Фильм Андрея Смирнова, как кажется, неприемлем для сегодняшней официальной России - мракобесной, ведущей самоубийственную захватническую войну, обеляющей преступления Сталина...
Делался он на спонсорские деньги и вышел не в обычный прокат, а в «онлайн-прокат», так что мы с вами легко можем посмотреть его в интернете. Спасибо, Андрей Сергеевич, за подарок! Хотела написать, что подарок «горький», но нет, у картины хорошее «послевкусие», она оставляет надежду, при всей горечи, накопившейся в душах героев, при всех выпавших на их долю и долю их близких испытаниях.
Но в жизни есть снег и заснеженный парк (запомнилось, что все «пленэрные» сцены картины сняты в снежную зимнюю пору, и как же это порой красиво!), есть пирожок, съеденный на улице, а еще мороженое «пломбир» в стаканчике (почему-то мы не боялись его есть в самый лютый мороз, да и «мороженщицы» от мороза не прятались), наконец, есть молодость и любовь – и, если они с тобой, тебе ничего не страшно и это дает тебе силы жить дальше.
Признаюсь, название фильма поставило меня в тупик. Еще не видя картины, решила, что в ней будет дан некий пример, образец жизни наших «предков», не пощадивших себя за нас, сегодняшних.
Ну да, что-то от такой трактовки в фильме можно найти. Но... И люди показаны разные – те, кто сажает и терзает, ссылает и выгоняет с работы, и те, кого сажают и терзают, ссылают и выгоняют с работы. Если применить эти слова ко вторым, мученикам и правдолюбцам, тогда все вроде встанет на свои места. Но, приглядевшись, увидим, что и среди притесняемых, живущих в советских коммуналках работягах, есть люди довольно мерзкие, ненавидящие интеллигентов, «жидов», завидующие лишней рыбешке на столе у соседей...
Но вот, посмотрев картину, - а она показалась мне замечательной, лучшей из того, что в последнее время я видела, и лучшей из последних картин Андрея Смирнова, нашла у одного из персонажей повторяющийся застольный тост «За нас с вами, за х-р с ними». А это как понимать? «Они» – это опять те – верхние, бездушные и бессовестные, «оккупирующие страну» как чужеземная армия ? Но тост произносит не самый безгрешный персонаж, покинувший жену с сыном, как раз тогда, когда за ее отцом - профессором философии - пришли гэбисты.
Когнитивный диссонанс.
Но, знаете, я его преодолела.
Решила так: кто для меня, для меня лично, эти «мы»? К кому я себя причисляю и, смею думать, к кому причисляет себя любимый мною режиссер? Кто это? Не та ли бесчисленная цепочка безыменных - замученных и стертых в пыль соотечественников, начало которой теряется в веках, но, начиная с Нового времени, обретает имена. Радищев, Пушкин, Кюхельбекер, Александр Одоевский, Рылеев, Бестужев, Лермонтов, Белинский, Чернышевский... Цвет нации, ее соль. Все те, кого Герцен включил в бесконечный «мартиролог» русской литературы.[1].. Понятно, что это не только причастные к «литературе», но философы и естествоиспытатели, врачи и учителя – одним словом, передовая русская интеллигенция, те, в ком жива душа, отзывающаяся на несправедливость, и присутствует не только талант, но и совесть.
Из этой-то когорты и главные герои фильма - профессор Петкевич, прошедший через советский лагерь, преподающий в университете философию[2] (Андрей Смоляков), его дочь Ариадна, проще Дина, редактор в издательстве (Юлия Снигирь), их соседи по коммуналке – врачи, доктор Дорфман (Леонид Ярмольник) и его жена (Галина Тюнина), подружка и коллега Дины Зина Лурье (Ксения Рапопорт), ученик профессора Олег Рутковский (Иван Добронравов). Время действия картины – пограничье между 1952 и 1953 годом, период, когда полным ходом шло «дело врачей» и ползли упорные слухи, что «для евреев» строят специальные лагеря в Сибири и на Дальнем Востоке. Место действия – московская коммунальная квартира. Нужно сказать, что точно в такой я не жила, в 1960-х нашими соседями была всего одна семья заводского слесаря, тихого алкоголика Миши, но в подобной многоквартирной коммуналке на Мещанской мне «посчастливилось» побывать в гостях. По ощущению – похоже.
Через всю картину проходит судьба Ариадны Петкевич, дочери профессора, редактора в Госиздате и жены члена партии, потерявшей и мужа, и работу после ареста отца и хлебнувшей по полной в очередях к московским тюрьмам, распродающей «ценные вещи» вместе с матерью и ищущей любого способа заработать, чтобы прокормить мать и сына-подростка... Эта судьба была бы полностью искалечена, если бы не неожиданный поворот, случившийся в ее жизни. И случился он... в очереди к тюремному окошку, о чем я еще расскажу.
Написала «главные герои» - и подумала, что картина так построена (сценарист Андрей Смирнов), что не сразу вычленяешь, кто здесь главный, а кто не главный. Она состоит из отдельных сцен – эпизодов, из которых и соткано широкое полотно тогдашней жизни, точнее, тогдашнего существования.
И где-то в начале картины русская деревня - Василий (Дмитрий Куличков), бывший солдат на ВОВ, ныне механизатор в колхозе, прошедший все круги ада из-за пребывания в немецком плену. Вот и сейчас, когда жизнь вроде чуть устоялась, его снова увольняют за плен.[3] Бешеная пляска пьяного Василия под лихую утесовскую «На Берлин», в которую он вовлекает жену, – сцена потрясающая! В самый неподходящий момент в комнату вбегает дочка – за деньгами на билет - в клубе показывают «Учителя танцев». В ходе фильма мы снова увидим Василия уже в городе, его возьмет к себе на Метрострой муж Дины – возьмет беспаспортного колхозника, но умеющего работать с механикой и так же, как и он, воевавшего на Курской дуге.
Не исчезнет из картины и жена Василия, ставшая в городе продавщицей мороженого. Так в ткань фильма к тем нитям, что тянутся от основы, вплетаются новые и живая плоть картины заполняется судьбами знакомых героев.
Люблю рифмы, по-видимому, их любит и Андрей Смирнов. «Учителя танцев», картину выпущенную аккурат в 1952 году, будут смотреть по телевизору все обитатели коммуналки, собравшись в комнате доктора Дорфмана.
А вот подряд три рифмы: три очереди – чисто советское явление. Первая - за мукой, вторая за елками и третья, которая потом повторяется еще несколько раз, - в тюрьму, с передачей для арестованного близкого. Жутко смотреть на все три, жутко вспоминать, как еще в 60-х химическим карандашом на руке отмечали твой номер, как стояли в мороз, переминаясь с ноги на ногу, как устраивали переклички. И это были обычные «мирные» очереди за продуктами, сколько помню, за яйцами, а уж как жутко стоять в очереди с передачей в тюрьму, читайте у Анны Ахматовой в ее незабываемом «Реквиеме» или смотрите у Андрея Смирнова. Страшная очередь из несчастных замордованных, замученных жизнью женщин...
К этой последней очереди мы еще вернемся.
Сейчас о теме войны, к которой автор фильма обращается постоянно. Вот одна из пронзительных сцен. Дина приходит к своему однокласснику, чудом выжившему на войне, потерявшему там ноги. Он чудо-мастер, способный оживить одряхлевшее радио и даже настроить его на «Голос Америки», но находит она его во дворе на лавке, засыпанного снегом, вдрызг пьяного, потерявшего человеческий облик... Оба вспоминают, что из 14 «пацанов» их класса вернулось двое.. Да и в каком виде они вернулись?! Тот безногий инвалид, что перед нами, не нужен ни государству, ни обществу, ни себе самому. «Использованный материал». И что же? Ничего не изменилось с тех пор. Люди, в представлении власти, - мясо, их легко можно бросать в топку войны по усмотрению «начальства».
В картине звучит горькая статистика: в войну за «одного немца клали четырех или пятерых своих». Это о цене человеческой жизни в СОВЕТАХ. И опять повторю, не только в годы ВОВ.
Еще одна тема, громко звучащая в фильме, - еврейская. Если не ошибаюсь, Андрей Смирнов впервые касается этой жгучей темы – и сразу высказывается в полный голос.
Доктор Дорфман и его супруга в исполнении Леонида Ярмольника и Галины Тюниной - из тех еврейских врачей, которым нельзя не доверять и которые в свой час могут понадобиться любому из жителей коммуналки. Всегда придут на помощь, посоветуют, посочувствуют, денег с соседей не возьмут. И все равно: раз евреи - значит, «жидовская морда». На трамвае висит издевательский призыв: «Русский, бери хворостину, гони жида в Палестину». Зина Лурье говорит Ариадне, что «евреи в России – как негры в Америке», иначе – люди,сильно отличающиеся от «коренного населения» и потому униженные, ущемленные в правах, к тому же они «враги советского строя, науськанные Джойнтом и международным империализмом...». Примерно так писали в разгар «дела врачей» в газете «Правда», и передовицы из этой «правдивой» газеты вслух читались на коммунальных кухнях.
Дорфман и Петкевич – два «настоящих» русских интеллигента, один – еврей, другой – с польской кровью, его предки еще при «царе» за участие в Польском восстании 1863 года были сосланы в Иркутск, там он и родился[4]. Обе семьи Дорфманов и Петкевичей сильно выделяются из окружающей среды – интеллигентностью, не зацикленностью на быте, оба служат своему призванию – один врача, другой мыслителя. Петр Казимирович в свободное время пишет философское исследование о немецком философе Гуссерле (который, как поясняет он аспиранту, все же не немец, а еврей). Профессор прекрасно понимает, что его труд никогда не будет напечатан в советской стране, но упорно работает над рукописью...
Именно с Петкевичем Дорфман делится слухом о грядущей депортации евреев. Они оба под ударом, оба - «особенные». И, естественно, их ожидает арест. Сначала забирают Дорфмана, затем – прямо с Новогоднего застолья (почерк гэбешников с тех пор не изменился!) - Петкевича.
Умница профессор точно и жестко сформулировал, какие три вещи не выносит режим (не только сталинский, но и сегодняшний, близкий к фашистскому). Чужой ум, красоту и талант. Как тут не вспомнить пушкинское «черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!»
Итак - ум, талант и красота. Дочь Петкевича Ариадна очень красива, красива какой-то неславянской красотой, еще раз скажу, что, по мне, в ней воплотился вековечный тип еврейской женщины. И недаром две подруги – она и Зинка Лурье - в исполнении Ксении Рапопорт так похожи. Об ее красоте говорит прибившийся к профессору чистый душой аспирант Рутковский, офицер-гэбешник, увидев ее в очереди с передачей для отца, испытывает настоящий шок. Другими словами, если использовать цвейговское обозначение, - с ним случается «амок», в бунинском варианте – «солнечный удар». Вот с этой Ариадной – Диной и связано то, что фильм не оставляет гнетущего впечатления. В конце картины возникает неожиданная, но такая нужная всем героям картины и нам, зрителям, тема любви. «Выжить в этой жуткой стране можно только любовью», - эти слова Ариадны Петкевич можно сделать эпиграфом к фильму. Любовь зарождается между двумя совсем разными людьми. Молодой офицер с гэбешными погонами, русский Иван, казалось бы, несказанно далекий от рафинированной филологини... И однако.
Выясняется, что Иван воевал, что семья его из Тамбова (родное для Андрея Смирнова название[5]), что будучи раскулаченными и сосланными в Архангельск, все его близкие умерли от голода. К тому же режиссеру удалось найти замечательный типаж (Александр Кузнецов) – светлого, голубоглазого, ладного русского парня, легко перепрыгивающего через парапет парковой ограды, человека, сраженного любовью и предлагающего Ариадне замужество в самом начале их знакомства.
Нет, при всем мраке той жизни, что изображена в фильме, в ней есть просветы: наступивший 1953 год приносит смерть тирана и, хотя освобождение врачей не показано, мы знаем, что оно последует сразу за смертью Сталина. Есть на Руси добрые и порядочные люди, не порвется серебряный шнур, не затухнет свеча - аспирант Рутковский, оказавшийся на праздновании Нового года в доме профессора, во время обыска спасает его рукопись, выдав ее за свою. Значит, рукопись ученого, хоть и не законченная, будет жить и наверняка дождется своего издания... Ну и конечно, любовь... Она даст героям силы жить дальше... А нам, зрителям, такой конец дарит надежду... И знаете, нет у меня сомнений, что «тяжелый» фильм Андрея Смирнова продиктован его глубинной любовью к нашей несчастной родине и верой в ее будущее...
[1] А. И. Герцен писал: "История нашей литературы - это или мартиролог, или реестр каторги».
[2] Предмет «философия» как таковой в советских университетах не изучался, он делился на Диамат ( диалектический материализм) и Истмат (исторический материализм). Полагаю, что профессор Петкевич преподавал Диамат, включавший обзор всех предшествующих марксизму-ленинизму философских систем, в частности его составной части – гегелевской диалектики.
[3] Как тут не вспомнить, что в 1941 году фашисты захватили более 2 млн. советских военнопленных, по немецким источникам – более 3 млн. Выжив в жесточайших условиях и вернувшись на родину, сотни тысяч этих несчастных или попадали уже в советский лагерь, или всячески дискриминировались...
[4] Дочь Петкевичей Ариадна (актриса Юлия Снигирь, для которой эта роль и писалась), как мне показалось, женщина с ярко выраженной еврейской внешностью. Супруга Петра Казимировича (выразительная, но негромкая роль Ирины Розиновой), скорей всего, русская. Вот тут и разберись. Приходит в голову, что сегодня очень многие «русские», особенно те, кто собирает документы на выезд в Израиль, «неожиданно» и радостно обнаруживают в своем роду евреев... Но то сегодня, а в 1952 году принадлежность к еврейству грозила потерей работы (мои родители ее таки потеряли, причем маме за неделю до того вынесли благодарность), тюрьмой и лагерем, готовящейся ссылкой в Сибирь и на Дальний Восток «по требованию разгневанного народа» и показательной казнью на Красной площади для главных «врачей – вредителей...».
[5] Андрей Смирнов снял фильм о «тамбовском восстании» - «Жила была одна баба».
Комментарии
jо фильме...
Крохотная поправка: сначала взяли Петкевича, в конце Дорфмана, который "устал ждать". Согласен с финалом, прошу обратить внимание на закольцованность фильма: начинается со сцены традиционного супружеского соития (попытки, закончившейся падением с развалившейся кровати) и заканчивается сексом с любовником в "нестасндартной" позе - в конце фыильма она свободная женщина, не скованная совдеповской моралью.
Двоякое впечатление
У меня об этом фильме сложилось двоякое впечатление. С одной стороны, смотрел с интересом, на одном дыхании. Сопереживал, сочувствовал главным героям, - в большинстве своём, близким мне по духу, симпатичным, узнаваемым. Также и картины быта, жизни того времени показаны знакомые, близкие (спички, правда, современные, тогда были совсем другие этикетки на коробкАх). А какие там натуральные, аппетитные сцены застолья, выпивки, приготовления жареной рыбы! Характеры героев выписаны достаточно тонко, хоть не со всеми их поступками можно согласиться: не мог, например, доктор Дорфман, как бы ни был он возмущён, начать открыто, во весь голос критиковать газету "Правда": такие не дожили до 1953-го, погибли гораздо раньше. К плюсам фильма, безусловно, относится и прекрасная игра актёров.
С другой стороны, по-моему, фильм вторичен. Всё или почти всё, в нём сказанное и показанное, мы уже видели, слышали, знали, читали. И коммунальные квартиры с их склоками, кухнями, очередями в туалет, доносами (всё это прекрасно описано, например, Борисом Ямпольским в романе "Арбат, режимная улица"). И мучительные очереди, где люди стояли сутками, чтоб передать деньги или получить информацию об арестованных (об этом лучше всего, по-моему, рассказано в "Софье Петровне" Лидии Чуковской). Может, так и нужно: снова и снова повторять об одном и том же... не уверен.
Лично мне трудно принять образ "хорошего" офицера КГБ (тогда ещё МВД). Бывали ли такие в жизни, в порядке редкого исключения, - не знаю. Ведь авторы не захотели показать, чем этот Иван занимается на службе: допрашивает, расстреливает?
И, под конец, - шаг в сторону. Я когда-то очень любил братьев Стругацких. И поймал себя на том, что хуже стал к ним относиться, когда дочь Аркадия вышла замуж за мерзкого Егора Гайдара - по моему мнению, одного из главных губителей Российской демократии. Что ж сказать об Андрее Смирнове с его зятем - Чубайсом?
...не мог, например, доктор Дорфман... начать открыто, во весь..
МОГ. Из моей статьи «1953-й» (2013),например:
Мог. Из моей статьи «1953-й» (2013):
«В книге Василия Аксенова «Московская сага» рассказывается, как доктор Градов (частичным прототипом которого был Виноградов) явился на митинг Первого московского мединститута по поводу врачей-«отравителей», появления на котором он мог легко избежать, и произнес твердую бескомпромиссную речь в их защиту, после чего был арестован. Я читал роман Аксенова до того, как прочел книгу единственного (насколько я знаю) из врачей, который оставил воспоминания, - профессора Якова Львовича Рапопорта, «На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года». Поэтому моя первая реакция на выступление Градова была: нельзя так лгать в литературе против реальной жизни, такого выступления, такого мужества в сталинской Москве быть не могло по принципу «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».
Я оказался неправ. Было. Реальным Градовым был профессор Рапопорт, который не входил в число врачей, арестованных к 13-го января. 14-го января его уволили из Первой Градской больницы, а еще через два дня позвонили и пригласили в больницу на митинг. Яков Рапопорт рассказывает:
«Не состоя уже в коллективе больницы, я мог бы отказаться от приглашения. Однако именно потому, чтобы не быть обвиненным в сознательном уклонении от выступления (а его, несомненно, ожидали, имея в виду мои деловые и личные контакты с Я. Г. Этингером), я решил приехать на митинг.
В своем выступлении я сказал, что "потрясен сообщением 13 января о чудовищных преступлениях медиков, в том числе и Я.Г. Этингера, которых я знал много лет и со многими из которых был в дружеских отношениях. Их знали и многие из присутствующих, знали о том авторитете и уважении, которым они пользовались. Я, как, конечно, и многие присутствующие, не мог заподозрить в них людей, способных на такие злодеяния, я и сейчас не могу представить, что впечатление, которое они производили на протяжении многих лет знакомства, было результатом тщательной маскировки. Я не могу присоединиться к некоторым из выступавших, что давно видели в Этингере предателя Родины и потенциального убийцу, иначе я реагировал бы на это так, как от меня требовал мой долг гражданина и члена КПСС"».
И, продолжает рассказывать профессор Рапопорт, он оказался не единственным:
Совершенно естественным был митинг в Академии медицинских наук СССР… Конечно, выступления клеймили преступников... Диссонансом к нему прозвучало мужественное по тому времени выступление популярного ученого-педиатра академика Георгия Нестеровича Сперанского с резким протестом против этого откровенного антисемитизма».
3-го февраля проф. Рапопорт был арестован и присоединен к делу других врачей. Академика Сперанского, которому было 80 лет и который был русским, не тронули".
По-моему, Элиезер, Вы
По-моему, Элиезер, Вы сравниваете несопоставимые вещи. Геройский, сознательный выбор (в Вашем примере) - и элементарное отсутствие самодисциплины: бессмысленное, смертельно опасное разбрасывание бисера перед стукачами-соседями.
Пользуясь случаем, хочу покаяться: в заглавии своего предыдущего коммента я не совсем правильно употребил слово. Тиснул, перечитал, спохватился, - ан не исправишь!
О фильме "За нас с вами"
Есть еще одно мнение - не мое, но которое кажется мне наиболее определяющим:советский народ лег под гэбистов, как Ариадна под офицера МВД во имя спасения своей семьи - матери и сына и возможности установить связь с отцом.
"Страна под бременем обид/Под
"Страна под бременем обид/Под игом тяжкого насилья/Как женщина теряет стыд/Как Ангел опускает крылья" А.Блок
Из библейской "Песни песней"
Ибо сильна как смерть любовь... Стрелы ее - стрелы огненные.
Добавить комментарий