Радикальное студенчество, которое в 60-е боролось за расширение свободы слова на кампусах, повзрослев, принялось насаждать в университетах интеллектуальное единомыслие.
Алан Чарльз Корс
lukianof fox w.jpg
Администраторы у руля ВУЗов
Одно из объяснений — социально-экономическое. Высшее образование стало для его обладателей весьма прибыльным финансово, разница в заработках между людьми с вузовскими дипломами и без оных увеличивалась. «Производители» высшего образования — колледжи и университеты, обрели возможность повысить свои доходы. Как напрямую, беря с учащихся больше денег за обучение, так и косвенно за счет привлечения новых государственных дотаций. Или выпрашивая более щедрые пожертвования у богатых выпускников, для которых эти дарения были способом приумножения своего «социального капитала», своего престижа и веса в обществе.
Высшие учебные заведения постепенно трансформировались в финансовые конвейеры. Административный штат вузов пополнился специалистами, поднаторевшими в области добывания денег. По своему положению они добились паритета с учеными. Если не превосходства над ними. Какую задачу ставит перед собой чиновник от науки? — Гарантировать максимальную предсказуемость и стабильность среды, в которой он функционирует. А вовсе не поощрять оригинальность и новаторство или обеспечивать идейное многообразие, которым озабочен ученый. Кто же нарушает предсказуемость и стабильность, угрожая спровоцировать скандал вокруг учебного заведения, который может осложнить бесперебойную мобилизацию денежных ресурсов его администраторами? — Люди яркие и страстные, придерживающиеся взглядов, не укладывающихся в мейнстрим.
Возмутители спокойствия, — рассуждает чиновник, — должны быть нейтрализованы. Каким образом? Путем регламентирования речи, введения речевых кодексов. За их исполнением будут следить противоборствующие лагеря — левые за правыми, правые за левыми. Левых в американских вузах сегодня больше, чем правых, и политически они более активны, а потому их пристрастия администратор, мыслящий количественными категориями, автоматически считает приоритетными. То, что они объявляют священным, является священным, то, что они относят к табу, табуируется как «оскорбляющее чувства защищаемых привилегированных групп населения». Главное, чтобы было тихо и спокойно, чтобы не было никаких судебных исков или идеологически мотивированных актов насилия. Финансовый потенциал вуза пострадает, если на него косо взглянет государство или «защищаемые привилегированные категории общества». А то, что политически активные клонируют под себя студенчество, — бюрократов не волнует.
Инфантилизация студенчества
Для родителей, платящих огромные деньги за образование своих чад, хороший диплом значит куда больше, чем качество получаемых ими знаний. Точно так же мыслят студенты, влезающие в большие долги, чтобы оплатить обучение — на первом месте для них стоят хорошие отметки. И надежный способ не испортить себе диплом — это не лезть в споры с идеологически ангажированными профессорами или однокурсниками. Администраторы, создавая свои речевые кодексы, как бы втолковывают родителям, что они переняли у них воспитательные функции в соответствии с доктриной in loco parentis, что они оградят их детей от неприятностей и гарантируют окупаемость сделанных вложений. Поэтому студентам до 21 года возбраняется потребление на кампусах спиртных напитков. Или близкие отношения с профессорами, чтобы, не дай бог, сексуально между ними не заискрило. Не следует им, как малым детям, пробовать также на вкус разные вредные идеи. Они должны слышать только то, что их не обидит, и водиться только с себе подобными. Администраторы обретают вожделенную стабильность, инфантилизируя студенческую молодежь.
Не все, однако, с этим мирятся, полагая, что инфантилизация — слишком высокая плата за стабильность. Среди непримиримых — профессором университета Пенсильвании Алан Корс, со-основатель и главный теоретик организации «Фонд содействия правам личности в области высшего образования» (FIRE).
— Что, по вашему мнению, явилось причиной широкого и довольно быстрого распространения политкорректности в американских университетах?
— Самой очевидной причиной, наверное, было то, что администраторы вузов сами открыли ворота политкорректности из-за опасения, что если они этого не сделают, то им придется иметь дело с судами. Смотрите: в стране были приняты законы, запрещающие высшим учебным заведениям в своей кадровой политике или в отборе абитуриентов дискриминировать кандидатов по признакам расовой принадлежности или пола. Но к чему было принимать эти прекрасные законы, вопрошали их адепты, если, например, белые соседи афроамериканца по общежитию ежедневно вешают на его дверь петлю, или если женщина в досель стопроцентно мужском коллективе каждый день видит у себя на столе вырезки из порнографических журналов? Любой разумный человек согласится, что подобные выходки создают для тех, на кого они обращены, невыносимую обстановку, а потому, по сути, являются противоправными, вступающими в противоречие с законами против дискриминации. И на этой же позиции стояли суды. Беда, однако, заключалась в том, что фанатики извратили эти нормальные правила, приравняв к «созданию невыносимой обстановки по месту учебы» любое случайно оброненное и невинное замечание, которое «охраняемые» меньшинства могли посчитать дискриминационным. К счастью, в Америке есть Первая поправка к конституции, защищающая свободу слова, в том числе, слова предельно резкого и полемического. И все эти речевые кодексы, которые изобретали вузовские администраторы, дабы оградить меньшинства от оскорбительных, по их представлению, речений, были обязаны пройти испытание этой самой Первой поправкой. Создателям кодексов надо было доказывать, что замечания, которым они призваны противостоять, не эпизодические, а повсеместные и укорененные, и что в отсутствие речевых кодексов атмосфера на кампусе будет настолько враждебной в отношении меньшинств, что не позволит им полноценно учиться.
Организация FIRE не проиграла ни одного дела
FIRE (Foundation for Individual Rights in Education) долгое время в одиночку воевавшая с университетскими зелотами в федеральных судах, была создана профессором Корсом. Корс сотоварищи не убоялись ярлыков «расисты» или «женоненавистники», которые навешивали на них оппоненты, инсинуируя, что FIRE отстаивает интересы расистов и женоненавистников среди профессуры и студентов. За всю свою историю организация не проиграла ни одного дела, связанного с Первой поправкой. И добилась отмены множества кодексов политкорректности, которые избирательно, а потому противозаконно, защищали от словесных оскорблений одни группы, но не другие. Скажем, защищали право феминисток заткнуть рот набожным ревнителям домостроя, но не право профессоров или учащихся-христиан помешать безбожникам демонстрировать в университетах скандальную фотографию Андреса Серрано Piss Christ. Атеисты могут иметь привилегированный статус на американских кампусах, но не в американских судах.
«Охраняя ту или иную группу от словесных поношений, мы невольно и оскорбляем ее, как бы намекая, что она не достаточно крепка и сильна, чтобы жить в обществе, пользующейся свободой слова. Тот, кто заявляет, что ты не достаточно силен, чтобы жить, как свободный человек, тебе не друг», — говорит Корс. Он любит цитировать классика либерализма Джона Стюарта Милля, который считал, что граница свободы слова должна пролегать единственно там, где она создает непосредственную опасность личности или имуществу индивида. Оскорбление чувств индивида такой опасности, по убеждению Милля, из себя не представляет.
Границы свободы слова на кампусах
Каковы на сегодняшний день фактические границы дозволенной свободы слова на кампусах? Обратимся к конкретным примерам. Например, к так называемой практике «обратной дискриминации», то есть сложной системы преференций, которой пользуются при поступлении в вузы, включая самые элитные, представители «охраняемых» меньшинств. Как далеко позволено заходить в ее критике?
— С ней можно не соглашаться теоретически. С другой стороны, заявляя, что в университете учатся люди, принятые в него не заслуженно, вы рискуете навлечь на себя обвинения в создании для этих людей «невыносимой атмосферы, лишающей их душевного спокойствия, необходимого для учебы». Даже, если вы не называете их имен. Дело, дошедшее до суда, вы, наверное, выиграете, но изрядно намучаетесь. Это вам не религию оскорблять. Обижать чувства верующих, за исключением, пожалуй, мусульман, — это фундаментальное право на американских кампусах, часть незыблемой свободы слова.
— Повышенное внимание полицейских патрулей к представителям расовых меньшинств, на чью долю приходится непропорционально большое количество совершаемых преступлений, или проверяющих в аэропортах к лицам, демонстративно афиширующим свою принадлежность к мусульманской вере? Такое дозволено отстаивать?
— Дозволено, если вас не смущает остракизм, которому вы за это подвергнитесь. Но преследовать вас по линии нарушения речевого кодекса, думаю, не станут.
— Врожденные интеллектуальные различия между полами?
— То же самое. Полный вперед, если вас не пугает перспектива остракизма. Вузовские начальники сейчас побоятся привлекать вас за это в административном порядке, понимая, что такие организации, как FIRE, дадут им решительный отпор. Любое высшее учебное заведение, если оно получает хоть какие-то дотации от государства, обязано уважать Первую поправку. Об этом чиновникам от образования следует постоянно напоминать.
— Однополые браки. Можно ли их критиковать?
— В среде левой профессуры существует неписаная иерархия ценностей, согласно которой интересы сексуальных меньшинств превалируют над интересами сексуального большинства. Расовая принадлежность стоит по важности выше сексуальной ориентации. Вера в то, что пол по большому счету есть феномен социальный, а не биологический, в колоде политкорректности старше понятия расы. Ну и, наконец, конформизм на этой шкале ценностей перекрывает и сексуальность, и расу, и гендер. В принципе же, наша левая интеллигенция убеждена, что психика геев слишком шаткая, чтобы они могли комфортно существовать в условиях свободы слова, и потому в интересах гуманности желательно не допускать их критику на кампусах.
По словам профессора Корса, если преподаватель французского языка даст студентам переводить фразу типа «геи — девианты, нуждающиеся в психотерапии», его неминуемо распнут. Если же о девиации геев станет рассуждать профессор эволюционной биологии строго в контексте своего курса, то его сегодня, вероятно, не накажут, но любой его студент-гей может истребовать для себя право прослушать этот курс с другим профессором, и это запрос будет наверняка удовлетворен.
Субъекты речевых кодексов — феминистки, расовые и сексуальные меньшинства, взяли за обыкновение срывать выступления в университетах и колледжах идеологически неугодных им лекторов. Алан Корс много ездит с лекциями по стране и клянется, что враждебные элементы в аудитории ни разу не решились его перекрикивать. Причина этого, уверен профессор, кроется в том, что каждую свою речь он предваряет словами, приведенными выше, которые оберегают его как магический талисман: «Тот, кто заявляет, что ты не достаточно силен, чтобы жить, как свободный человек, тебе не друг».
Порог терпимости речевого кодекса
Вот что рассказал о деятельности организации FIRE ее президент Грегори Лукьянофф:
— В Америке за пределами университетских городков по-прежнему сохраняется крепкая вера в идеалы свободы слова и вероисповедания, в то, что индивид имеет право на справедливое рассмотрение обвинений, ему предъявленных, в том числе, обвинений в нарушении речевых кодексов, утвердившихся на кампусах. Дела, которые наша организация ведет в судах, пользуются поддержкой незаидеологизированных американцев и правых, и центристских, и левых взглядов. Мы не сражаемся с политкорректностью в одиночку. Наши союзники, как и мы, убеждены, что учебные заведения, обязанные по самому своему предназначению нести народу просвещение и ученость, не могут обойтись без нелицеприятных дискуссий и прений.
— Есть ли какие-то типовые черты в делах о политкорректности, которые берет FIRE?
— Главная типовая черта, я бы сказал, это необычайно низкий порог терпимости, устанавливаемый речевыми кодексами в отношении заявлений или действий, которые представитель администрации или студент может счесть оскорбительными. Например, профессор социолингвистики университета Брандайс объяснял своей аудитории этимологию вульгарного расистского оборота, который он затем недвусмысленно осудил. Но поскольку профессор позволил себе употребить вслух данную идиому, на него была подана жалоба, чреватая риском увольнения. Или другой знаменитый кейс, которым занималась FIRE: наш подзащитный читал прилюдно книгу «Университет Нотрдам против Ку-клукс-клана». Это книга рассказывает о шествии, которое ККК в 1924 году устроил на кампусе университета Нотрдам в Индиане, и об успешных контрдемонстрациях, которыми ответили на это шествие профессора и учащиеся вуза. Но поскольку на обложке книги значилось слово «ККК» и был воспроизведен фрагмент фотографии марширующих членов клана, какой-то сумасбродный и гипервпечатлительный работник университета обвинил нашего клиента в «создании на кампусе атмосферы, враждебной расовым меньшинствам».
— И подобного рода дела, насколько я понимаю, появляются с пугающей регулярностью...
— Нас, адвокатов, специализирующихся на Первой поправке к конституции, эта регулярность отнюдь не удивляет. Все очень просто: стоит вывести какие-то виды речевых актов из-под защиты принципа свободы слова, как этими исключениями кто-то непременно воспользуется. В своих личных целях. Идеологических, камуфлируемых под широковещательные гуманистические декларации, или просто узкокорыстных. В этой связи я обычно привожу еще один случай из нашей практики, когда мы защищали студента, раскритиковавшего ректора своего вуза за глупейший, по его мнению, дорогостоящий проект строительства автогаража. И подвергшегося за это преследованиям со стороны ректора, обвинившего критика в нанесении вреда репутации всего университета.
Уголок оратора
Лукьянофф рассказал, что в университете штата Луизиана и ряде других вузов сейчас начали появляться «уголки ораторов» наподобие Гайд-парка, задуманные как вещественный контрдовод тем, что заявляет, что в американских высших учебных заведениях больше вообще не осталось свободы слова. «Забавно», — отметил мой собеседник, «что если Гайд-парк — это место, где человек может всегда высказываться свободно, то уголок оратора на кампусе является единственной и последней точкой, где эта свобода сохраняется». «Говоря об уголках ораторов, — продолжал Лукьянофф, — два года назад мы судились с университетом, ужавшим до одной десятой процента территории кампуса площадь, в пределах которой группе студентов-либертарианцев разрешалось вести свою агитацию, причем только при условии уведомления администрации о планируемой агитационной акции за десять дней до даты ее проведения». Отметим, что суд вынес решение в пользу FIRE по этому кейсу, равно как и, повторим, по всем «первопоправочным» делам, которые вела организация.
Лукьянофф рассказывает: «Последние несколько лет я наблюдаю следующую тенденцию в делах, которые ведет FIRE: поначалу, два десятилетия назад, вузовские администраторы, вводя кодексы политкорректности, прикрывались благородными лозунгами о защите чувств «угнетенных меньшинств». Однако в последнее время административные меры все чаще и чаще применяются к профессорам и студентам, которые либо просто критикуют университетское начальство за некомпетентность, либо обвиняются в неидеологически мотивированных оскорблениях коллег по любому поводу».
Только повсеместная апатия студентов и профессуры делает возможным такой произвол, — добавляет Лукьянофф. — Причина этой апатии, по его мнению, состоит в том, что в средних школах американцев все реже учат ценить свободу слова. Так что на момент поступления в колледж они видят в этой свободе скорее проблему, требующую разрешения, нежели ключ к решению проблем, которые они не замечают. Мало того, согласно опросу большинство студентов вышеупомянутого университета штата Луизиана поддержали идею оставить на кампусе один-единственный уголок оратора, вольного говорить то, что ему вздумается.
Способна ли FIRE упреждать действия особо ретивых администраторов, покушающихся на свободу слова, или только останавливать постфактум уже принятые ими удушающие решения? — спросил я Лукьяноффа в заключение.
«В деле студента, наказанного за критику строительства ректором многомиллионного гаража, о котором я уже говорил, FIRE доказала, что ректор обязан частично возместить истцу моральный ущерб из собственного кармана. Еще несколько таких побед, и, кто знает, может быть, нам удастся не только останавливать, но и предупреждать посягательства на свободу слова», — ответил он.
Самосегрегация
Одним из самых устойчивых отрицательных последствий доминирования догм политкорректности в американских университетах в течение нескольких десятилетий директор правозащитной организации FIRE Грегори Лукьянофф считает самосегрегацию студентов на группы единомышленников. Групповое обособление выбирается студентами рационально и добровольно, ибо таким образом они сводят к минимуму вероятность быть обвиненным в нарушении речевого кодекса. В то же время самосегрегация противоречит классической либеральной идее максимального расширения кругозора и воспитания личности в духе толерантности благодаря ее соприкосновению с многообразием точек зрения.
Добавить комментарий