«Ребзя, айда с гаражей прыгать!»
Нет, не так они говорили, конечно. Нынешняя пацанва по-другому разговаривает. Так ему послышалось. Последние пару месяцев у Антона Борисовича с головой творилось невесть что, и окружающее порой воспринималось странно. Отстранённо как-то. Как будто всё происходило не с ним и не взаправду. Словно это было такое нелепое кино, и картинка слегка не в фокусе, и звук невнятный…
С памятью у него тоже стало печально: Антон Борисович забывал новые слова, забывал новые лица… Зато ему прекрасно помнилось то, что было сорок лет назад.
Воспоминания…
Воспоминания привели его сюда, в это сонное захолустье, на улицу, детская память о которой была ярче, чем нынешние расплывающиеся реалии. Давно хотел здесь побывать, взглянуть на страну детства. Но постоянно что-то мешало – то одно, то другое. Дела, заботы… А приступы ностальгии были кратковременные и безболезненно проходили сами собой.
И вот откладывать дальше стало попросту невозможно. Теперь – или уже никогда.
Однажды, поздним субботним утром Антон Борисович просто сел на автобус и поехал. Через час вышел на автовокзале, которого во времена его детства ещё не было, пошёл пешком.
Размеренно шагал, никуда не торопясь. Смотрел по сторонам, припоминая.
По первому впечатлению город изменился до неузнаваемости. Но чем дальше Антон Борисович уходил от автотрассы, превратившейся в городской проспект, тем явственнее проступали приметы прошлого. Казалось, он брёл по реке времени против течения. Там, в центре, на проспекте стояли современные многоэтажки со стеклопакетами в окнах, и супермаркеты, и биллборды – всё как везде, в общем. А в этом углу на самой дальней окраине, где две четырёхэтажные хрущёвки да старая приземистая общага льнокомбината, – здесь всё тот же нескончаемый «Отель «Калифорния» из магнитофона на подоконнике.
Удивительно…
Двор заметно обветшал и как будто съёжился, стал теснее, словно старое, давно не надёванное пальто. Но как в том заношенном пальто, в нём было уютно.
Детской площадки у них во дворе не было. Стояли посреди двора кривые деревянные сарайчики, крытые чёрным толем, и два железных гаража; один – чуть побольше, другой – чуть поменьше. Тот, что побольше, принадлежал Паше-инвалиду; его, как ветерана Великой Отечественной, собес осчастливил трескучей жестяной таратайкой, которую даже госавтоинспекция не признавала за настоящий автомобиль, номера выдали мотоциклетные. Другой гараж, занятый мотоциклом «Урал», принадлежал Славкиному отцу, который работал шофёром у первого секретаря райкома. Проживали во дворе и другие мотовладельцы, а у кого-то даже имелся «Москвич-407», однако гаражи больше никому поставить не разрешили.
Славка был другом детства, учился с Антоном в одном классе. Третьим в их компании был Вадик, тоже ровесник, только декабрьский, и потому он учился классом младше. Была во дворе и другая детвора, но куролесили они, как правило, втроём.
Все их дворовые игры происходили вокруг гаражей и сараек – и в прятки, и в войну, и в неуловимых мстителей, и в стрелы робингуда. А потом Славка придумал играть в десантников. «Ребзя, айда с гаражей прыгать!» – так он сказал. Типа, десантирование в тыл условного противника. Ну да, это они снова кина насмотрелись, понятное дело.
Они взобрались на гараж, тот, что пониже, с задней стороны. Специально, чтобы взрослые не обратили внимания раньше времени и не предотвратили намечавшуюся забаву. Вышло по задуманному, их никто не заметил.
День был ветреный; по синему небу летели белые облака – на юг, в дальние страны. Выкрашенный серебрянкой пологий скат крыши был словно широкое самолётное крыло; земля лежала где-то далеко внизу. Высотой гараж был в рост взрослого человека; Славкин отец, когда заходил внутрь, пригибал голову. Но сверху-то виделось иначе, особенно одиннадцатилетним пацанам.
Славка отважно сиганул с крыши первым. Скомандовал сам себе: раз, два, пошёл! – и прыгнул.
Антон пошёл вторым. Оказалось, это не так уж трудно. Нужно только сделать шаг – раз, два, пошёл!..
Момент прыжка – как яркий цветной фотоснимок, навечно вклеенный в альбом памяти. Замерло сердце, и всё вокруг тоже замерло. Пронзительное, неведомое раньше ощущение невероятной свободы. Переполнивший, вытеснивший остальные эмоции чистый восторг…
Лишь на краткий миг.
Земля вдруг резко и больно ударила по подошвам. Он присел, как на уроке физкультуры, упёрся ладонями в притоптанную траву. Глубоко вздохнул. Распрямился. Немного кружилась голова.
«Зэкански, да?» – сказал Славка. Махнул рукой Вадику: давай, чего застрял…
И тут поднялась тревога.
Распахнулось окно на втором этаже, и Зина, жена Паши-инвалида, завопила на всю улицу: «Ироды окаянные! Вы что там вытворяете? Куда родители смотрят? Я милицию вызову!..» Голос у неё был противный, хуже бормашины.
Вадик кинулся с гаража, как в омут, отчаянно. Не удержавшись на ногах, плюхнулся на четвереньки, зло зашипел, но тут же вскочил. И они, все трое, рванули со двора, от греха подальше. Зина в милицию звонить не стала, разумеется, но вот родителям нажаловалась, причём наплела явно лишнего: якобы малолетние хулиганы Пашиному гаражу продавили крышу. Так что вечером десантников ждало общественное порицание, хотя с крышей Пашиного гаража всё было в полном порядке, они ведь туда не забирались, а даже если бы и забирались – не страшно. Славкин отец обронил, что гараж крепче «тридцатьчетвёрки», на которой Паша гнул Курскую дугу, хрен ли ему сделается, он ещё сто лет простоит…
Прошло сорок; оба гаража так и стояли, хотя прежних их владельцев давно не было в живых. Не похоже, что этими железными коробками нынче вообще кто-то пользовался: перед воротами торчали непримятые сорняки. И не красили гаражи давно; старая краска облупилась, под ней проглядывала ржавчина. А убрать их со двора, видимо, было слишком сложно: кран нужен, тягач… проще оставить, как есть. Сбоку одного гаража красовалось пылкое признание в любви к какой-то зайке. Другой гараж расписали нечитаемыми каракулями начинающие граффитчики. Может, те самые сорванцы, что сейчас затеяли с этих гаражей прыгать.
Они, новое дерзкое поколение, беззастенчиво занявшее чужое место для игр. Будущее тоже принадлежало им. Антон Борисович наблюдал за ними тяжёлым взглядом. А ведь казалось, ещё совсем недавно, чуть ли не вчера, он сам играл в подобную игру. Когда же он проиграл? Когда он выбыл из игры навсегда?
Был он теперь всего лишь безучастный зритель…
– Паркур, реально, – сказал Дэн. – Ну чё, погнали?
Артём опасливо заглянул вниз и отступил от края на шаг.
– Чота стрёмно.
– Мы же прыгали уже, – напомнил Дэн.
– Так это зимой было, – сказал Михась. – Мы в сугроб прыгали.
– С кем я вожусь? – Дэн презрительно сплюнул. – Ссыкунцы.
Он повернулся к приятелям спиной, слегка присел на краю, а затем легко соскочил вниз.
– Учитесь, сынки.
Любил он повыделываться, паркурщик табуреточный.
Артём вдруг почувствовал себя странно: словно чья-то тяжёлая ладонь властно легла на затылок, подтолкнула. Ноги сами собой сделали один шаг, другой…
Он прыгнул.
Всё замерло, как будто кино поставили на паузу. Нереально чёткий стоп-кадр. Ни движения, ни звука. А внутри, в подвздошье, звенящая пустота…
Затем неодолимая сила швырнула его вниз. Земля жёстко ударила по пяткам, ноги подогнулись, и Артем, глубоко присев, крепко приложился подбородком о колени. Жёлтые пятна одуванчиков полыхнули в глаза, как праздничный фейерверк…
Через мгновение зрение стало возвращаться. Артём медленно распрямился. Его шатнуло. Окружающее неприятно двоилось. И непонятно двоились мысли в голове.
Неподалёку, возле крайнего подъезда, происходила бестолковая суета. Там, на тротуаре, лежал седой дядька в тёмном костюме, вокруг столпились взрослые, кто-то крикнул, чтобы вызвали скорую.
– Чё там за движуха? – полюбопытствовал Дэн.
– Мужик какой-то упал, – сказал Михась с гаража. – Стоял-стоял, потом вдруг вот так вот присел и на бок повалился. Как раз, когда Тёмыч прыгнул.
– Пьяный что ли?
– Не, не похоже.
– Пойдём посмотрим, что с ним? – предложил Дэн.
– С ним – всё, – сказал Артём чужим голосом. – Конец фильма.
– Тебе-то откуда знать?
– Оттуда.
Артём повернулся, чтобы уйти. Его опять качнуло.
– Что это с тобой? – спросил Дэн. – Куда собрался?
– Домой, – сказал Артём. – Голова чего-то кружится.
– Да у тебя, походу, сотряс мозгов, – заметил Дэн. – Дом в другой стороне.
– Ага, точно.
– Что-то мне твои глаза не нравятся, – сказал Дэн. – Может, довести тебя до дома?
– Сам дойду, – сказал Артём. – Мне просто надо оклематься.
«Просто надо привыкнуть», – подумал он.
Жить дальше.
Добавить комментарий