1. Эмираты
Я проснулся поздно утром и с головной болью. С вечера мне было никак не заснуть и, промаявшись до полуночи, я принял всё-таки снотворное и минут через десять уже катался в Индии на слонах. Ну а с утра, когда солнце вовсю жарило этот облагороженный практически дармовой нефтью кусок пустыни под названием Шарджа, я сполз с широченной кровати, натянул шорты и футболку, кое-как умылся и пошёл завтракать. В ресторане было прохладно и пусто: все постояльцы отеля уже отбыли в поисках развлечений. Люблю «шведский стол»: здесь – чуть-чуть, там – слегка, ну, и тут – самую малость, – вот и сыт! Чашка кофе для укрепления духа и сигарета, выкуренная на свежем воздухе, немного приглушили барабаны, тамтамящие у меня в голове – можно двигать на пляж, время у меня ещё есть.
До пляжа очень неторопливо, пешком – минут десять от силы. Из отеля направо, мимо ресторана «Казань», перешёл улицу – и дальше, вдоль отеля с игривым названием «Лу-Лу». Повернул налево и всё – пришёл…
Пляж был «дикий»: никаких кабинок для переодевания и душевых, шезлонгов и зонтиков – только белый песок и ласковый Персидский залив, прогретый солнцем до приемлемых 22 градусов. Из благ цивилизации на пляже присутствовали только спасатели: все, как один, низкорослые, кривоногие, в плавках и красных жилетах, с чёрными бородами, из которых, как паровозные трубы, торчали свистки. Предполагалось, что этими свистками они будут отпугивать дельфинов, рвущихся познакомиться с людьми поближе. Едва на горизонте появлялось стадо резвящихся дельфинов, как эти наивные дети ближайшего зарубежья, принимались отчаянно свистеть в свои дудки – хотя, как мне показалось, дельфинам на это было наплевать. Они подплывали максимально близко к берегу, высовывали морды из воды и звали по-своему, по-дельфиньи, щёлканьем и забавным посвистыванием людей с собой в море, на свободу, попрыгать над волнами и повеселиться. Пляж в такие минуты больше напоминал оживлённый перекрёсток в каком-нибудь мегаполисе во время блэкаута: с одной стороны – люди, с другой – дельфины, и между ними – редкая цепь красно-чёрных спасателей, неистово трубящих об осторожности и неверии в дружелюбие дельфиньего народа.
Пляж был русским: вокруг полно недорогих отелей без своих пляжей, и сюда, на этот бесплатный пляж, стекались желающие сэкономить. И вот первое и неожиданное открытие, сделанное мною несколько дней назад: добрую половину из этих любителей пляжного отдыха составляли пенсионеры всех мастей (в основном женщины, мужиков гораздо меньше) – вот и верь после увиденного в их бедственное и полуголодное существование на родине. Эмираты, как известно, не самая дешёвая страна, даже для зимнего отдыха, и тем не менее результат налицо – полный пляж пенсионеров. Не в собесе же им путёвки выдают…
Мои знакомые, Света с мужем-чиновником (это она сама так про него сказала), были уже здесь. Я расстелил принесённое с собой полотенце неподалёку и приготовился слушать Светины сказки про её шубы, бриллианты и «Лексусы». Чиновник сразу же встал и ушёл курить: на лице у него была тоска и безнадёжность, и, по-моему, его слегка подташнивало. Сквозь Светино журчание и возобновившуюся барабанную дробь я слушал шум волн, набегающих на пляж, грелся на солнышке и радовался, что хоть и в конце ноября, но ухватил-таки лето за хвост. Только за этим я сюда и прилетел: из страны восходящего маразма в страну вечного лета, где в году 355 солнечных дней – с ума сойти можно!
Я сходил искупался, поплавал немного вдоль берега и, когда вернулся, снова угодил под водопад Светиных излияний: она, кажется, даже не заметила моего отсутствия. Свободного времени у меня уже не оставалось, и я безжалостно прервал этот поток, объявив, что мне пора идти. Света обиженно умолкла, а чиновник с уважением посмотрел на меня и снова отправился курить. Со свёрнутым полотенцем подмышкой, под палящим солнцем я вернулся в отель. Принял душ, переоделся, поймал такси у выхода из отеля и поехал в Дубай.
Проклятущий водитель, пока мы ехали до Дубай - Молла, всю душу из меня вынул! Скучно ему было, вот он и развлекался, как умел. Оказался он афганцем: молодой, черноволосый парень, с неожиданно рыжей бородой. Английский он знал плохо – так же, как и я, поэтому разговор наш сводился в основном к междометиям: «Как дела? – Хорошо! Ты откуда? – Из России! Ну и как там? – Хорошо!» На этом круг замыкался, и всё начиналось сначала: «А у тебя как дела? – Хорошо! А ты откуда? – Из Афганистана! Ну и как там? – А чёрт его знает! Я там лет двадцать не был!» Вот так, с разговорами, и доехали…
Дубай - Молл – это самый большой в мире ТРК. Поэтому я, как только вошёл внутрь, сразу же заблудился. Смартфон у меня в кармане почуял халявный wi-fi и радостно вздрогнул. Вывесок со стрелками и надписями аж на трёх языках (кроме русского, конечно) полно, но нигде не было указано, как пройти к Бурдж-Халифа. Всё есть: аквариум, где поесть, где попить, туалеты, водопад, где купить, где такси, где вход и где выход, а вот Бурдж-Халифа – нет, хоть ты тресни! Так бы я блуждал, если бы не догадался попросить помощи у местного охранника – здоровенного, губастого чернокожего верзилы. Он-то и поведал мне, что искать на указателях надо не «Burj Khalifa», а «At the Top», и буквально минут через десять я был у цели.
Великая китайская река затопила подступы к лифтам, возносящим всех желающих с билетами в руках на вершину мира. Она бурлила и волновалась на поворотах, вспенивалась громкими возгласами взрослых и пронзительными визгами детей. Изредка встречающиеся в этом неистовом потоке европейцы застенчиво улыбались и отводили глаза – им было неловко: они уже давно отвыкли от такой непосредственности, вели себя тихо и даже как-то пришибленно. Для того, чтобы лично убедиться в том, что полтора миллиарда – это очень и очень много, совсем не обязательно лететь в поднебесную. Можно для разнообразия слетать в Дубай, местами уже напоминающий пригород Пекина. А китайцы, не обращая ни на кого внимания, громогласно решали какие-то свои, китайские, проблемы во весь голос, надсаживаясь так, как будто собеседник находился не в нескольких метрах, а в паре километров – на дальней стороне рисового поля.
Отсюда, со 124-го этажа Бурдж-Халифа, мир выглядел совершенно иначе: в нём как будто бы появилось ещё одно измерение – высота, которое ранее, по непонятным причинам, почему-то отсутствовало. Стоя у подножия самого высокого здания в мире, легко верилось в то, что Земля плоская и, возможно, действительно покоится на трёх китах или четырёх слонах, или на черепахе (нужное – подчеркнуть). Под водой я был на глубине 300 метров, под землей – на 750, да и в Шарджи я прилетел не на ковре-самолёте – а это, как минимум, 10 000 метров. Но сюда-то, на 124 этаж, я поднялся на обычном лифте, и это в корне всё меняло: верить и знать – это, как не крути, всё-таки разные понятия.
А вот на 125-м этаже в углу стояли разноцветные крылья, которые можно было взять в аренду всего лишь за 70 дирхамов и полетать на высоте 470 метров вокруг башни. Коренастые китайские леди с удовольствием это делали, а их мужья в кургузых пиджачках и убитых кроссовках поддерживали своих благоверных радостными криками одобрения и аплодисментами. Улыбки цвели до ушей, обнажая гнилые зубы, блестели глаза, ожесточённо шуршали фантики от шоколадных батончиков и щёлкали камеры смартфонов.
– Сеньор! – черноглазый испанец протягивал мне свой смартфон и просительно улыбался. Его красавица жена с сыном лет пяти сидела на качелях и затравленно смотрела в нашу сторону. Мне так показалось, что они были на всё согласны, лишь бы поскорее отсюда свалить куда-нибудь пониже и где потише. Я сделал три снимка этой симпатичной семьи с разных ракурсов. Потом мы поменялись с мужчиной телефонами, и он несколько раз сфотографировал меня, сидящего на краю четырёхсотметровой пропасти. Пожали руки и понимающе улыбнулись друг другу.
И ещё: когда я был внизу – всё было многоцветным: зелёная трава и аккуратно подстриженные кусты; голубое озеро в окружении пальм и сине-стальная громада башни над ним; зеркальный блеск других небоскрёбов, играющих солнечными зайчиками; музыка и веселье. А здесь, «At the Top», всё это пропало, и только два цвета царствовали вокруг на много километров – жёлтый и коричневый. Пустыня. И, если бы не нефть, такой бы она и осталась.
В сувенирной лавке я купил магнит с изображением Бурдж-Халифа, чтобы подарить его по возвращении своему шизанутому братцу. Хотя, видит Бог, нужен он был ему так же, как ручка на поллитровке…
2. Мона Лиза
Лиза сидела на кухне и ожидала, когда закипит чайник – старый, облезлый и пузатый – мама его покупала ещё лет двадцать назад. Смотрела сквозь мутное, давно не мытое оконное стекло на улицу, а там гасли фонари, таял снег и прохожие, как белки, скакали от одной лужи к другой. Вчера весь день шёл снег, ночью потеплело и к утру развезло окончательно: всё, что ещё вчера было белым и пушистым, сегодня превратилось в мокрую и липкую грязь. Со второго этажа было хорошо видно, и Лиза частенько проводила время именно так: сидя бездумно у окна и наблюдая чужую жизнь, потому что своей жизни у неё уже почти не осталось. А то, что осталось, жизнью назвать можно было с большой натяжкой. Это было существование: жалкое, постыдное, никому не нужное и очень тягостное…
Два года назад, 25 июня, Лиза сдала последний школьный экзамен, и всё было очень хорошо, всё было прекрасно, и казалось, что конца этому не будет никогда. Впереди – институт и взрослая жизнь, впереди столько нового и интересного, что у семнадцатилетней Лизы дух захватывало от восторга, счастья, молодости, солнечного лета и каких-то ещё не определённых, но обязательно приятных ожиданий. А 26 июня всё рухнуло мгновенно, в одночасье, жестоко и несправедливо: папа с мамой разбились насмерть на машине по дороге с дачи, а через день от сердечного приступа умерла бабушка, папина мама, и Лиза осталась совсем одна. Убитая горем, растерянная, какая-то одеревеневшая от всего свалившегося на неё и не знающая толком, что и как надо делать в таких случаях. Куда идти, о чём и кого просить и, самое главное, как жить дальше, когда всех, кого ты так любила, с кем прожила всю свою жизнь, больше нет в живых?
Помощь пришла из института, где работали папа с мамой. К Лизе домой приехали женщины – немолодые, опытные и знающие, что к чему на этом свете, и взяли на себя все тяжести и жуткие подробности этого скорбного ритуала: от опознания в морге до похорон и поминок. Если бы не они, если бы не их постоянная забота и внимание, вряд ли Лиза пережила бы эту катастрофу. Ей казалось, что у неё внутри, на сердце, которое постоянно болело, появилась трещина: ей хотелось только кричать в голос и выть, выть от горя и кричать, кричать до тех пор, пока сердце не лопнет…
А потом, когда всё закончилось и боль от потери немного утихла, к ней стали захаживать совсем другие люди. Её друзья, друзья друзей, бывшие одноклассники, парни и девчонки, и Лиза, одинокая как подранок, принимала всех и радовалась гостям. И не сразу, нет – не сразу, а как-то постепенно, незаметно и ненавязчиво, ей стали говорить то, что поначалу говорят всем, кого обдуманно хотят посадить на иглу и отобрать жизнь. «Ты только попробуй, и тебе сразу же легче станет! Ты только попробуй, и тебе понравится! Ты только попробуй, это же бесплатно! Ты только попробуй! Только попробуй!» Лиза, с детства боявшаяся врачей и уколов, естественно, категорически отказывалась. Долго отказывалась. Полгода. Но однажды согласилась – и всё! Жизнь её пропала…
В дверь тихонько постучали, и Лиза, выключив давно уже закипевший чайник, пошла в прихожую и, посмотрев в глазок, спросила: «Кто там?»
– Мона Лиза? – за дверью стоял Борька и, как всегда, дурачился.
– А нуна, Шиза? – в рифму ему спросила Лиза.
– Я «дрель» принёс! – восторженным шёпотом ответил парень, и Лиза тут же распахнула перед ним дверь.
Пока она была в душе, он всё приготовил и, когда она вышла, они с Борькой по очереди прогнали раствор «дрели» друг другу по венам, а потом часа два яростно, ничего не стесняясь, как животные, занимались сексом…
Борька проснулся первым и тихонько подул в лицо спящей ещё Лизе – она открыла глаза и с улыбкой посмотрела на Борьку.
– Здравствуй, Боря! – торжественно начала Лиза.
– Здравствуй, Лиза! – не менее торжественно поддержал её Борька. Это была их дежурная шутка, вместо «доброе утро!»
– Борь, – жалобно сказала Лиза. – Я есть хочу! Только у меня ничего нет…
– Я понял! Сейчас сбегаю! – Борька уже натягивал трусы. Потом что-то вспомнил и как был в трусах, так и пошёл в прихожую: покопался в карманах куртки, нашёл и вернулся в комнату.
– Это тебе! – он протягивал Лизе что-то небольшое, в целлофановом пакетике.
– А что это?
– Магнит на холодильник. Брат из Эмиратов привёз.
– Ой, как красиво! – магнит был непростой: пятислойный, объёмный. На заднем плане возвышалась одинокая Бурдж-Халифа, потом шли другие известные небоскрёбы, потом зеленая трава и под ней, на переднем плане, бурая надпись: Burj Khalifa, Dubai. И всё это на фоне выцветшего голубого неба с желтком солнца слева от башни.
– Спасибо, Боря! – Лиза прижала магнит к груди, и на глазах у неё появились слёзы. – Мне уже давно… Никто… Ничего… – и всхлипнула, как ребёнок.
У Борьки защипало в носу, и он, отвернувшись от Лизы, стал одеваться дальше: джинсы, футболка с длинным рукавом, ещё одна футболка с коротким рукавом и сверху кенгурушка с капюшоном. Собрал в пакет следы употребления и взял с собой. В прихожей накинул куртку, влез в ботинки и вышел за дверь: замок звонко щёлкнул, и Лиза осталась одна. Она полежала ещё немного, любуясь неожиданным подарком и улыбаясь. Потом спрятала магнит под подушку, убрала постель и пошла на кухню: снова зажгла газ под чайником и ушла в ванную принимать душ…
В дверь, кажется, уже давно, снова стучали: только теперь громко и требовательно и, судя по всему, ногами. «Значит, Егоров пожаловал» – подумала Лиза, поплотнее запахиваясь в халат, и открыла дверь.
– Чего так долго не открываем? А, Морозова?! – старший лейтенант полиции Егоров собственной персоной, районный участковый. – Опять компания у тебя? Соседи вон жалуются!
– Какая компания, Егоров? Одна я одинёшенька… – Лиза повернулась к мелкому лейтенанту спиной и пошла на кухню, а Егоров, не разуваясь и не раздеваясь, оставляя за собой цепочку грязных следов, прошёлся по всей квартире и заглянул во все три комнаты. Свет даже везде включал – искал компанию. После осмотра тоже пришёл на кухню и по-хозяйски уселся на табуретку, разведя тощие колени на ширину плеч Шварценеггера. Шапку только снял и куртку расстегнул: жарко ему было.
– Чай пить будешь, Егоров? – это Лиза просто так спросила. Она и так знала, что ничего есть или пить у неё в квартире Егоров не станет – боится заразу какую-нибудь подцепить. И насчёт соседей он врёт – никто из соседей на неё никогда не жаловался: жалели они её и помогали, чем могли – хотя чем тут можно помочь?
Ходил он к ней уже давно – больше года: раз, а то и два в неделю заглядывал обязательно и, что характерно, всегда приходил один. Никогда никого не задерживал, в участок не отправлял, ОМОН не вызывал: если заставал у Лизы компанию, то просто выгонял всех посторонних и читал Лизе лекции о вреде и последствиях – проводил плановое мероприятие. Такое непонятное поведение Егорова сбивало её с толку: не понимала она причин для такого лояльного отношения к себе и решила, что он просто хороший человек и добра ей желает. Молодая наивность Лизы граничила с идиотизмом.
– Скажи-ка мне, Морозова: вот на что живёшь? Не работаешь нигде, а деньги откуда берутся? Кушать-то каждый день хочется – а, Морозова?
– Мне друзья помогают… – Лиза выключила газ под чайником, на котором мелко дребезжала и подпрыгивала крышка.
– Знаю я всех твоих друзей, – веско заметил инспектор. – И чем они тебе помогают – тоже знаю…
– Я дачу продала, – оправдывалась Лиза, как в школе перед строгим учителем.
– Ну, дачу-то ты ещё полгода назад продала – так что денежки, я думаю, давно уже закончились.
Лиза молча сидела у окна, закинув ногу за ногу и покойно скрестив руки на коленях, а по лицу её бродила усмешка. Как будто бы она знала что-то про Егорова, чего Егоров сам про себя ещё не знал. Эта загадочная полуулыбка, полуусмешка Джоконды бесила Егорова до крайности. Вот вроде бы и в глаза ему смотрит, а явно видит что-то другое, ему пока недоступное и неведомое.
– Ладно, Морозова, – Егоров нахлобучил на голову свою шапку и поднялся с табуретки. – Пора мне.
И пошёл в прихожую.
– У меня парень есть, – вслед ему гордо сказала Лиза. – Мы пожениться хотим, свадьбу сыграть!
– Это на какие же шиши? – засмеялся в прихожей Егоров.
– А мы квартиру эту поменяем на однушку с доплатой – вот и будут деньги!
Лиза, Лиза… Что же ты натворила?
3. Стервятник
Сегодня выдался какой-то сумасшедший день: такое периодически случается в моей работе, но, слава Богу, не так уж и часто. Прёт отборный клиент, один краше другого, и все требуют или невозможного, или странного – как будто бы не к нотариусу пришли, а к волшебнику из страны Оз.
Сначала это была супружеская пара (обоим за семьдесят), которые желали удостоверить брачный договор. Я посмотрел на дату регистрации их брака – неделю назад. Ну, что ж: даже стоя одной ногой в могиле, лучше соблюдать осторожность – это я понимаю.
Потом был импозантный мужчина с внешностью и манерами Аль Капоне. Ему требовалось засвидетельствовать, что сегодня, сейчас (взгляд на дорогущие часы Patek Philippe), в 11 часов и 55 минут, он находится не на Мальдивах, а в кабинете у нотариуса. Это я тоже понимаю – предусмотрительность прежде всего!
А вот следующий клиент, предъявив мне свидетельство о собственной смерти, потребовал удостоверить факт нахождения его в живых, но временно, сроком на три года, и это было уже выше моего понимания. Этот воскресший покойник напрочь выбил меня из колеи, и я отправился обедать, торжественно возложив свои обязанности на помощницу, благо, женщина она опытная, умная и, чего греха таить, очень привлекательная во всех смыслах этого слова – но замужняя, а это уже не мой профиль.
И, когда я хлебал борщ по-флотски в ресторане недалеко от конторы, у меня зазвонил телефон (простите меня, Корней Иванович!). Звонил мой бывший одноклассник Саша. Какой Саша? Фамилия его мне ни о чём не говорила, и я уже хотел прервать связь, когда он назвал мне свою школьную кличку – Малый, и я его сразу же вспомнил. Он перевёлся в нашу школу, когда мы учились в девятом классе. Самый маленький среди всех мальчишек, он автоматом получил кличку Малый. Ну, Малый и Малый: дружбы мы с ним не водили, после школы не встречались ни разу, да и поводов никаких к этому не было.
Звонил он мне с деловым предложением – это он сам так сказал. Дело, мол, плёвое, но денежное и как раз по моей специальности. Я предложил ему обсудить все подробности по телефону чуть позже – мой обед медленно остывал, но Саша настаивал на личной встрече и ссылался на то, что это не телефонный разговор. И дело срочное, отлагательств не терпит, и было бы очень хорошо, если бы я сегодня вечером подъехал к нему домой для разговора. От такой наглости аппетит у меня пропал, и я собирался уже было послать его лесом, но тут он озвучил сумму предполагаемого барыша. Это были хорошие деньги, даже очень хорошие, и я согласился. Саша сказал, что сейчас же скинет мне свой адрес и будет ждать меня дома с 19.00. На том и распрощались…
«Навигатор, навигатор – мой любимый комментатор!» – напевал я вслух неизвестно откуда взявшуюся фразу, крутя баранку и выглядывая, где бы мне машину припарковать: время вечернее, все автомобилисты уже дома вкушают заслуженный отдых, и свободных стояночных мест просто нет. Я делал уже второй круг вокруг Сашиного дома, когда впереди наконец-то вспыхнули красные фонари и кто-то стал аккуратно выбираться из стройного ряда стоящих вдоль дома машин. Мой благодетель благополучно закончил манёвр и уехал, а я тут же вогнал свою «мазду» на его место и вздохнул с облегчением: вот и всё – я в чуриках!
Так: третий подъезд, первый этаж, металлическая дверь с правой стороны уже гостеприимно распахнута – Саша встречал меня. Он ничуть не изменился: похоже, что уже к девятому классу он достиг своих пределов роста. В прихожей мы неловко обнялись и пожали руки. Я снял куртку, повесил её на вешалку и вопросительно посмотрел на Сашу: разуваться надо? Он выдал мне пару домашних тапок и весело сказал: «Пойдём! Выпьем за встречу по махонькой!»
– Я за рулём, – ответил я на его призыв – пить мне совсем не хотелось: я сюда, вроде как, по делу приехал.
– А мы тебе такси вызовем, – усмехнулся Малый и повёл меня в гостиную.
Увидев, какую водку он выставил на скромно накрытый стол, я решил, что домой поеду на своей машине.
– Давай, давай – присаживайся, – Саша уже разливал водку. – По рюмахе, и к делу!
Я налил себе кока-колы из литровой бутыли и приготовился с ним чокнуться. Малый поморщился, но ничего говорить не стал: мы чокнулись, и он одним махом опрокинул в себя рюмку водки. Закусил огурцом и, действительно, сразу же заговорил о деле.
– Значит так, Игорёк! Есть трёхкомнатная квартира. На Лиговке. Общая площадь 89 метров. Квартира чистая.
– Что с хозяевами? – сразу же спросил я.
– А нет хозяев… – Малый откинулся на спинку стула. – Жила семья: папа, мама, бабушка и дочка. Два года назад родители погибли в аварии, бабка померла. Девка осталась одна, села на иглу и три недели назад тоже померла. Больше родственников нет – я проверял.
– Откуда информация?
– Участковый я! Понимаешь меня, Игорь, – участковый. И дом этот находится на моей территории. – Саша налил себе ещё одну рюмку. – Что скажешь?
– Пока ничего не скажу: мало информации… – я хлебнул кока-колы. Что-то меня смущало.
– Да я тебе говорю – всё чисто! – горячился Малый. – Я полтора года к этой наркушнице ходил, контролировал ситуацию. Из отдела никого туда и на дух не подпускал: ждал, когда всё закончится. Справки наводил – есть ли хоть какая-нибудь родня: никого нет – ни близких, ни дальних.
Саша перевёл дух.
– У меня на районе всё схвачено: и жилконтора, и налоговая, и суд. Любая форма: дарение, продажа, завещание – никто копаться не станет, всем плевать. Ты пойми: государству ведь отойдёт!
Подумал малость и добавил: – Не, не отойдёт: найдутся умные люди – перехватят.
Помолчал немного и нанёс последний мазок: – Ты хоть представляешь, сколько может стоить трёхкомнатная квартира на Лиговке?
Я представлял, и всё равно что-то мне во всей этой истории не нравилось.
– Пойдём – покурим… – решил немного разрядить обстановку Малый.
Мы прошли на кухню, и Саша, приоткрыв форточку, протянул мне раскрытую пачку «честерфилда». Я отказался и пошёл в прихожую за своим «кэмелом». Когда вернулся, Саша щелкнул зажигалкой, и я чуть наклонился, чтобы прикурить, скользнул взглядом по холодильнику и сигарета выпала у меня из руки.
– Ты что, – спросил я у Малого-лейтенанта, подобрав с пола сигарету, – в Эмиратах был?
– Чего? – удивлённо протянул он, но, заметив мой взгляд, упёртый в холодильник, горделиво усмехнулся. – Да нет! Это мне друзья подарили!
В центре дверцы холодильника висел мой магнит! Да, да, – я почему-то был в этом уверен, что это тот самый магнит, который я покупал в Дубай - Молле для своего тогда ещё живого брата.
– Как её звали? – спросил я Сашу.
– А? – он с удивлением обернулся от окна ко мне.
– Я спрашиваю, как звали эту девочку-наркоманку?
– Лиза её звали… – уже с некоторой тревогой смотрел на меня Малый.
– Расскажи мне, как она умерла.
– А что тут рассказывать-то – обычная история… – он делал короткие затяжки и словно выплёвывал слова вместе с дымом. – С парнем она была: двинулись они говном каким-то – она по ходу сразу отключилась, а он, парень всё-таки, успел скорую вызвать и входную дверь открыть. – Малый выбросил окурок в форточку. – Так их и нашли: парень – на полу в прихожей, а она – в комнате, на кровати…
– Это был мой брат! – сорвался я на крик и, оторвав с холодильника магнит, сунул его Малому в нос. – И магнит этот я, я купил ему в Дубае, а он его девочке своей подарил! А ты, сука… – я резко развернулся и, чтобы не натворить делов, пошёл в прихожую одеваться...
Я сидел в машине и курил одну сигарету за другой. Во рту у меня была горечь и не только от выкуренных сигарет: горько мне было от того, что наркотики снова убили ещё одну юную ещё не оперившуюся любовь. А ведь он рассказывал мне про неё, про Лизу: говорил, что любовь у них, фотографию ее мне прислал. Я ещё подумал тогда, что если это любовь, если это действительно ЛЮБОВЬ, то тогда, может быть, она и вытащит их обоих из этого омута, куда они попали не по своей воле.
Это мне урок! Потому что я хоть и любил своего брата, но презирал его за слабоволие и бесхарактерность. Это мне на всю жизнь урок: не стоит высокомерно думать о себе, что ты – Иисус Христос, потому что это – неправда. В лучшем случае – Пётр, в худшем – Иуда.
Я достал телефон и нашёл фотографию Лизы. Красивая девочка! Только вот взгляд у неё какой-то… измождённый. Но теперь это не имеет никакого значения… А что имеет значение? А вот что: я покопался в записной книжке телефона и нашёл номер Лёшки Успенского. Он в УСБ служит: вот пусть они сами со своими делягами и разбираются.
А потом посидел ещё немного, подумал… и убрал телефон во внутренний карман куртки. Завёл двигатель и поехал домой.
Добавить комментарий