Русский театр заграницей — явление уникальное, такой театр существует в Канаде уже 10 лет, он показывает полноценные спектакли на русском языке, в них играют прекрасные актеры из Канады, Америки, России и даже Австралии. Костюмы и декорации выполняются по эскизам известных художников-оформителей — словом, над театром витает дух столичности.
Предлагаем читателю интервью, взятое у главного режиссера театра Григория Зискина во время гастролей в Бостоне. Разговор с режиссером проходил перед началом спектакля “Антипьеса для антипублики” Ива Жамиака.
— В этот раз вы гастролируете в 14 городах США и Канады. Как проходят гастроли?
— Творчески — очень хорошо. Но сейчас наблюдается некоторый спад интереса к театру. Приехавшие одновременно с нами на гастроли в Америку Остроумова и Стеклов были вынуждены отменить спектакли в некоторых городах на Восточном побережье.
— Не в связи со снегодом?
— Нет, снегопад тут не причем. Просто публика сейчас плохо ходит на спектакли.
— Американская или русская?
— Именно русская публика. Правда, с успехом прошли гастроли театра Меньшикова с “Игроками”. Собрали 3 полных зала в Нью-Йорке, полный зал здесь, в Бостоне. У них почти все билеты проданы в Торонто.
— Реклама?
— Нет, популярность Меньшикова. Он в первый раз на гастролях в Северной Америке.
— Вы в Бостоне не в первый раз. Чего вы ждете от этого бостонского спектакля? Будет зал?
— Если придет человек четыреста, я буду счастлив. Вообще, для театрального спектакля более 400-500 человек не нужно. Театр — не эстрада, он предполагает определенную камерность, приближенность зрителей к сцене, актеров должно быть хорошо видно и слышно. У нас в Монреале мы играли два спектакля в театре Университета “Конкордия”. Было два полных зала по 400 человек. И публика продолжает проявлять интерес — думаю, мы сыграем и третий спектакль. В Торонто мы сыграли тоже в переполненном зале, объявили второй спектакль, и сейчас билеты продаются.
— А как же публика, которая “не ходит в театр?”
— Так я же сейчас говорю про канадскую публику. В Америке, к сожалению, такого интереса к театру не наблюдается.
— А зрители в Бостоне дотягивают до той самой “антипублики”, которая требуется для вашей “антипьесы?”
— В зале нам нужна просто публика, а “антипублика” у нас на сцене. Герой нашей пьесы ставит спектакль, и сам является его главным исполнителем, продюсером, режиссером и зрителем.
— Театр в театре?
— Да, театр в театре. Многими наше название было воспринято неправильно, я слышал, что некоторых это название даже как-то обидело и оттолкнуло...
— Да что вы говорите?! Меня оно, наоборот, заинтриговало...
— Спектакль в некотором смысле “эстетский”. Вообще, пьеса называется “Месье Амилькар” или “Человек, который платит”. Причем, последнее название имеет двойное значение: он платит в прямом смысле и расплачивается за все, что сотворил. В Ленкоме эта пьеса идет с Янковским, Збруевым, Чуриковой. Там она называется “Все оплачено”.
— На мой вкус, ваше название лучше. Кстати, как вы определите жанр пьесы?
— Притча, хотя там есть и комедийный элемент, и элемент мелодрамы. А притча — жанр сложный.
— То есть, не для всех?
— Ну вот вчера мы играли в маленьком городе Хартфорде. Публика, 200 человек, — старые театралы, они были в восторге. Потом подходили, благодарили: “Вы — наш театр, мы — ваша публика”.
— А молодежь к вам не ходит?
— Знаете, у нас в Монреале зал делится приблизительно на три части: пожилые, среднего возраста и молодежь.
— Это прекрасно. Мне кажется, критерий жизнеспособности театра не только в том, ходят ли на его спектакли старые театралы, но и в том, интересен ли он молодежи.
— Недавно мы гастролировали по Германии, были в 10 городах. Там в залах было очень много молодежи.
— В Германии, как я слышала, четыре миллиона русскоговорящих... Но вернемся к вам. Широко известны случаи, когда главный режиссер театра ставил пьесы для своей жены, например, Мейерхольд для Зинаиды Райх, Таиров — для Алисы Коонен, в наше время Владимиров для Фрейндлих... Вы же ставите пьесы для своей сестры, Анны Варпаховской, дочери режиссера Леонида Варпаховского, в честь которого и назван театр. Ваш случай единичен, или вы знаете еще что-то подобное?
— Во все времена у главного режиссера были свои любимые актрисы, для которых он ставил спектакль. Анна Варпаховская — прекрасная актриса. Кроме того, каждую свою новую работу мы посвящаем памяти Леонида Викторовича Варпаховского. Для кого я ставлю спектакль? Прежде всего, для себя самого. Если спектакль удовлетворяет меня самого, у меня есть уверенность, что он понравится публике.
— Вы чудесно сказали, но ушли от ответа на вопрос. Я ждала подтверждения или опровержения уникальности вашей театральной ситуации... На моей памяти, по крайней мере, для жены, возлюбленной ставили, а вот для сестры... Мы в Бостоне тоже хотели бы иметь русский театр. Вашему театру в Канаде уже 10 лет — с чего начинается русский театр заграницей?
— Ждете, что я скажу: “С энтузиазма”? Театр заграницей начинается, как и любой театр, с драматургии, и, конечно же, для создания театра, нужны немалые средства. Увы, одного энтузиазма хватает ненадолго.
— И где же эти средства берутся?
— У нас есть спонсор.
— Один и тот же человек? С самого начала?
— Да, один и тот же человек. Если бы его не было, не было бы и нашего театра.
— Вы, благодаря ему, в хорошей форме: декорации, костюмы, актеры из Москвы...
— Два спектакля у нас оформлял Давид Боровский, художник с мировым именем, считаю его современным гением театра. Спектакль, который мы играем сегодня, оформил главный художник Московского Драматического театра имени Станиславского Александр Опарин. Александр Дик, играющий месье Амилькара, работает в Московском театре Российской Армии. Из Москвы же приехала его “сценическая” дочь Наталья Мерц. Майя Менглет и Леонид Сатановский прилетели к нам для участия в спектакле из Австралии, Андрей Грин — из Чикаго. Мы приглашаем актеров отовсюду и только тех, которые нам нужны на конкретную роль. Знайте: если вы создадите театр, в котором будут играть только ваши бостонские актеры, к вам перестанут ходить.
— Сколько у вас помощников? До нашей с вами беседы я наблюдала, как вы сами ставили свет.
— Обычно свет ставят за несколько дней, а я делаю это за два часа.
— Выступаете в качестве художника по свету...
— И не только. Я здесь еще мою пол на сцене, чищу пылесосом ковер, смотрю за установкой декораций, веду спектакль... А вообще с нами ездят реквизитор, звукооператор, рабочие сцены и костюмер. У нас четырнадцатиместный автобус, к нему прицепляется фургон с декорациями. И вот так мы, как в прежние годы передвижные театры на колесах, ездим из города в город.
— Хотя бы не на лошадях! Помните у Блока: “Тащитесь, траурные клячи! Актеры, правьте ремесло!” Сколько времени вы находитесь на базе и сколько колесите по городам и весям?
— Предварительная работа длится три-четыре месяца. Репетируем мы один месяц. Утром и вечером, по 3-4 часа. На спектакль получается где-то 55-60 репетиций. Вместо двух-трех недель сценических репетиций, как в обычных театрах, у нас их всего одна или две. Как известно, спектакль начинает жить после 10-го представления, у нас же нет времени на раскачку.
— У нас в Бостоне вы даете свой 12-й спектакль. Так что ждем от вас живого интересного представления.
Остается сказать, что спектакль, привезенный театром имени Л. Варпаховского, меня не разочаровал.
Добавить комментарий