Неистовый доктор Касьян

Узнала печальную весть: ушел из жизни уникальный целитель, человек щедрой души, "неистовый доктор" Касьян. Это слово — "неистовый", так и прикрепилось к нему навсегда. Его повторяли журналисты в текстах, заголовках своих статей и очерков, напрочь позабыв о первоисточнике. Да и дело было уже не в нем. А первоисточником, между прочим, была моя скромная персона. В одном из ноябрьских номеров 75-го года "Литературная газета" опубликовала мою статью "Неистовый доктор Касьян". Позже на защиту Касьяна выступили сотрудники "Труда".

Началось это так. Я приехала в Полтаву писать о деревенских проблемах, коими я, собственно, и занималась в "ЛГ". Захожу к секретарю обкома партии по сельскому хозяйству. Он с трудом встает из-за стола.

— Радикулит? — сочувственно спрашиваю его.

— Замучил проклятый...

А когда наша беседа подошла к концу, обкомовский начальник обмолвился о "гениальном костоправе", как он выразился, что живет в маленьком городишке Кобеляки.

— Что же вы к нему не обратитесь? — искренне удивилась я.

Мой собеседник замялся, а потом рассказал: "К этому Касьяну народ валом валит со всех концов страны, даже с Дальнего Востока. Нашлись завистники и недоброжелатели, начали строчить жалобы во все концы, и в обком тоже. А мы ж обязаны реагировать. Долго спорили, судили-рядили. А тут как гром средь ясного неба статья в "Медицинской газете" о шарлатане и мздоимце из Кобеляк. В результате завели на него дело в областной прокуратуре. Следствие тянется полгода. Ну, как я, скажите, могу обратиться к Касьяну в такой ситуации? А вот что, может, вам стоит познакомится с нашим чудодеем? Вы ж человек нейтральный...".

Стоит ли мне познакомиться с ним? Еще как стоит! У меня муж еле ходит. Несколько лет не отпускает боль в спине. К каким только докторам в Москве мы не обращались! К традиционным, к травникам, к бурятским целителям — все без результата.

И вот я еду в Кобеляки, вернее сказать, вначале — в поселок Лещиновка, где Касьян официально работает главным врачом в доме престарелых.

Большой, именно, не высокий, а большой мужчина в расцвете сил, естественный, без всякой позы, без желания произвести на незнакомого человек хорошее впечатление. Немного неуклюжая походка. Вот я такой, как есть, говорил весь его облик, хотите — принимайте, хотите — нет. Руки у него большие, как лопаты, и не просто теплые, а горячие. Это сразу отмечаешь, когда с ним здороваешься.

— Ну, что же, — без всякого энтузиазма сказал Касьян, — я не думаю, что вы захотите писать обо мне. Многие обещали, но пока вижу только критику. Да я уж к ней привык. А если хотите посмотреть, как я работаю, приходите ко мне домой — Кооперативный переулок, девять. Принимаю больных с трех часов ночи, другого времени для них у меня нет.

Я пришла только к четырем — попросту проспала. Около дома стояла огромная, тихая толпа.

— А вот без очереди даже не пытайтесь, — хмуро сказал пожилой дядечка.

— Я из Москвы, из газеты.

— Много писак тут было, да толку мало.

Только через полчаса кое-как добралась до Касьяна. Разгоряченный, в одной рубашке Николай Андреевич укладывает на высокий топчан очередную свою "жертву", проводит своими ручищами вдоль спины, нажимает, хлопает. Потом поднимает человека (а это как раз был здоровенный детина) и на весу хорошенько его встряхивает. Недюжинную силу надо иметь, думаю я, чтобы вот так с каждым манипулировать. Сколько же он успевает принять людей до начала своего официального рабочего дня?

— Иной раз до трехсот, — отвечает Касьян, пьет воду, вытирает полотенцем лицо и шею. — Следующий!

Потом разговаривала с людьми. Два дня назад привезли тракториста, не мог разогнуться после того, как поднял какую-то тяжесть. "Свеженького-то легче легкого", — сказал Николай Андреевич и одним движением поставил на место выбитый межпозвонковый диск. Парень со счастливой улыбкой ушел на своих ногах.

Мой блокнот быстро наполнялся. В последней нашей беседе Касьян рассказал про своего отца, от которого он унаследовал дар лечения, а тот, в свою очередь, от своего отца. Между прочим, дед Николая Андреевича имел собственный кабинет при земской больнице. Искусство хиропрактики ценилось в мире всегда. Вот только в СССР оно не просто не ценилось, а запрещалось.

— Никаких чудес тут нет, — говорил мне Касьян, — просто особое, врожденное чутье пальцев. Оно позволяет мне поставить диагноз при одном прикосновении, безо всякого рентгена. Знаете, как дед моего батьку учил? Брал глиняную макитру из-под молока, набивал сырой глиной, завязывал ее в мешок, и разбивал. И вот собери осколки наощупь, не развязывая мешка, чтоб прежняя макитра получилась... Отец научился складывать сложнейшие переломы рук и ног. Этим я уже не занимаюсь. Мне позвоночников хватает... Тут ко мне всякие экстрасенсы подкатывались, признайтесь, мол, что вы нашего поля ягода. Да какой, к черту, я экстрасенс, я просто деревенский костоправ.

Как угодно можно было назвать этого человека, но суть оставалась одна — такой дар дается одному из... невозможно тут назвать даже приблизительную цифру. Думаю, такого целителя земля рождает очень редко.

...Муж заупрямился: не поеду. Какие-то там Кобеляки, какой-то Касьян. Да он вообще поломает мои больные кости. Не поеду. Даже не заикайся.

В своей редакции взахлеб рассказываю о необыкновенном докторе из Кобеляк. Долго обсуждали: стоит ли лезть на рожон? Ведь вся официальная медицина против, да еще уголовные дела. И все же доверились моему журналистскому опыту, скорее даже, интуиции. Решили город, в котором живет Касьян, не называть, чтобы не вызвать еще больше страждущих и жаждущих. Потом пожалели об этом, потому что редакция вызвала огонь на себя.

После публикации статьи "Неистовый доктор Касьян" на нас обрушился шквал писем. Их волокли в бумажных мешках по коридору, они лежали грудами в отделе писем, заполонили мой кабинет. А в письмах один вопрос: адресок, адресок-то дайте!

Для меня кончилась нормальная жизнь, правда, если журналистскую долю вообще считать нормальной. Проблемы сельского хозяйства были на какое-то время преданы забвению. Почти год я жила в настоящей осаде. Мне звонили по телефону, меня подкарауливали возле редакции. Обращались Народные артисты, известные режиссеры, писатели, дипломаты... У всех болели спины, всем был срочно нужен волшебник Касьян.

Созвонилась с Николаем Андреевичем, и он беспечно сказал: "Да какая уже разница — триста ли человек приедет или тысяча? А за статью спасибо. Дело мое в прокуратуре закрыли, свидетели отказались говорить неправду. Секретарь обкома осмелился на лечение ездить. Что ж вы мужа-то не привозите?"

И вот мы, наконец, добрались до Кобеляк. Николай Андреевич, презрительно отодвинув рентгеновские снимки, сказал:

— У вас, Иосиф Абрамович, болезнь Бехтерева. Только увидев вас, любая медсестра хирургического кабинета, должна была безошибочно поставить диагноз. Болезнь запущена, да и не молоденький вы. Боюсь, дорогие, что уже поздно.

Увы, что касается моего мужа, то тут чуда и впрямь не произошло. Уже много лет шло "окостенение" позвоночника. И все же наша семья была признательна Касьяну. Ездили мы в Кобеляки больше двух лет с интервалом в два-три месяца. Николай Андреевич сумел "освободить" Иосифу ноги, и он смог, наконец, ходить нормальным шагом.

Эти наши поездки в Кобеляки. Гостиницы тогда там не было, и приезжающим больным приходилось устраиваться у местных жителей. Летом заполнялись все пристройки и сараюшки. Нас приютили в общежитии строителей и приютили совсем неплохо. У нас был отдельный "номер". Я могла на общей кухне готовить еду. Комендантша Марья Дмитриевна, с которой мы подружились, приносила нам компоты и варенья собственного изготовления. А я привозила ей из Москвы индийский чай, конфеты, колбасу. Обычный в те дефицитные времена обмен товаров.

Мы даже привязались к этому украинскому городку. Бродили по улицам. Больше запомнились дни ранней осени, шуршащие под ногами листья, желто-оранжевый окрас кустов на берегу реки Ворсклы.

Иной раз вечером к нам заглядывал сам доктор Касьян с бутылкой армянского коньяка и бумажным кульком с местными душистыми яблоками "снежный кальвиль". Презанятнейший был он человек. Манеры и ухватки деревенского парубка, грубоватые шутки и добрейшая душа нараспашку. Лет до тридцати писал стихи. Обладал хорошим голосом. С большим удовольствием мы слушали его украинские песни. Он недурно рисовал. Талантливый человек. Исходили от него флюиды тепла, приязни к людям.

Поначалу и мы стояли в огромной очереди у дома Касьяна. Помню, как однажды в марте, в жуткий гололед я тащила чуть ли не на собственной спине бедного Иосифа. Тогда еще он ходил, еле переставляя ноги. Мне помогали на улице незнакомые люди. Потом, когда узнали, что я автор нашумевшей статьи в "Литературке", нас пропускали без очереди. "Так приходит слава", — подсмеивался надо мной Иосиф.

На что только мы не насмотрелись, чего не наслушались в Кобеляках! Я жалела, что моя статья была уже напечатана. Пропадал шикарный материал. Из Сумской области приехала статная белокурая девушка, чтобы пригласить Николая Андреевича на свадьбу посаженным отцом.

— Ах, Олесенька, красавица ты моя, как же я могу не приехать! Всех брошу ради такого дела.

И рассказал нам олесину историю. Впервые она приехала к нему, когда ей было пятнадцать лет. "Вы бы видели ее тогда! Сутулая, кривобокая, а глаза печальные-печальные, как у старушки. Запущенный, с ранних детских лет сколиоз. Говорю ей: могу тебя вылечить, но ты должна целый год, а может, и дольше, каждую неделю быть у меня. И я буду такая же, как мои подруги? — спрашивает. Лучше всех будешь, — отвечаю. Бросила она тогда у себя дома школу. Родители поселили ее у одной старушки здесь, в Кобеляках. Устроилась Олеся почтальоном. Работал я над ней почти полтора года. Буквально лепил ее, как скульптор свою статуэтку. Вы ее видели? Стройная стала, как березка. Мое произведение, моя дочка. Горжусь ею. А что? Ведь есть чем, правда?"

Правда, правда, Николай Андреевич, пусть все доктора на свете исходят завистью, глядя на ваши результаты.

Привозят к Касьяну трехлетнего мальчика. Ножки свисают, как засохшие стебельки. Не ходит от рождения. Диагноз — церебральный паралич. Страшный приговор на всю жизнь. Мать — молодая женщина с лицом, на котором застыла мука. С мольбой смотрит на Касьяна. Тот осторожно проводит своей лапищей по спине ребенка и широко улыбается:

— Повезло вам, мамаша, никакого паралича у вашего хлопчика нету. Привезете мне его еще три-четыре раза, и он встанет на ножки, побежит да еще как! Потом не догоните...

Мать бросается на колени, ловит руку доктора, рыдает. Я тоже не выдерживаю. Да и сам Касьян достает носовой платок. Потом его спрашиваю: неужели такое поддается лечению?

— Очень часто, — объясняет он, — врачи ставят неправильный диагноз. Тут и в самом деле легко ошибиться. Не ходит ребенок, ножки его как бы атрофируются. Паралич и все. А в большинстве случаев эти дети — жертвы тяжелых родов. Накладывают щипцы, вытаскивают ребенка, и при этом иногда смещаются межпозвонковые диски. Акушеры ведь в этом не разбираются. А младенец потом не может на ножки встать. Я таким малышам ставлю диски на место, делаю массажи и все, живи на здоровье. Но бывает и в самом деле паралич. Тут я бессилен, и лучше бы мне не видеть глаз тех несчастных матерей. Потом уснуть не могу.

В каком институте могут научить милосердию, любви к человеку? Это, действительно от Бога, с этим рождаются.

Местные полтавские власти были сильно озабочены — берет ли Касьян со своих пациентов деньги и сколько. Караул, незаконная частная практика! Не требовал он платы, не назначал цену, сами люди давали. Да и как ни дать, глядя на его тяжкий труд в те ночные часы! А кто обходился просто коробкой конфет или бутылкой коньяка. Немалые деньги давали пациенты из Закавказья, эстрадные певцы, состоятельные люди.

Городишко, наконец, проснулся — пора строить гостиницу. Нельзя же приезжим скитаться по улицам. К кому обращаться за помощью? Конечно, к нему, Касьяну. Доставай стройматериалы, приказали городские власти, мостовой кран и прочее. Мы бедные, у нас ничего нет. А пациенты Николая Андреевича трудятся, так сказать, во всех областях народного хозяйства. Они своему любимому доктору не откажут. С миру по нитке, а Кобелякам гостиница. Построили ее в рекордно короткий срок безо всяких соревнований, без бригад коммунистического труда.

Наконец, от Касьяна отвязались судебные органы. Стали обращаться к нему со своими недугами местные начальники. Его знали высокие военные чины, космонавты. Было к кому теперь и ему обратиться за помощью.

Московские пациенты высокого ранга, естественно, не тащились в Кобеляки, как простые смертные. У них были весьма своеобразные способы пользоваться услугами уникального доктора. К нему являлись бравые ребята с удостоверениями КГБ, приказывали быстренько собираться и — на московский скорый поезд. В столице на вокзале его встречали какие-то люди, везли в загородную резиденцию, где в тяжких муках пребывал высокий советский чин. Часто от Касьяна скрывали и его имя, и его пост. А однажды сказал: "Был у посла Канады. Против наших-то совсем скромный человек и очень вежливый".

На Касьяна посыпались всяческие почести. Заслуженный врач Украины, Народный врач СССР. Он был делегатом первого съезда Народных депутатов в 1989 "перестроечном" году, того самого знаменательного съезда, в котором участвовали известные прогрессивные люди страны, оплот и надежда демократии, которой, увы, суждено было быстро увянуть.

Депутатская миссия Касьяна завершилась самым неожиданным, а может, и естественным образом: он начал лечить участников съезда. Всех подряд — и демократов и приверженцев отжившего советского строя. Спины-то у всех не железные.

Николая Андреевича много раз звали переехать в разные хорошие места. Особо заманчивыми были настойчивые предложения военных чинов поселиться в Крыму, возле военного санатория на берегу Черного моря и лечить их во время летних отпусков. Наблюдая тяжкую жизнь нашего доктора, я тоже как-то обмолвилась насчет этого варианта.

— Нет, здесь жили мои деды-прадеды, и мне надо оставаться на этой земле, — ответил он.

А однажды рассказал такую историю:

— Да, тут, знаете, еще кое-что есть. В отцовском саду под грушею похоронены моя бабушка и маленький братишка.

И узнали мы такую историю. Оказывается, бабушка Николая Андреевича по материнской линии была еврейка. Во время войны, когда немцы пришли на Полтавщину, ее прятали в погребе, украдкой от соседей носили туда еду. Коле и его братишке-близнецу было тогда лет пять. Бабушку-то прятали, а одна из родственниц касьяновской семьи была связана с местными полицаями. Эта злая женщина в конце концов выдала семейную тайну. Нет, не немцы, а "свои" же выволокли бабушку из ее убежища, поставили к стенке, а внучата с плачем уцепились за ее юбку, и негодяй вместе с бабушкой убил колиного братишку.

Трупы отволокли в ров, кое-как засыпали землей. Ночью родственники их откопали и похоронили прямо во дворе под грушевым деревом, под которым семья любила сидеть теплыми летними вечерами.

В нашем странном мире добро и зло идут параллельно. А иной раз и пересекаются.

— Ну, вот, — сказала я Иосифу, — выходит, что и Касьян квартерон, как наш внук. Кто бы мог подумать, глядя на этого типичного украинца?!

А муж прореагировал на это неожиданно:

— Хорошо, когда человека хоронят во дворе своего дома, под любимым деревом. А у нас с тобой нет ни дома такого, и ни дерева...

Мужа мы похоронили в Москве, на Востряковском кладбище, под березами.

А Николай Андреевич, как я узнала из интернета, упокоился на кладбище в своем городе, возле часовни, построенной на его средства. Ему было 74 года. Не так много. Сердце не выдержало перегрузок.

Остался в Кобеляках Центр мануальной терапии, который он создавал в муках, преодолевая всяческие помехи и тернии. Управляет им теперь приемный сын Николая Андреевича — Ян, которого я знала маленьким мальчиком.

У множества людей осталась добрая память об удивительном человеке, поистине "неистовом" докторе Касьяне. Пишут, что он исцелил два миллиона человек. Может, и так. А может, тут есть что-то от легенды. Этот человек и сам был, как легенда.

Часто ли вы встречали врачей с дипломами, которые не только вылечили ваши недуги, но и отдавали кусочек своего горячего сердца?

Его, это горячее сердце, надо еще иметь.