«Счастье мое». Репортаж из построенного дома

Опубликовано: 16 апреля 2011 г.
Рубрики:
Кадр из фильма Сергея Лозницы "Счастье мое"

Отрешившись от старого мира, герои повести Андрея Платонова "Котлован" мечтали отряхнуть его прах со своих ног как можно быстрее. Лопатами и кирками, примерно как строители Беломорско-Балтийского канала, они рыли котлован под фундамент социалистического дома, гигантского дома, в котором должны жить одни только пролетарии, а "вопрошающее небо светило" над ними "мучительной силою звёзд". Они работали, не покладая рук, хоть и уверены были, что "всё равно счастье наступит исторически". Но они спешили. "Скорее надо рыть землю и ставить дом, а то умрёшь и не поспеешь. Пусть сейчас жизнь уходит, как течение дыхания, но зато посредством устройства дома её можно организовать впрок — для будущего неподвижного счастья и детства".

Те же из них, кто готов был додумать мысль до конца, понимали, что им и самим, пролетариям — не говоря о буржуях, — не место в этом "общепролетарском доме", что поселить там можно только детей. "Жачев ещё с утра решил, что как только эта девочка и ей подобные дети мало-мальски возмужают, то он кончит всех больших жителей своей местности; он один знал, что СССР населён сплошными врагами социализма, эгоистами и ехиднами будущего света, и в тайне утешался тем, что убьёт когда-нибудь вскоре всю их массу, оставив в живых лишь пролетарское младенчество и чистое сиротство".

 

Сорок лет спустя Владимир Высоцкий написал песню, которая так и называлась — "Дом".

"Что за дом притих, погружен во мрак, 
На семи лихих продувных ветрах, 
Всеми окнами обратясь в овраг, 
А воротами — на проезжий тракт? 
... 
В дом заходишь как всё равно в кабак, 
А народишко — каждый третий — враг. 
Своротят скулу — гость непрошеный. 
Образа в углу — и те перекошены. 
...
Кто ответит мне, что за дом такой? 
Почему во тьме, как барак чумной? 
Свет лампад погас, воздух вылился. 
Али жить у вас разучилися? 

Двери настежь у вас, а душа взаперти! 
Кто хозяином здесь — напоил бы вином! 
А в ответ мне: — Видать был ты долго в пути 
И людей позабыл — мы всегда так живём. 

Траву кушаем, век на щавеле, 
Скисли душами — опрыщавели, 
Да ещё вином много тешились, 
Разоряли дом — дрались, вешались..." 

Может быть, Высоцкий и не надеялся вернуть к нормальной жизни обитателей этого дома, но он верил, что есть — должны быть! — и другие дома: "Я коней заморил, от волков ускакал. / Укажите мне край, где светло от лампад!/Укажите мне место, какое искал, / Где поют, а не стонут, где пол не покат!" — требовал он.

И хотя обитатели дома и отвечали ему: "О таких домах не слыхали мы./ Долго жить впотьмах привыкали мы./ Испокону мы в зле и шёпоте/ Под иконами в чёрной копоти!", — он не оставлял надежды и, вырвавшись из этого "смрада", готов был гнать и гнать, "башку очертя" туда, где люди живут как люди.

Сергей Лозница, автор фильма "Счастье моё", снятого восемьдесят лет спустя, знает наверняка, что великая мечта осуществилась, "общепролетарский" дом построен и никаких других домов нет. Дом построен, и населяют его и потомки тех, кто рыл котлованы лопатой и крушил киркой смёрзшуюся землю, и тех, кто в полушубках и валенках охранял землекопов, время от времени сдёргивая с плеча автомат. И потомки тех, кого морили голодом, и потомки тех, кто морил, и тех, кто умел одним ударом ломать челюсти, и тех, кто случайно выжил, и тех, кто стучал, и тех, на кого стучали, и тех, кто расстреливал, и тех, кому повезло спрятаться, заховаться, остаться незамеченным.

"Главное не надо, ну не надо никуда лезть... Я всем всегда говорю: "Ну не лезь, куда не просят. Ну не просят — сиди и не рыпайся, целее будешь", — говорит один из персонажей фильма.

"Товарищ генерал! За Отечество, за мир во всём мире положил всех сук затылком к затылку, дырочка к дырочке, словно одной ниткой прошитые. Задание выполнено. Суки будут лежать в земле, дети будут улыбаться, а звёзды будут сиять!" — говорит другой, немного свихнувшийся расстрельщик, несомненно прямой потомок героев "Котлована".

"Рассказывают, здесь раньше хорошие люди жили, а теперь всякий сброд", — говорит бабка, зашедшая к соседке по деревне за своим стаканом самогона. (В этой деревне в аккуратном ухоженном домике в июле 1941 года два красноармейца убили приютившего и накормившего их учителя, а теперь, занесённый снегом, этот домик стоит чёрной трущобой).

"Ты что — дурак? — кричит девочка-проститутка, совсем не похожая на Сонечку Мармеладову. — Ты что — благородный? Девочку пожалел? Может, ты содержать меня будешь? Смотри, какой выискался! Может быть, ты завтра придёшь, завтра денег дашь? Подавись ты своими деньгами! Я своё заработаю, этим вот заработаю! — кричит девочка, шлёпая себя по причинному месту. — Мне жалости твоей не надо и подачек твоих не надо".

Кого-то волоком тащат в котлован (не грандиозного дома, таких уже не строят, а какой-то незначительной постройки), заливают цементом, засыпают землёй, а потом рабочие с лопатами не спеша, покуривая отправляются по своим делам. Майор, дежурный по железнодорожной станции, грабит возвращающегося из Германии деревенского паренька-лейтенанта, который всё что и везёт-то — фотоаппарат себе и красное платье своей невесте. Милиционеры-гаишники хотят заполучить блондинку из остановленной ими машины. Деревенские мужики бьют дубиной по голове заночевавшего в поле водителя, надеясь, что в грузовике у того ценный товар, а когда в мешках оказывается мука, самый совестливый из них говорит: "Зря значит парнишку потревожили". Этого "парнишку", бредущего на заплетающихся ногах, потерявшего речь и обросшего бородой, избивают на базаре братки: не лезь сюда, сука, мы здесь хозяева. Милиционеры бьют задержанных. Арестованный парень убивает милиционера. Солдатик и молодой лейтенант возят по деревням цинковый гром с телом убитого на какой-то далёкой войне солдата, а гроб этот никто не желает принимать. Солдат убивает старика. Милиционеры-гаишники, приковав наручниками к батарее, избивают задержанных.

Расчеловечивание. Вот что случилось с людьми — расчеловечивание. Правый уклон, левый уклон, инженеры-вредители, генералы-шпионы, раскулачивание, расказачивание, космополиты, убийцы в белых халатах. Кампания по расчеловечиванию не останавливалась ни на минуту.

Лозница не ищет выхода. Он сообщает. Подводит итог наблюдений, сделанных им во время поездок по стране. "Счастье моё" — первый игровой фильм Сергея Лозницы, но Лозница не новичок в кинематографе. Он документалист с мировым именем, чьи фильмы отмечены множеством дипломов и наград самых престижных фестивалей.

"Зрителю нужен шок, — сказал Лозница одному интервьюеру, — потому что иначе до него уже не достучаться".

"Счастье моё" — фильм-плакат, который можно повесить в красном уголке под шапкой: "Наши достижения". Мы строили этот дом. Можем поздравить себя с полным успехом — мы его построили. Вот он стоит в дремучем лесу — то ли небоскрёб, "вечный дом из железа, бетона, стали и светлого стекла", то ли заросшая мохом избушка, — и подъезд к нему перегорожен брошенным на дорогу бревном.

И если кто-нибудь спросит: "А как же обитатели этого дома, что теперь делать с ними?" — наверное Сергей Лозница вполне может ответить словами классика: "Будет и того, что болезнь указана, а как её излечить — это уж Бог знает!"

 

Фильм Сергея Лозницы "Счастье моё" включен в программу 54-го Санфранцисского международного кинофестиваля, который будет проходить с 21 апреля по 5 июня.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки