иногда единственный в своем роде способ выжить. А квартира лориных родителей была наилучшим местом, где можно было переждать разразившуюся бурю. Дядя Гуго и тетя Мала приехали из кельнского пригорода. Гуго был старшим братом Макса и владельцем галантерейного магазина; его магазин разгромили, и Гуго узнавал в громилах своих многолетних покупателей.

      Дядя Юлиус и тетя Ханна приехали из поселка Обераула в Гессене со своими двумя детьми и жившей с ними лориной бабушкой. Предки Лоры с материнской стороны жили в Гессене на протяжении 500 лет. Юлиус Гольдшмидт, младший из братьев Бетти, фермерствовал и владел аптекой; с ним жил и старший брат, холостяк Герман, «недотепа-Герман», — он исчез из поселка недостаточно быстро, и нацисты арестовали его. Сам Юлиус прибыл с глубоким порезом на руке: он пытался отстоять от громил свою аптеку, но ее постигла участь магазина Гуго. Юлиус тоже узнал среди громил нескольких своих клиентов.

      Ранним вечером пришел и Макс — весь взъерошенный, перепачканный, но невредимый. Он не рискнул идти напрямую по улицам и пробирался по крышам домов, опускаясь на землю лишь там, где необходимо было перебежать от дома к дому. Эту ночь Лора тоже запомнила на всю жизнь: приехавшие спали по всей квартире, где придется, в каждом свободном уголке.

      Судьба Лоры и ее родителей могла быть совершенно иной. В самом начале 20-х годов, еще до рождения Лоры, ее отец получил предложение переехать на работу в Данию. Он и Бетти очень серьезно обсуждали эту возможность, и Лора вполне могла родиться и вырасти в Дании. Случись так, и выжила бы не только она, но и вся семья: датчане, хоть и оккупированные немцами, не допустили депортации своих евреев в лагеря истребления.

      Но было решено родину не покидать и за границу не переезжать. Еще бы! Они ведь чувствовали себя немцами, после стольких поколений предков, проживших здесь многие столетия. Отца Макса звали Исаак Метцгер, и он действительно был «metzger», т.е. мясник. И в детстве Лора хохотала, когда ей рассказывали, что деда называли Metzger der metzger. Он служил в прусской армии во время франко-прусской войны 1870-71 гг. в чине фельдфебеля и был в числе тех, кто победно вошел в капитулировавший Париж.

      Макс тоже служил четыре года в немецкой армии, в Первую мировую войну, на Западном фронте. Он был капралом-связистом, дважды ранен и награжден Железным крестом. И три брата Бетти также служили в армии. Младший, Юлиус, потерял все пальцы на отмороженных ногах. Средний, Карл, был убит в бою под Танненбергом. А старший, Герман, был награжден за героизм — он захватил в плен четверых французов. В семье, впрочем, к этому подвигу «Германа-недотепы» относились скептически: полагали, что в самом лучшем случае французы просто добровольно сдались в плен, а скорее всего, они настояли на этом вопреки желанию Германа. Дело в том, что в результате какой-то детской болезни все реакции Германа были сильно замедленны.

      И вот теперь родина погромами благодарила своих бывших солдат, а «Герман-недотепа» уже находился в Дахау. Кто мог знать, что другая Дорога Судьбы была более безопасной?

      В одном доме с Лорой жила ее соученица, по имени Анна-Лизе. Ее родители были членами нацистской партии, а она сама состояла в Союзе немецких девушек. Однажды, когда им обеим было по 11 лет, Анна-Лизе пригласила Лору пойти вместе с нею «выполнять поручение»: собирать деньги для Союза девушек.

      Уже тогда Лора вполне могла быть моделью для плаката с изображением идеальной арийской девочки, идеального воплощения всех внешних данных, необходимых «расе господ». Она была удивительно красива и пропорционально сложена, с двумя длинными белокурыми косами и огромными, искрящимися голубыми глазами. Ею любовались все. И в одном магазине, куда она зашла, держа в руке жестяную кружку с черной свастикой, какой-то человек положил ей руку на голову и сказал:

      — Du bist ein wirklich schones deutsches Madchen (ты красивая, истинно немецкая девочка).

      Успех сбора был необычайный, но когда Лора, придя домой, с гордостью рассказала обо всем матери, та пришла в ужас и воскликнула:

      — Никогда — ты слышишь, никогда! — не смей этого делать впредь!

      Это восклицание Лора тоже запомнила навсегда. И еще одну вещь она запомнила. Вскоре после этого она зашла к Анна-Лизе, была встречена у двери ее матерью, и та приказала Лоре забыть сюда дорогу.

      После Кристаллнахт и без того плачевное состояние немецких евреев стало совсем невыносимым. На них был наложен штраф в миллиард марок, их страховые полисы были аннулированы, они больше не могли быть ни профессионалами, ни бизнесменами, и им строжайше запрещалось появляться в любых публичных местах, вроде театров или пляжей. Их дети были вышвырнуты из государственных школ.

      Макс, коммивояжер по продаже кожаных изделий, лишился своей работы. Он пробыл безработным несколько месяцев, после чего его призвали на «трудовой фронт» в качестве уборщика шоссейной дороги. Ему тогда было около 50 лет. Потом был призван Эрнст. Бетти, некогда закончившая торговую школу по классу шитья, работала дома, зарабатывая шитьем белья.

      Чтобы разорить своих евреев окончательно, нацистское правительство издало декрет о сдаче всего, что имеет хоть какую-нибудь ценность, — от ювелирных изделий и часов до радиоприемников. У Метцгеров этого добра было совсем немного, и его реквизиция, в общем, никак не повлияла бы на их бюджет. Для них это был исключительно вопрос принципа — не отдавать ценностей нацистам; и всё, что у них имелось, было через верного человека переправлено в Голландию, к живущей там двоюродной сестре Макса — Рикке Вайс.

      Если родиться в Дании было для Лоры первой из неиспользованных Дорог Судьбы, то возможность уехать в Италию была второй. Через пару домов от них жила семья Кабрильоне, и Вильма Кабрильоне была ровесницей и закадычной подругой Лоры, невзирая ни на что. Ее отец был итальянцем, мать — немкой, и оба презирали нацистов. Сеньор Кабрильоне, некогда мелкий фашистский функционер, порвал с Муссолини, когда тот объявил себя союзником нацистской Германии.

      Во время школьных каникул Вильма обычно уезжала в Италию к своей бабке, и Кабрильоне пригласили Лору поехать вместе с их дочерью. Подразумевалось, что Лора останется в Италии, чтобы переждать это тревожное время: итальянцы, хоть и были союзниками Гитлера, приняли к себе более 10000 евреев-беженцев, и вплоть до 1943 года (т.е. до оккупации немцами Северной Италии) отказывались депортировать своих евреев в Германию.

      Родители Лоры поблагодарили за приглашение и отказались. Вместо этого они записали дочь в организацию ПДНЕ — Помощь детям немецких евреев. ПДНЕ помогала детям переправиться в Америку, а там устраивала их в семьях еврейской общины. Именно Америка была целью Макса, и он боялся, что оказавшись в Италии, Лора никогда уже не попадет в Соединенные Штаты.

      Это была не просто игра с жизнью и смертью: по сравнению с этой игрой знаменитая «русская рулетка» выглядела игрой совершенно безопасной. Там в пустом барабане револьвера — всего один патрон, и, значит, шансы застрелить себя измеряются как один против пяти. Здесь всё было иначе. Здесь вообще не было известно, получит ли Лора американскую визу: «еврейская квота» была мала, дети подсчитывались наравне со взрослыми, и одним из условий получения визы была «твердая гарантия, что иммигрант не рассчитывает на помощь со стороны государства». Между 1934 и 1945 годами ПДНЕ сумела вывезти из Европы всего 590 детей. Лора попала в последнюю группу из семи детей — семи детей, которых удалось вывезти из Германии в течение 1940 и 1941 годов. А после вступления Америки в войну деятельность ПДНЕ, естественно, прекратилась. Так что какая уж там «русская рулетка»?

      Почему выбрали именно ее? Ну, были у нее хорошие отметки, так ведь у сотен других школьниц были не хуже, а у многих и лучше. Может, потому, что ее учителя дали ей блестящую характеристику? Или потому, что на фотографии, приклеенной к ее анкете, она была удивительно красива? Одно она знает наверняка — с деньгами это было не связано никак: у ее родителей денег не было. Почему же безликий и никому не известный чиновник выбрал именно ее? Кто его знает. Скорее всего, это просто была третья Дорога Судьбы...

      Ее брат Эрнст был пятью годами старше Лоры и уже не подходил под программу помощи детям. Он, как и тысячи других, подал заявление на получение американской въездной визы: если он получит ее, он в дальнейшем получит и право вызвать всю свою семью, — по американским законам случаи воссоединения семей рассматривались в первую очередь.

      Но практически это было безнадежное дело. Государственный Департамент непрерывно уменьшал «квоту»; чем хуже шли дела в Германии, тем меньше и меньше евреев получали въездные визы, а когда в Европе разразилась война, этих разрешений стало совсем мало. «Въездной год» завершался 30 июня. К 30 июня 1939-го разрешение на въезд получили 43 450 евреев-иммигрантов, в следующем году — 36 945, потом — 23 737, а к 30 июня 1942-го — 10 608 человек. Было известно, что беженцев принимают Куба и Доминиканская республика, но там за въездные визы нужно было платить большие деньги, а у Метцгеров, как уже было сказано, денег не было.

      Время шло. Весной 1941 года Лоре исполнилось 14 лет, и она обязана была работать. Она не захотела идти на военное производство и вместо этого пошла на швейную фабрику, работая там по 12 часов в день. Летом начались налеты английской авиации, и Кельн был ее главной мишенью. Метцгеры проводили тревожные ночи в бомбоубежище под домом, тайно желая англичанам успеха и тайно же молясь, чтобы бомба не угодила в их дом.

      Так прошло около четырех лет ожидания. Вдруг, в начале августа 1941 года, пришло извещение: Лоре надлежит связаться с американским консульством в Штутгарте на предмет медицинского освидетельствования и заполнения необходимых документов для получения визы. Она поехала поездом, одна, и остановилась там у одной из родственниц отца. В Штутгарте Лора познакомилась с еще семью счастливцами — подростками от 13 до 15 лет, которым предстояло сменить нацистскую Германию на Америку. Среди этих семи оказалась девочка по имени Лотта Розенберг, знакомая Лоры. А одна из этих кандидаток заболела, не прошла освидетельствования, и ей было предложено вернуться домой. Это была дорога ее судьбы — дорога к смерти. Кто-то ее заменил в этой семерке и выиграл жизнь.

      Вернувшись домой, Лора вдруг заявила родителям, что не покинет их, а когда те стали настаивать на ее отъезде, — она разрыдалась. Всю ее жизнь родители, насколько могли, старались оградить ее от всего плохого, и в то же время приучали ее к самостоятельности. Они, например, разрешали ей одной ездить в гости к родственникам по всей Германии, но они же посылали ее под каким-нибудь предлогом на кухню, если шутки их гостей становились чрезмерно двусмысленными или совсем недвусмысленными.

      Теперь, когда она вдруг воспротивилась отъезду в Америку, родители сказали ей ласково, но твердо: у нее нет иного выбора. Она не просто едет в Америку, — ее посылает семья. Она, прибыв туда, должна как можно быстрее приспособиться к тамошней жизни, стать американкой; и она должна постараться обосноваться в глубине страны, а не среди беженцев, толкущихся в Нью-Йорке. И дальнейшая судьба ее семьи будет зависеть от нее. Она навсегда запомнила, как перед ее отъездом совершенно неверующий отец возложил руки на ее голову и прошептал полузабытое древнееврейское благословение. А когда поезд отошел от кельнского вокзала, родители долго махали ей вслед, и у нее было щемящее чувство, что она видит их в последний раз...

      Сбор избранной семерки происходил в Берлине. Эрнст провожал ее. 19-летний брат и 14-летняя сестра представляли собой удивительную пару, на которую все на вокзале обращали внимание: стройный, широкоплечий синеглазый блондин — воплощенный Зигфрид, и статная юная голубоглазая красавица, с двумя длинными золотистыми косами — воплощенная Маргарита. Они стояли, обнявшись и глядя друг другу в глаза, а остановившиеся неподалеку две пожилые женщины растроганно смотрели на них, и было слышно, как одна сказала другой:

      — Все-таки это правда, что наша немецкая молодежь — самая красивая в мире!.

      Счастье старушек, что они не видели выражение лица «молодежи» при этих словах.

      Семерых избранных усадили в запертый вагон — им было запрещено выходить во время остановки в оккупированном Париже. Потом была испанская граница, и их пересадили в испанский поезд, доставивший их в Сан-Себастьян на берегу Бискайского залива. Там они переночевали, а днем они уже были в Лиссабоне. Пять роскошных дней в португальской столице, где эти семеро были вольны делать, что им вздумается, — это, кажется, были лучшие дни в лориной жизни. Они бродили по городу, пили кока-колу в маленьких кафе на улицах, смотрели американские фильмы. Два молодых португальца пригласили Лору и Лотту Розенберг на морскую прогулку на яхте, и Лора чувствовала: прикажи она этим двум сделать любую глупость, и те подчинятся с восторгом. Она была просто поразительно красива, и делала вид, что курит сигарету, — чтобы казаться взрослее и независимее.

      У нее больше не было тоски по Германии. Что-то случилось в запертом вагоне — необъяснимое для нее, но вполне естественное для каждого молодого существа, когда заканчивается один период его жизни и начинается другой. Это была всего-навсего соломеная шляпка, обычная коричневатая широкополая шляпка, которую купила ей мама года три назад, — когда евреям «рейха» еще разрешалось покупать в магазинах одежду. Лора положила шляпку на сиденье рядом с собой и задумчиво смотрела на расстилавшийся за окном вагона сельский пейзаж Франции. И вдруг один из ребят-попутчиков присел рядом — прямо на шляпку. Лора начала горько плакать, сама не зная отчего, а потом внезапно всё прошло: между нею и ее прошлой жизнью каким-то непостижимым образом встала глухая стена.

      После 12-дневного морского путешествия американский корабль, переоборудованный из бывшего грузовоза, доставил их в Нью-Йорк. А еще пятью днями позже Лора и Лотта были уже в Чикаго, где их поместили в детском доме. Там Лора получила письмо на тонкой бумаге, написанное изящным почерком отца, всегда приводившим ее в восторг: «Моя дорогая девочка! К сожалению, я не могу сообщить тебе ничего приятного. В среду в Литцманштадт (т.е. в Лодзь) уходит очередной состав, и на этот раз он уйдет с нами. Мы напишем тебе, как только прибудем на место. Лорхен, продолжай делать, что можешь, для нашей эмиграции на Кубу. Мы знаем, что это стоит денег, но может быть, тебе удастся отыскать там добрых людей и собрать среди них необходимую сумму: у нас нет ничего. Мы счастливы, что ты уже в Америке, и нас поддерживает надежда, что ты сумеешь оттуда помочь и нам. А пока мы можем уповать лишь на Бога. Но ты не волнуйся без причины: люди, уже прибывшие на место с предыдущими эшелонами, писали, что там совсем не так уж плохо. Будь здорова, обнимаем и целуем тебя. Папа».

      Это письмо было датировано 26 октября 1941 года — оно было написано менее десяти недель после отъезда Лоры из Германии. И это была последняя весточка, которую она получила от своей семьи. Там же, в Чикаго, Лора получила письмо от своей школьной подруги Руфи Оппенгеймер. Она сообщала, что фройляйн Френкель, любимая лорина учительница, покончила с собой. И от Руфи это тоже было последнее письмо.

      После пяти дней пребывания в Чикаго Лору и Лотту отправили в Омаху, где они расстались, — каждая из них попала в местную еврейскую семью. На следующий же день после прибытия Лора начала ходить в десятый класс местной хай-скул. По-немецки там мог говорить лишь учитель немецкого языка — точнее, он наивно полагал, что говорит по-немецки: Лора почти не понимала его. Зато английский она усвоила с поразительной быстротой и настолько хорошо, что в выпускном классе писала сочинения для своих приятельниц.

      Она жила в семье по фамилии Кон, у нее была своя комната, и ее кормили. А еврейская организация выдавала ей доллар в неделю на личные расходы и обеспечивала получение одежды в местном благотворительном магазине (трифт-шопе). Лора выглядела старше своих лет, и весной ей удалось устроиться на неполный рабочий день в магазин готового платья, выдав себя за 16-летнюю. А когда ей действительно исполнилось шестнадцать, она перешла в ювелирный магазин. Ее школьные дела шли настолько блестяще, что в последнем классе ей нужно было сдать лишь курс американской истории, поэтому у нее было много свободного времени, и она могла работать полный рабочий день. Она хотела поступить на Мартиновский завод бомбардировщиков, но — горькая ирония судьбы! — ей отказали: с точки зрения американского правительства, она, еврейка, с неимоверным трудом бежавшая от нацистов, рассматривалась как «иностранка, принадлежащая к враждебной стороне».

      Она прожила у Конов около двух лет, и они как будто привязались друг к другу. У Кона был мясной бизнес, и произошло нечто такое, что вынудило эту семью переехать в Калифорнию, куда Лору они взять с собой не могли или не хотели. Еврейская федерация должна была подыскивать ей новую семью, и для девушки это была самая настоящая трагедия — словно вновь потерять родной дом...

      Две недели спустя после Перл-Харбора, и десять недель спустя после приезда Лоры в Омаху, в ясный декабрьский день, она познакомилась со студентом-выпускником колледжа Леонардом Босбергом. Был молодежный вечер в Культурном центре местной еврейской общины, Леонард пришел туда со своим закадычным другом Джимом, как делал это много раз, и стоял, небрежно разглядывая танцующих. И вдруг он увидел ЕЕ! Если бы у Леонарда спросили, как он себе представляет ангела или даже саму богиню красоты, он, не колеблясь, указал бы на это синеглазое чудо и сказал: «Не надо представлять, вот она перед вами, эта богиня!»

      Лора с кем-то танцевала, Леонард буквально вырвал ее из рук партнера и ни слова не произнес во время танца, — он лишь не отрывал взгляда от этих бездонных синих глаз. А когда вечер кончился и Лора ушла с подругами домой, обычно сдержанный Леонард вдруг завопил в темноту не своим голосом:

      — Джим, старина, запомни: я женюсь на этой девушке!

      — Она не для тебя, парень, — Джим в сомнении покачал головой.

      — Для меня: это моя судьба! — последовал уверенный ответ.

      Да, это была еще одна Дорога Судьбы.

      Их роман начался летом следующего, 1944 года, а в сентябре Леонард Босберг, специалист по японскому языку и культуре, вызвался идти добровольцем на тихоокеанский фронт, получил на погоны серебряные шпалы лейтенанта и начал готовиться к отъезду. Они не давали друг другу никаких клятв и обещаний — всё подразумевалось само собой.

      Перед самым отъездом Лора попросила Леонарда об одном одолжении, столь же простом, сколь и практически невыполнимом. Когда-то, сказала она, ее родители переслали всё, что им было дорого, в Голландию, к родственнице по имени Рикка Вайс. Эта последняя, для большей сохранности, переправила всё своей сестре, Кларе Вайс, бежавшей из Германии в Шанхай. Так вот, если Леонард сумеет каким-то образом попасть в Шанхай, не откажется ли он разыскать Клару (которую Лора никогда в своей жизни не видела и адреса ее не знала), рассказать ей о Лоре и попросить ее переслать вещи в Штаты?

      Военные приключения Леонарда Босберга — тема для отдельного очерка. Здесь же я скажу лишь, что в силу невероятного стечения обстоятельств он встретил Клару Вайс, хоть и под совершенно другой фамилией; та рассказала ему о том, что ее сестра Рикка была депортирована в концлагерь в Терезиенштадте, выжила и вернулась в Голландию; Клара написала Рикке о встрече с Леонардом и сообщила о том, что Лора тоже жива и находится в Омахе. И тогда Рикка написала подробное письмо Лоре, где среди прочего сообщала, что ценности Метцгеров снова у нее.

      Она получила лорин ответ, но не доверила ценности почте, а вручила их почтенной паре голландских евреев, ехавших с визитом к родственникам в Омаху, — чтобы те всё отдали Лоре лично. Позднее всё полученное заняло свои почетные места на домашнем алтаре.

      Леонард и Лора поженились в 1946-м, точно в тот самый декабрьский день, в который пятью годами раньше Леонард кричал в ночную тьму: «Я женюсь на этой девушке!» Джим был его шафером.

      * * *

      В 1986 году правительство тогдашней ГДР издало в крайне ограниченном количестве экземпляров так называемую «Gedenkbuch» — двухтомную «Памятную книгу», в черном кожаном переплете, на котором название было вытеснено золотом. В книге были собраны документированные сведения о депортированных немецких евреях. Штаты получили 10 экземпляров книги, и одна из них находится в архивах Пенсильванского университета. Несколько лет назад Лора ознакомилась с этой книгой, чтобы узнать о судьбе своей семьи.

      Она нашла имена Макса, Бетти, Эрнста и еще нескольких родственников. Они все были высланы в Лодзинское гетто и там нашли свою смерть. Это была дорога их судьбы.

      Она увидела и строку со своим паспортным именем: Лора-Берта-Сара Метцгер. И против нее стояло: «Verschollen» — пропала без вести. Это была дорога ее судьбы...

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки