Страницы века громче
Отдельных
правд и кривд...
Пастернак
В этом году мировая музыкальная общественность отмечает 100-летие со дня рождения Арама Ильича Хачатуряна. Человек моего поколения, любящий классическую музыку и пожелавший узнать о юбиляре побольше, обратится к самым современным источникам, избавленным, по идее, от исторических фальсификаций советского прошлого.
Журнал “Музыка и время” № 6 за 2003 год. На обложке — президент Путин, патриарх Алексий II, мэр Москвы Лужков и министр культуры Швыдкой, олицетворяющие, естественно, время. На странице 48 — биография Хачатуряна, из которой можно узнать о многочисленных сочинениях и наградах Арама Ильича, “ярчайшего представителя композиторской школы Советского Союза”, чьи произведения “с удовольствием играют молодые исполнители, получающие от них заряд бодрости, оптимизма, радости жизни, активности, действенности”. На соседней странице — биография другого юбиляра, Тихона Николаевича Хренникова, который в июне этого года отпраздновал свое девяностолетие. Жизнеописание Хренникова несколько короче, чем у Хачатуряна, вероятно, за счет более скромного списка произведений, в то время как титулов, наград и премий здесь, пожалуй, даже больше. Это и понятно, ведь Т.Н.Хренников, читаем мы, есть “патриарх советского музыкального искусства”, один из “крупнейших музыкально-общественных деятелей современности”. Из биографий мы узнаем, когда были написаны наиболее значительные произведения юбиляров, когда были присвоены им наиболее высокие звания. Единственное, о чем мы не узнаем ничего: что же случилось в жизни Хачатуряна, Хренникова (и многих других советских музыкантов) в 1948 году, потому что такой даты ни в одной, ни в другой биографии нет вообще. А на самом-то деле...
Фильм Питера Розена “Хачатурян” начинается с “репортажа с собственных похорон” — документальные кадры официозно-помпезного прощания с Хачатуряном сопровождаются его же горько-ироническими комментариями. Нет, это не реальный голос Арама Ильича, но художественный образ композитора, воссозданный за кадром известным американским актером Эриком Богосяном. Повествование с того света — приём эффектный и для художественного кино традиционный (достаточно вспомнить американскую классику “Sunset Boulevard” или современный фильм “American Beauty”). Для кино же документального прием этот весьма дерзок и наверняка вызовет споры, суть которых — извечный вопрос соотношения правды жизни и правды искусства. Но именно этот голос за кадром придает картине мощную энергию драматического подтекста, позволяющего переосмыслить знакомое давно.
Фильм не претендует на абсолютную объективность. Это авторская картина, в ней все подчинено сильной и страстной позиции создателя, которая заражает и убеждает. И тем значительней достижение Розена, что составлен-то фильм, в основном, из давно существующих документальных материалов. Это советская кинохроника первой половины XX века — вожди на трибунах, счастливые лица демонстрантов, идущие на фронт ополченцы, выступления и чествования музыкантов... Всё это, снятое когда-то для примитивно-оптимистических советских киножурналов, обретает в картине Розена совершенно иное, трагическое, звучание. Документ, факт становится явлением искусства...
И, конечно же (и это дороже всего), по-новому звучит в фильме замечательная музыка Хачатуряна, освобождаясь от часто навязанного ей в прошлом политического контекста. Так, похороны композитора сопровождаются Одой Хачатуряна на смерть Ленина, что, с одной стороны, добавляет горькой иронии к идущему “из гроба” повествованию, но в то же время, эта действительно прекрасная и величественная музыка придает моменту необходимую ноту высокой скорби.
Смелое и, в то же время, такое естественное сопоставление звуко- и видеоряда открывает в фильме тему уникальных в истории взаимоотношений тоталитарной власти с творцами самого абстрактного и аполитичного из всех искусств — музыки. Какие чувства и мысли на самом деле вкладывались Хачатуряном, Шостаковичем, Прокофьевым в их многочисленные оды и гимны Ленину, Сталину, Октябрю?.. Когда звучала в этой музыке мощь, то может, не восторг это был перед мощью, а страх? Когда звучала в ней скорбь, то может, не по вождям, а по себе самим?.. И так ли уж эстетически невежественны были тираны, когда в 1948 году обрушились на самую лучшую музыку со страшными политическими обвинениями?
Блестящий монтаж Арона Кьюна постоянно обнажает конфликт художника и власти. Фильм склеен, как учил Эйзенштейн, — по принципу драматического столкновения кадров, идей, образов... Слова Тихона Хренникова о своей чистой совести из современного интервью, и рядом — его же погромная речь 1948-го года о друзьях-коллегах музыкантах... Шеренги демонстрантов, счастливые лица девушек, показывающих на трибуну, на которой — Сталин, Молотов и пр., и тут же — крупно — лица Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, слушающих выступление Хренникова с трибуны съезда. Тогда, в 1948-м, обвинительной речью о формализме и антинародности в музыке Хренников положил начало своему многолетнему руководству союзом советских композиторов, сменив на этом посту Хачатуряна. Сейчас, в 2003-м, драма обернулась фарсом: они снова рядом, Хачатурян и Хренников, под одной обложкой, на соседних страницах, два классика-юбиляра...
* * *
Политическому разгрому советских композиторов 1948-го года уделяется в фильме большое место. В центре внимания Розена — личная драма Хачатуряна, иная, чем у его великих коллег Шостаковича и Прокофьева, возглавивших черный список (Хачатурян шел под №3). Из интервью с консультантом фильма, историком культуры Соломоном Волковым, мы узнаем, что Шостакович, который всегда понимал коварную сущность сталинской власти, был гораздо более подготовлен к удару, чем обласканный этой властью Хачатурян. После публичных бичеваний Шостакович шел домой, садился писать музыку и этим спасался. Хачатурян же на несколько лет утратил способность сочинять...
Из фильма мы узнаём о ссылке Хачатуряна в Армению, куда его отправила партия вскоре после постановления 48-го года, дабы напомнить оторвавшемуся от масс композитору его народные корни. Хачатурян ездил по армянским деревушкам в сопровождении работника НКВД, которого за глаза называл “мой комиссар”. По распоряжению “комиссара”, каждый визит заканчивался концертом самодеятельности, целью которого было музыкальное перевоспитание Арама Ильича. В одном из таких концертов Хачатурян вдруг услышал собственную мелодию, когда-то написанную для армянского фильма “Пэпо”. “Кто автор этой песни?” — спросил он у исполнителей. “Это старая народная песня, — был ответ, — её автор давно умер...”
* * *
Фильм ведет нас через годы молчания и растерянности композитора, и мы понимаем, что физическое выживание — лишь часть борьбы за существования творческой личности в тирании, другая же — не менее важная — есть борьба за сохранение своего художественного дара.
Свидетельством победы Хачатуряна в этой борьбе явилась многолетняя работа над балетом “Спартак”. Подобно “Ивану Грозному” Эйзенштейна, “Спартак” Хачатуряна далеко вышел за рамки первоначального “политически корректного” для советской тирании замысла. Как в фильме Эйзенштейна сквозь мощь и величье самовластья проступил вдруг кровавый беспредел деспотии, так в балете Хачатуряна, вместо абстрактной героики, явственно зазвучала тема столкновения личности и империи. Хорошо известна гневная реакция Сталина на вторую часть “Ивана Грозного”. Фильм на экраны не вышел, 50-летний Эйзенштейн вскоре скончался от инфаркта. Хачатуряну повезло больше: премьера балета состоялась уже после смерти вождя...
Режиссер искусно комбинирует очень ограниченные средства документалиста: кадры хроники, фотографии, интервью с коллегами и близкими композитора. Эти интервью, входя иногда в противоречие с “комментариями Хачатуряна”, дают картине некий баланс объективности. Но доминирует всё же (как и должно быть) концепция режиссера. Так, одной из вдохновенных находок Розена представляется мне показанный в фильме момент рождения знаменитого танца с саблями из балета “Гаянэ”. Крупным планом даны пальцы Хачатуряна, выстукивающие разные ритмы и постепенно находящие неповторимый рисунок танца. Эти черно-белые кадры воспринимаются как органическая часть документальной хроники, но, естественно, никто не мог снимать Хачатуряна в тот момент — дома за работой... Возможны два варианта: или позже, когда “танец с саблями” был уже знаменит на весь мир, Хачатурян в каком-то интервью воспроизвел руками момент создания, это было записано на кинопленку, а теперь найдено и использовано Розеном, или же (что более вероятно) сам режиссер, опираясь на воспоминания Хачатуряна, художественно воссоздал магический момент творчества. Можно было бы задать режиссеру этот вопрос, но я воздержался — чтоб магия сохранилась...
...Мстислав Ростропович вспоминает в фильме, как уже пожилой Хачатурян однажды сказал ему: “Ты представляешь, каким композитором мог бы я стать, если б эти сволочи не остановили меня в 1948-м?” Вопрос этот не имеет однозначного ответа. Конечно, не будь в жизни композитора 1948-го года, не было бы последовавшего за этим многолетнего творческого кризиса, он, наверняка, сочинил бы больше... Но какой была бы эта музыка? Каким был бы “Спартак”, да и был бы он вообще? Дмитрий Кабалевский, которому, как узнаём мы из фильма, удалось заменить свое имя в черном списке на имя талантливого Гавриила Попова, не думал о том, в какой лагерь он автоматически и навсегда попадал. Не было и не могло быть в этом отборе золотой середины. Быть может (и к этой мысли подвел меня именно фильм Питера Розена), высокая и горькая честь оказаться в одном черном списке с Шостаковичем и Прокофьевым, была, в конечном итоге, и залогом сохранения личности и таланта.
Светлая, жизнеутверждающая музыка Хачатуряна живёт. Она звучит по всему миру, в лучших концертных залах, театрах и фильмах — от Феллини до братьев Коэн. И заканчивается фильм Розена тем главным, что всегда остается в благодарной памяти людей после ухода художника — рукоплещущий зал, Хачатурян на сцене у рояля...
P.S. На проходившем в октябре Голливудском кинофестивале в Лос-Анджелесе фильм “Хачатурян” получил приз “Лучшая документальная картина”. После просмотра зрители аплодировали стоя. Фильм с успехом прошел в Нью-Йоркском кинотеатре Quad Cinema и будет демонстрироваться 7-13 ноября в Лос-Анджелесе в Laemmle Music Hall (9036 Wilshire Blvd., Beverly Hills). Запланирован показ фильма по американскому телевидению на канале PBS и последующий выпуск в формате DVD. Многочисленные попытки показать фильм по российскому телевидению ни к чему не привели.
Добавить комментарий