На выставке «Вершины еврейского театра в России (1919 – 1949): „Габима“ и ГОСЕТ», прошедшей в музее им. А.А. Бахрушина
Когда я писала книгу об Александре Тышлере, замечательном художнике, скульпторе и сценографе, ставшем в годы войны главным художником ГОСЕТа, я вынула из завалов старую книжонку о советском искусстве , написанную П. Лебедевым в начале 60-х годов. Нашла в именном указателе три ссылки на художника. Все упоминания были агрессивно отрицательные.
И вот на выставке в бахрушинском музее обнаружила дикую записку этого самого П.Лебедева - председателя по делам искусств при Совете Министров СССР - к Сталину с предложением закрыть ГОСЕТ. Якобы за нерентабельностью. Что и было в том же 1949 году, уже после убийства Михоэлса и ареста Вениамина Зускина, произведено. Черная страница русской культуры.
Но были и светлые . И эта выставка в основном о них.
Поразительное дело, в центре экспозиции - фотографии корифеев русского театра - Станиславского, Немировича-Данченко. Замечательный шарж Михаила Чехова на Евгения Вахтангова, фотографические портреты Федора Шаляпина (с дарственной надписью создателю Габимы Науму Цемаху) и Анатолия Луначарского. И все эти люди оказались здесь не случайно. Все они внесли свой вклад в создание государственного российского еврейского театра в лице «Габимы» и «ГОСЕТа».
Выставка всем своим составом (а среди партнеров проекта множество организаций) нам сразу как бы заявляет: еврейский театр был не маргинальным явлением, не на задворках русской и европейской культуры, а вобрал все лучшее, что они могли дать. Недаром мэтр европейского театра Гордон Крэг, попав на «Короля Лира» в ГОСЕТе, стал его «фанатом» , не пропустив до своего отъезда в Англию,- ни одного спектакля. Высоко он оценил и игравшую спектакли на иврите «Габиму», труппа которой, уехав на гастроли в 1926 году в Европу, там и осталась.
Но в то же время еврейский театр предъявил «городу и миру» нечто неповторимо свое, фольклорно- национальное, что видно уже по представленным на экспозиции эскизам замечательных художников - Шагала, Фалька, Альтмана, Рабиновича, Лабаса, Тышлера.
Роль Станиславского в истории российского еврейского театра необыкновенно значительна. В сущности, он сделал «Габиму» одной из студий Художественного театра, где лучший спектакль «Гадибук» в сценографии Натана Альтмана,- поставил ученик Станиславского Евгений Вахтангов (1922). (Кстати говоря, еще раз полюбовалась скульптурным автопортретом молодого Альтмана из ГТГ , выкрашенным в черный цвет и причудливо совместившем приметы архаического и модернистского искусства (1916, дерево, бронза).
Но даже эти альтмановские эскизы к «Гадибуку», развешенные по стенам, своей фольклорной обобщенностью и экспрессивной фантазийностью, говорят, что играли в театре вовсе «не по Станиславскому». Об этом же свидетельствуют выразительнейшие фотографии мизансцен.
С «системой Станиславского» в ГОСЕТе тоже были сложности. С ней боролись и первый главный художник театра Марк Шагал, и последний - Александр Тышлер. Они не терпели в театре натуралистичности, выступали за приоритет фантазии и причудливости. А их художественная мощь была такова, что весь спектакль подстраивался к предложенной ими сценографии.
Достаточно взглянуть на причудливейшее панно Шагала вверху экспозиции, позаимствованное из ГТГ и знаменующее собой некое «введение в еврейский театр», чтобы стало ясно, что тут актеры, режиссеры, сценографы работают не по Станиславскому, а как-то иначе. (И еще вспомнилось, что все панно Шагала, сделанные для ГОСЕТа, спас от гибели после закрытия театра Александр Тышлер).
Выставка заставляет задуматься над тем несомненным фактом, что в еврейских театрах в качестве сценографов работали крупнейшие авангардные мастера российского искусства тех лет. Так что и фотография первого наркома Просвещения Луначарского на экспозиции не случайна. Ведь Шагал и Альтман работали в ИЗО Наркомпроса . Фальк был деканом ВХУТЕМАСа . Это были личности, определявшие культурную политику всей страны.
И они же не считали для себя зазорным (а напротив, считали за честь) работать в еврейских театрах. Редкостный и неповторимый этап российской культурной истории!
Замечательный историк искусства и художественный критик Абрам Эфрос писал, размышляя о художниках ГОСЕТа: «Плеяда еврейских художников работала развернуто и торжествующе… В каждом течении русского и европейского искусства, среди каждой школы , у нее были руководящие представители».
Очень выразительны показанные на выставке эскизы Роберта Фалька к знаменитому госетовскому спектаклю еще времен основателя театра Алексея Грановского, позже оставшегося в Европе, «Путешествие Вениамина 111» (1927, по М.Мойхер –Сфориму). Признаться, такого озорного, веселящегося, ребячливого Фалька я в живописи никогда не видела. Он и в жизни-то, как я писала в одной из статей, улыбался с некоторым напряжением . А тут и широко улыбающаяся голова еврея в виде солнцеобразного шара на любимом художником красном фоне, и смешная женщина с гусем, и грустно-комичная, двугорбая лошадка с хвостом в виде елочки. Фалька Михоэлс шутливо называл своей «подругой». Вероятно, в еврейском театре художник чувствовал себя совсем своим и внутренне раскрепощался.
Великолепные эскизы молодого Александра Тышлера (ему всего в это время 37 лет) к «Королю Лиру» (1935) широко известны. Его эскизы с Михоэлсом в образе Лира поражают. Уж не знаешь, кто за кем шел. Художник ли подсказывал актеру эти удивительные мизансцены, или же Тышлер запечатлевал какие-то наиболее выразительные моменты игры Михоэлса . Но абсолютно соглашаешься с фразой того же Гордона Крэга: «… какие бы похвалы не были сформулированы по адресу актера Михоэлса, это не будет преувеличением». Эскизы Тышлера великолепно дают это почувствовать.
Расскажу в этой связи о самом сильном своем впечатлении. Во втором, затемненном, зале показывается фильм о Михоэлсе. Идут фрагменты из «Короля Лира». Прежде я видела только один фрагмент - смерть Корделии. Но, оказывается, сохранились и некоторые другие. И вот этот небольшой монтаж фрагментов производит потрясающее впечатление. Я знала, что тышлеровские декорации к первому действию с неким «ларцем», стоящем на деревянных статуях химер-придворных, завораживали зрителей. Но фотографии не могут передать того, что передает один из фрагментов фильма, где Шут в блистательном исполнении Вениамина Зускина, словно бы общается с этими химерами. Они даны в человеческий рост и в кадре почти оживают, как это будет впоследствии в живописи Тышлера с куклами, чучелами и масками.
А как хорош Михоэлс - Лир, горделиво снимающий с себя корону и отдающий меч, который ему подносит придворный, а он примеривается этим мечом к его шее!
Наконец-то увидела то разрушенное молнией дерево, на фоне которого проходит сцена бури. Некоторым современникам декорация второго акта казалась бедной. Мне она понравилась очень.
Невыразимо прекрасна последняя сцена со смертью Корделии. Интересно, что персонажи шевелят губами, но звука мы не слышим. В театре был текст на идише. Но кадры говорят, что текст не обязателен, столь выразительна мимика, позы, жесты персонажей. Прощальный жест руки Лира … Мне кажется, я видела его у своего дожившего до глубокой старости дедушки, многие годы продававшего в калининском (ныне - тверском) парке газированную воду с вкусным вишневым сиропом, певшего за общим столом без слов какие-то древние песнопения.
В еврейский театр ходили не только евреи. Это со всей очевидностью понимаешь, когда кадры из «Короля Лира» сменяются кадрами похорон убитого властью Михоэлса. Огромная толпа встречает тело на Белорусском вокзале. И потом его несут по запруженным народом улицам. Какие-то очень современные ассоциации возникают. Народный герой!
Поистине, нам показали вершины еврейской культуры в России. Грустно, что этого сейчас нет. Но, как советовал Василий Жуковский, нужно быть благодарными, что это было.
Добавить комментарий