Медленно едет троллейбус номер девять по улице Университетской в сторону Донецкого аэропорта. Медленно! Пассажирка, сидящая рядом со мной, волнуется. Ее знает весь город – это Галина Владимировна Чумак, директор Художественного музея. «Скоро комендантский час. Надо успеть, - говорит она. Раньше я никогда так рано и поспешно не уезжала по вечерам от родственников. Чтобы дома целый вечер прислушиваться к обстрелам. Но теперь привыкла».
«Я люблю этот город, – вспоминаю я, глядя в окно, - знакомый до слез. До прожилок. До детских припухших желез». Его промышленность создавал мой дед. И дед Елены Щербаковой, возглавляющей ансамбль Игоря Моисеева, и много других интересных людей. Среди участников ансамбля Моисеева тоже были члены моей семьи.
- А где теперь будет аэропорт? – спрашивает кто-то в старом троллейбусе, о существовании такого транспорта давно забыли наши читатели в США.
- Он есть, - отвечают ему. В Днепропетровске. Ближайший. Оттуда улетают те, кому надо. Или из Киева.
- Из Киева лучше, - комментирует кто-то из пожилых людей. На той территории можно свою прежнюю пенсию с карточки снять. Там банки работают.
- Я тоже так делаю, - вступает в разговор Галина Владимировна.
- Музей открыт для посетителей? – спрашиваю я у нее. Мы – попутчики. Я сегодня тоже еду в один с ней район.
- Сейчас – да. Мы долго были закрыты. Мимо нас часто проезжали танки. Ездили в горисполком. Он рядом с нами.
- Вы не пытались эвакуироваться?
- Нет. У меня здесь музей. Неясно куда вывозить его ценности. Они увеличились в исторической значимости, так как другого музея нет. В Краеведческий - попало девять снарядов.
- Я не представляю, как бы отреагировала на это умершая перед войной прима-балерина - моя родственница, которая все дорогие ей материалы отдала туда, в краеведческий. Но представляю разлетевшиеся по парку пуанты и горящие фото.
- Да! Вадим Писарев, возглавляющий Оперный театр, накануне этого происшествия сдал туда лучшие декорации, - говорит Галина Владимировна.
- Он тоже в городе? Ведь мог бы жить в Монако, где друзья.
- Все мы тут. «Там живут чужие господа, - как писал Вертинский. Мы для них – чужие на-все-гда!»
- Что можно делать в музее в такое неспокойное время? Приходят ли на работу служащие?
- Приходят. Мы учимся действовать в таких обстоятельствах. Человеческий фактор в момент паники меняет все инструкции. Когда я требую, чтобы сотрудники спустились в бомбоубежище во время обстрела, они не слушаются. И бегут домой. Мне надо проводить тренинги не только с эвакуацией, но и с огнетушителями. Я их купила. Но пользоваться ими мы не умеем.
- Где вы всему этому научились?
- Когда-то я была на семинаре на эту тему в Русском музее в Петербурге.
- Там есть семинары на тему экстремальных ситуаций?
- Теперь да. Он назывался «Порядок действий в чрезвычайных ситуациях».
- Каких?
- При террористических атаках, пожарах, наводнениях.
- И откуда же были участники?
- Из разных музеев России. Но из тех людей, для кого это повседневная реальность, я была одна.
На следующий день мы с Галиной Владимировной продолжили разговор.
- Я вот жду, о чем ты меня спросишь, - сказала она. Как-то мне позвонила корреспондент и спросила: «Что Вы испытали в первый момент, когда узнали о взрыве рядом с музеем?». Я ответила: «Счастье».
- Потому, что все живы? – спросила я ее.
- Не только. Потому что – не пожар. После пожара почти все невозвратимо. Ну – выпали стекла – ничего. Мы их завтра поставим. При первом взрыве у нас выбило 21 окно. Был случай, когда зал залило горячей водой и поднялся паркет. Невозможно было перейти из первого зала в следующий.
- Что делали?
- Ждали. Когда высохнет. Высох от отопления. Осел. И появилась возможность пройти по анфиладам музея.
- Вам на восстановление выделяют средства?
- Когда не работали банки, получить деньги было негде. Но я их получала за пределами Донбасса. На них я могла купить хотя бы бумагу для ксерокса, краску для принтера, моющие средства для уборки помещения. ДНР нам выписывает иногда материальную помощь. В какой-то мере у нас - как при коммунизме. Мы не платим ни за воду, ни за отопление, ни за электроэнергию, ни за интернет. Но все работает.
- Галина Владимировна, вы узнаете о событиях из телевизионных новостей?
- Из окна. Телевизор я не смотрю. За окном – весна и жизнь. А по ТВ - только война.
- Как вы отдыхаете дома?
- Я слушаю музыку. Когда особенно трудно, я слушаю Микиса Теодоракиса. Ведь я – гречанка. И когда звучат песни о прошлом, а они очень грустные, я плачу. А потом, вытерев глаза и сравнив свою жизнь с услышанным, говорю себе: «Как тебе не стыдно?».
