Да, Стасик, именно так его и звали, то есть по документам девятилетний мальчик имел имя Станислав, но и друзья, и воспитатели, и учителя называли его Стасик. Об этом он, самый младший ребёнок из группы школьников, с которой мне пришлось работать летом 2014 года в приморском детском лагере "Орлёнок", расположенном на берегу Азовского моря, рассказал сам на вечере знакомств, традиционно проводившемся в первый день смены. Конечно, после этого и я мальчика стал называть именно так. Что касается имен, замечу, что в "Орлёнке" отношение к обращению друг к другу было более чем демократичным. Дети называли своих воспитателей на вы, но по имени, не используя отчеств. Таким образом, щупленький, маленького роста, светловолосый Стасик, например, величал меня Юрием, несмотря на его девятилетний и мой сорокасемилетний возраст. Признаюсь, что я не испытывал никакого дискомфорта от такой формы обращения, а наоборот, чувствовал себя моложе, что ли.
Впервые Стасик привлёк моё внимание при очень странных обстоятельствах. На третий день нашего пребывания в приморской здравнице, я в тени развесистого клёна ожидал, пока из столовой после сытного обеда выйдут все дети моей группы. И тут два тринадцатилетних мальчика, оба в джинсовых шортах и разноцветных футболках, коротко подстриженные, почему-то несколько смущаясь, подошли ко мне и один из них, высокий, крепко сложенный Андрей, попросил:
- А вы не могли бы дать нам ручку? Мы тут решили девочек разыграть, а для этого надо написать письмо именно на листке бумаги. Мобилка с Интернетом не подойдёт.
- Конечно, - по-доброму улыбнувшись, ответил я и, сразу достав из барсетки, висящей на моём плече, простенькую шариковую ручку, протянул её Андрею, спросив при этом удивлённо, - а разве у вас в комнате ни у кого нет пишущих инструментов?
- Так он всю пасту съел, - мимоходом, но несколько обиженно констатировал невысокий, несколько полноватый Коля, друг Андрея.
- Какую пасту? Кто съел?- ничего не понимая, уточнил я.
- Ну как кто? Стасик, конечно, - уверенно произнёс Андрей, - ну тот ребёнок, который самый младший в нашей группе. Да вон он стоит, возле шелковицы, на углу здания столовой, - подросток показал рукой на строение, из которого сам недавно вышел..
Действительно, худощавый, невысокий мальчик в серых шортиках и белой, точнее, бывшей когда-то белой, изрядно помятой футболке с ярко-красной кепочкой на голове стоял под деревом и задумчиво смотрел на крупные, чёрные, манящие сладкой недостижимостью ягоды шелковицы, до которых ребёнок в силу его роста дотянуться не мог. По-видимому, он размышлял, каким образом возможно исправить такую несправедливость.
"Надо бы вечером одежду его отнести дежурной прачке, в стирку",- отметил я для себя, а затем, недолго думая, позвал мальчика;
- Стасик, подойди к нам, пожалуйста.
Удивлённо оторвавшись от созерцательно-мыслительного процесса, ребёнок, поняв, что зовут именно его, нехотя подошёл ко мне и стоящим рядом Андрею и Коле.
Я несколько замешкался, оценивая нелепость вопроса, который собирался задать, но всё же спросил:
- А скажи нам, ты и вправду ешь пасту из шариковых ручек?
- Ну да, - как-то небрежно обронил мальчик, краем глаза косясь на шелковицу, к которой уже подобрались старшие дети из нашей группы, то есть те, которые могли дотянуться до ягод. Стасик тяжело вздохнул при этом, а затем обречённо посмотрел мне в лицо, явно не понимая, зачем его позвали.
- Ты раскручиваешь колпачок ручки, достаёшь тоненький стержень с пастой, а потом зубами выдавливаешь пасту себе в рот? - не унимался я, ещё не до конца веря в то, что такое возможно.
- А как же ещё её можно есть? - удивлённо пожал плечами ребёнок.
- Так она же противная, - произнёс я, непроизвольно скривившись при этом.
- А вы пробовали? - задал мне прямой и обескураживающий вопрос Стасик.
- Нет, конечно! - мой ответ прозвучал диссонансом с абсолютно логичным вопросом мальчика.
- Она вкусная, - уверенно заметил Стасик.
- Подожди, но в пасте же химический состав. Она токсичная, то есть ядовитая, паста же не для еды. Её нельзя есть.
- Но я же ем, - упрямо парировал ребёнок.
- Нет, Стасик, здесь, в оздоровительном учреждени, пасту есть нельзя, - произнёс я почти торжественно-официально, сам удивившись некоторой неоднозначности своей фразы, прозвучавшей так, как будто бы именно у моря нельзя лакомиться содержимым стержней, а в другом месте можно.
Вместе с тем я уверенно продолжил:
- Дай нам слово, что ты не будешь есть пасту.
- Даю, - не задумываясь, мгновенно и с лёгкостью согласился мальчик со своим воспитателем, тоном, который не оставлял сомнения в том, что безусловно, если представится такая возможность, он будет есть пасту, как и раньше, но постарается делать это так, чтобы не попадаться никому на глаза со стержнями, извлечёнными из шариковых ручек.
- Ну вот и хорошо, - произнёс я, понимая, что мне в такой ситуации не остаётся ничего, кроме того, чтобы сделать вид, что поверил ребёнку.
Однако, любопытство, не сдержанное мною, всё же заставило задать вопрос:
- А ты ел пасты разного цвета? Чёрные, синие, красные?
- Ну да, разного.
- А какого же цвета самая вкусная паста?
- Та, что с блёстками, - решительно ответил Стасик, - можно идти?
- Иди, конечно, - кивнув головой, как-то неуверенно разрешил я мальчику...
Стасик на вид казался безобидным ребёнком, а потому его неожиданная выходка, случившаяся через пару дней после нашей с ним беседы по поводу дегустации, а точнее, съедения пасты из стержней для ручек, меня обескуражила. Надо сказать, что у мальчика хорошо получалось озадачивать окружающих. Сложно объяснить его поведение, хотя я и пытался позже проанализировать действия ребёнка с профессиональной, то есть с педагогической точки зрения, но безуспешно. На ум приходила только шекспировская фраза из "Гамлета", которую часто повторял учитель истории ещё в мои школьные годы: "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!" Так вот, когда наша группа, то есть восемнадцать детей и я, неспеша направлялись на пляж, предвкушая удовольствие от морской прохлады, казавшейся спасением в разморенном жарой дне, мне краем глаза довелось заметить, что Стасик, идущий метрах в пяти впереди меня, неожиданно, как-то очень осторожно, полуприседая, но быстро подошёл сзади к Андрею, идущему рядом с Колей и о чём-то с ним увлечённо беседующему. Я начал с интересом наблюдать за мальчиком. Конечно, если бы мне тогда пришло в голову, что он собирается сделать, Стасик был бы мною остановлен, но загадочный ребёнок, подобравшись к Андрею совсем близко, неожиданно ударил его ногой. Да, да, именно по тому месту, на котором сидят. Сильно ударил. После этого, как ни странно, проказник не стал убегать, хотя не мог иметь сомнений по поводу реакции старшего подростка на его выходку. А ведь Андрей не просто был старше, выше и крепче Стасика, но и занимался спортом, а именно "Дзю-до", о чём при всех детях сообщил в первый день нашего пребывания у моря, когда мною заполнялись спортивные карточки на каждого воспитанника. То есть Стасик прекрасно понимал, кого ударил.
Надо же такому случиться, что именно в этот момент из двери прачечной, мимо которой мы как раз проходили, появилась крупная, пятидесятипятилетняя тётя Клава в синем рабочем халате, которая случайно заметила лишь то, как резко развернувшийся, возмущённый Андрей замахнулся кулаком на Стасика. Не ясно, собирался ли спортсмен ударить баловника или только решил припугнуть его, но прачка среагировала быстрее меня, начав орать на Андрея:
- Что ты делаешь? С ума сошёл, что ли? Кулачищем своим здоровым замахнулся на малыша. У тебя в голове есть что-нибудь?
Женщина схватила невесть откуда взявшуюся у крыльца прачечной тряпку для мытья пола и угрожающе подняла её над головой, нацелившись на Андрея.
Мы все остановились. Пыл обиженного подростка пропал и он, опешивши, растерянно переводил взгляд со Стасика на прачку, а затем на меня.
Ситуация оказалась ещё той! Рассказывать при всех детях тёте Клаве, что она попала только на вторую серию происшедшего, пропустив первую, я не стал, а лишь многозначительно помахал ей рукой, жестами пытаясь объяснить, что не стоит вмешиваться и усугублять случившееся криками. А прачка, будучи от природы мудрой женщиной, осознав, очевидно, некоторую неуместность своей тирады, обращённой к подростку, кивнула мне головой в знак понимания, отбросила тряпку и отправилась по своим делам, как ни в чём не бывало, а мы продолжили путь на пляж.
Конечно, тётя Клава хотела как лучше. А разве у нас так не бывает, когда мы делаем поспешные, иногда очень поспешные выводы, недостаточно вникнув в происходящее?
Безусловно, по дороге к морю я попытался выяснить, что подвигло девятилетнего ребёнка на такую агрессию, хотя у меня и имелась догадка, касательно своеобразной, показательной мести мальчика Андрею за выданную им тайну о съеденной пасте из ручек. Но Стасик на мои расспросы только молча улыбался в ответ, по-видимому окрылённый неожиданной поддержкой взрослой женщины.
Ещё через несколько дней произошёл со Стасиком забавный случай.
После "тихого часа", попросту говоря после дневного сна и перед выходом на море все дети нашей группы собрались в уютной деревянной беседке, обвитой плющом, в ожидании полдника. В столовую тот раз необходимости идти не было, потому что несколько огромных, тёмно-зелёных арбузов мы с двумя мальчиками принесли со склада и мне предстояло разрезать их на достаточно большие по размеру куски и вручить такую порцию каждому мальчику и девочке. Дети, устроившись на лавочках, внимательно наблюдали за моими действиями, в ожидании наслаждения сладким вкусом сочного, напитанного южным солнцем деликатеса. Как раз в тот момент, когда я полез рукой в карман своих джинсов, чтобы достать нож, в беседку вбежала опоздавшая десятилетняя, очень хрупкая, невысокого роста Анечка в пляжном халатике, с тоненькой чёрной косичкой. Она после дневного сна из комнаты девочек вышла последней, потому что медленно собиралась. Подойдя ко мне, Анечка, скосив взгляд на Стасика, громко заявила:
- А знаете, что я хочу вам сказать?
- Что, - немного удивлённо спросил я, отвлёкшись от арбузов.
- Стасик во время "тихого часа" заходил к нам в комнату и сказал нам такое, такое... Давайте я вам на ухо прошепчу.
И прошептала несколько слов, которые бы не шокировали меня, прозвучав, например, из уст подвыпившего мужика, но не из уст ребёнка.
Матом школьники ругались и в моём детстве, но далеко не все, и не так откровенно, как в настоящее время.
Мне подумалось, что серьёзно поговорить о культуре речи со Стасиком лучше вечером, а не в те минуты, однако, будучи занятый мыслью о количестве кусочков, на которые следовало разрезать каждый арбуз, чтобы хватило всем, я для проформы всё же спросил у мальчика:
- Так что ты сказал девочкам в комнате?
Медленно произнося эту фразу, я неспеша вытянул откидной нож из кармана, чтобы приступить наконец к выдаче ожидаемого детьми полдника, нажал на кнопку фиксатора и с громким щелчком из рукоятки, стиснутой в кулаке моей правой руки, выскочило достаточно внушительное по размерам лезвие. При этом я перевёл свой взгляд от арбуза на Стасика, ожидая его ответа на мой вопрос. Мне и в голову не могло прийти тогда, что блеснувшую сталь мальчик может расценить как угрозу ему лично. Я-то думал об арбузе. А Стасик, не отрывая взгляда от ножа, неожиданно закричал:
- Я больше не буду! Честно! Я никогда больше не скажу такого!
Только после этих слов мальчика, перехватив напряжённый взгляд ребёнка, прикованный к острому лезвию, я понял, что Стасик испугался.
- Позже поговорим об этом. Не бойся. Нож для арбузов, - сразу успокоил я проказника, невольно улыбнувшись.
Мальчики и девочки, сидящие в беседке, осознав причину неожиданного испуга Стасика, после моих слов громко рассмеялись. А через несколько секунд, поняв, что угрозу себе придумал он сам, а в действительности её нет, в улыбке расплылся и сам маленький матерщинник.
Через неделю короткая летняя смена закончилась, после чего и дети, и воспитатели разъехались в разные концы страны, а потому мне неизвестно, как сложилась дальнейшая судьба Стасика. Но мальчик врезался в мою память своею непредсказуемостью, замешанной на наивности и каких-то глубинных, ещё только формирующихся, отчего-то искажённых (по крайней мере, в моём понимании) жизненных установках.
Добавить комментарий