На прошлой неделе возвернулась из моего 13-го (за 28 лет эмиграции) набега на Израиль. Есть искушение описать Праздник Дня Независимости, который счастливо застал нас в Иерусалиме. Или черкнуть эссе короткое о незабываемом обеде в ресторане «Караван» в арабской деревне Абу Гош. И как там сбылась наша с Левушкой мечта, «чтобы люди не мучили, не убивали, а любили бы друг друга». Ну, за евреями-то, положим, дело никогда и не стало. Но в Абу Гош и арабы-мусульмане с этим не подкачали.
И как за три дня в Тель-Авиве мы наконец сделали то, на что не оставалось времени в предыдущие 12 наездов. Обошли прекрасные дома- музеи имени тех, с кем «повязаны» любовью к их стихам, картинам, публицистике, или борьбе за рождение и защиту Израиля.
А после Израиля, как обычно, был быстрый проезд по какому-то куску Европы, на сей раз тщательно отобранному по определенному критерию.
А именно: возможно низкая зараженность местности бородатыми сиротками, в миру — беШенцами. Северные провинции Франции, Пикардия и Нормандия, оказались вполне приемлемыми в этом отношении регионами.
На севере Франции было осмотрено рекордное количество готических соборов и замков. Даже в мало популярных у туристов, но от этого не менее прелестных, Амьене, Байо, Кане, Дьеппе, — свои громадные соборы и замки невообразимой, почти времен Ледового Побоища древности, а значит — красоты.
Не стану я сейчас расспостраняться и о том, что подъезжая к Руану, столице Верхней Нормандии, мы уже безошибочно отличали «ланцетовидную готику» от «пламенеющей», отдавая предпочтение первой из-за ее большей древности.
Я напишу обо всем этом потом. А сегодня не стану, потому, что сегодня — напишу о 9-м мае.
В День Поминовения павших в войнах Израиля мы вместе со всем Израилем, выйдя из машины, стояли на шоссе, опустив головы в память о наших мертвых. И в тот же день «после звезды» уже веселились («сегодня плачут, а завтра скачут») на перекрытой от движения улице Яффо, где иерусалимцы отмечали День Независимости Израиля. Израиля, восозданного всем смертям назло и во исполнение древнейших библейских пророчеств, еще до вавилонского пленения предсказавших, что мы потеряем Израиль и что мы его снова обретем.
На пляжах Нижней Нормандии, где произошла высадка союзников в июне 44-го, забравшая столько цветущих жизней молодых европейцев и американцев, что страшно назвать цифру потерь даже одного только первого дня операции. В городке Байо Нижней Нормандии на месте страшных кровавых боев есть музей «D-Day» и есть военное кладбище, самое большое во Франции. Этот самый «D-Day» и решил окончательно судьбу Победы над общим врагом человечества — нацизмом. Удалось это благодаря не только мудрости командования и беспримерному героизму солдат сознических войск, но и тому бесспорному факту, что Гитлер был к тому времени обескровлен страшными поражениями, нанесенными ему Красной Армией.
И сегодня — только об этом, о нечеловеческом жертвоприношении на алтарь Победы, включающем и жизни 20 миллионов солдат Красной Армии, только о боли, скорби, о благодарственной памяти можно говорить сегодня.
Потом, пожалуйста, обо всем другом. Об усатом вурдалаке, возмечтавшем поделить мир с другим нетопырем в коротких усиках-щеточке. О «вяземском котле», об изнасилованных немках, о чем угодно. Потом.
Но сегодня только о них. О тех, кто не вернулся.
Без Сталинградской битвы, без победы на Курской Дуге, переломивших ход войны, не было бы и победного "D-Day". Мы увидели, что это обстоятельство никаким образом не было отражено в экспозициях музея Байо, прекрасном во всех других отношениях. Осмотрев вслед за нами экспонаты музея, среднестатистический европейский школьник не только не узнает о громадной роли России в разгроме нацизма. Он вообще останется в счастливом неведении, что Россия принимала в этом какое-либо участие.
И Дня Независимости Израиля бы не было. Некому было бы драться в войнах Израиля, отстаивать его Независимость.
Поэтому, наверное, с 2008-го года в Израиле отмечают День Победы. И не 8-го, а 9-го Мая. А теперь и «Бессмертный Полк» проходит в этот день по улицам городов и весей Израиля. Вот они, наши отцы, деды, прадеды! Они погибли за нашу Свободу, а кто глядя на еврейские лица на фотографиях про Ташкент слово молвит — тому и в морду не грех в этот день дать.
К сожалению, и в этом году, как и в прошлом, как и два года назад, накануне этого дня русскоязычная блогосфера изнывает от смрада "героицеских" признаний: "Почему я не буду праздновать День Победы". Душно делается, тошно и гадко делается на душе от этих кощунственных "исповедей", а особенно гнилостным запашком тянет, когда читаешь их на еврейских сайтах.
Мне самой не по душе барабанный бой, который год от года все громче в этот день. Но страна, заплатившая за победу ценой целого выбитого поколения, сама решает, с какой громкостью и на каких децибелах ей отмечать этот день.
Но только представьте себе на минуту, что россияне заполонили бы «социальную медию» советами, что нам надо изменить в отмечании дня Холокоста, чтобы им это показалось более или менее приемлемым….
А я воспомню выжившего в аду войны отца, мальчиком ушедшего на фронт, и его ровесников, не вернувшихся с войны, вот этими двумя стихотворениями двух моих любимейших поэтов.
Лидия Корнеевна и Илья Эренбург пометили эти стихи — маем, 1945.
Слово «мир» — а на душе тревога.
Слово «радость» — на душе ни звука.
Что же ты, побойся, сердце, Бога,
Разумеешь только слово — «мука»?
Все стучишь: крута зима в Нарыме.
Бухенвальд, Тайшет, Норильск, Освенцим.
Если б можно было память вынуть,
Не рассказывать про это детям!
Но без ладанки стучится в грудь —
Память, трепет, пепел: не забудь!
Лидия Чуковская
——————
В мае 1945
1
Когда она пришла в наш город,
Мы растерялись. Столько ждать,
Ловить душою каждый шорох
И этих залпов не узнать.
И было столько муки прежней,
Ночей и дней такой клубок,
Что даже крохотный подснежник
В то утро расцвести не смог.
И только — видел я — ребенок
В ладоши хлопал и кричал,
Как будто он, невинный, понял,
Какую гостью увидал.
2
О них когда-то горевал поэт:
Они друг друга долго ожидали,
А встретившись, друг друга не узнали
На небесах, где горя больше нет.
Но не в раю, на том земном просторе,
Где шаг ступи — и горе, горе, горе,
Я ждал ее, как можно ждать любя,
Я знал ее, как можно знать себя,
Я звал ее в крови, в грязи, в печали.
И час настал — закончилась война.
Я шел домой. Навстречу шла она.
И мы друг друга не узнали.
3
Она была в линялой гимнастерке,
И ноги были до крови натерты.
Она пришла и постучалась в дом.
Открыла мать. Был стол накрыт к обеду.
«Твой сын служил со мной в полку одном,
И я пришла. Меня зовут Победа».
Был черный хлеб белее белых дней,
И слезы были соли солоней.
Все сто столиц кричали вдалеке,
В ладоши хлопали и танцевали.
И только в тихом русском городке
Две женщины как мертвые молчали.
Илья Эренбург
Добавить комментарий