Третье отделение Императорской Его Величества Канцелярии в 1829 году получило донос, который был немедленно препровожден царю Николаю Павловичу. Речь в доносе шла об энтузиастах, выразивших желание переселиться за границу. Немедленно была дана команда начать их поиск. Но сначала о причине паники, а точнее, как оказалось, о книге, из-за которой разгорелся сыр-бор.
В 1818 году вышло вторым изданием сочинение известного литератора Павла Свиньина о путешествии по Америке - библиографический раритет, который ждет своего часа быть переизданным: П.П.Свиньин. "Опыт живописного путешествия по Северной Америке", Санкт-Петербург, типография Крайя. Никакой тревоги издание книги не вызвало, неприятности на путешественника не обрушились.
Его знал Пушкин, который сошелся с ним по возвращении из Михайловской ссылки. Свиньин печатно и устно распространял хвалебные отзывы о "Евгении Онегине" и стихах Пушкина. Отношение же поэта к Свиньину было весьма насмешливым. В эпиграмме "Собрание насекомых" Пушкин, по-видимому, именно его называет "российским жуком". В пародийной детской сказке, при жизни Пушкина не публиковавшейся, герой Павлуша - "маленький лжец", который, "не мог сказать трех слов, чтобы не солгать", - как принято считать, он же. По-видимому, человек этот действительно любил прихвастнуть и, фантазируя, терял чувство меры. Кроме того, он часто во время застолий открывал литературные таланты и начинал их проталкивать в печать. Авторы на поверку оказывались графоманами.
Все упомянутое не мешало обоим писателям пребывать в приятельских отношениях. Пушкин охотно приходил на литературные вечера, которые Свиньин устраивал у себя дома. Этот журналист и редактор, дипломат и путешественник провел полтора года в США секретарем первого русского генерального консула. Жил он в Филадельфии и с целью сбора информации, а также удовлетворения собственной любознательности совершал поездки по многим штатам. Талантливый художник, Свиньин напечатал в Америке два альбома акварелей и книгу очерков о России, в которой раньше других авторов отметил сходство двух стран во многих сферах истории и жизни.
Дипломатические отношения с Россией США хотели установить еще при Екатерине Великой, но та отказалась, видимо, из-за страха перед американской революцией. В течение двадцати восьми лет после образования Штатов связей этих практически не было. Наладить дипломатические отношения с Америкой Александру I предложил Фредерик Лагарп, его учитель и консультант. Этот француз из Швейцарии познакомил молодого русского царя с идеями Томаса Джефферсона и даже почти уговорил его отречься от престола и отправиться в Новый Свет. Идея эта умерла, не реализовавшись.
Лагарп говорил, что после отъезда из России отправится в Париж, а оттуда - в Америку. Однако он этого тоже не сделал и позже стал известным политическим писателем во Франции, но семя, брошенное учителем царя, не пропало. Позже сам президент Джефферсон написал царю письмо. В то время у русских инакомыслящих вроде декабристов да и у Пушкина проявился некоторый осторожный интерес к республиканскому строю.
В отличие от них Свиньин, большой патриот и так называемый истинный христианин, модным веяниями был чужд. В Новом Свете он встретил двух русских людей, которые покинули родину и обосновались в Штатах, и резко осудил их. "Сердца их никогда не принадлежали России, - считал Свиньин. - Первый эмигрант родился и воспитан в чужой земле, в чужой религии, в чужеземных правилах; другой хотя родился в России, но получил правила и веру от чужеземца, так что сделался ревностным их поборником и воспользовался приездом своим в Америку, чтобы проповедовать католическую религию диким индейцам".
Об этом Свиньин писал в журнале "Сын отечества" за 1814 год. Сочинение называлось: "Взгляд на республику Соединенных Американских областей". Одним из этих эмигрантов был Дмитрий Голицын - сын писателя, горячего последователя Вольтера и Дидро, русского дипломата в Париже и Гааге князя Голицына и графини Амалии фон Шметтау. Дмитрий-младший взял себе имя Августин, а впоследствии вынужден был скрываться от своих соотечественников-патриотов под именем пастора Смита.
Путешествуя полтора столетия спустя по Америке в поисках русских ее корней, между Питтсбургом и Филадельфией, в часе езды на юг от восьмидесятой дороги, соединяющей Сан-Франциско с Нью-Йорком, нашли мы основанный Дмитрием Голицыным очаровательной городок Лоретто. Он немного разросся с тех пор, когда Голицын начал строить тут первые дома, но все еще остается маленьким, зеленым и тихим. Железнодорожную станцию благодарные жители назвали в честь первопроходца, и старик-кондуктор со свистком, проходя вдоль поезда, элегантно, хотя и с трудом произносит:
"Gollitzin! The next station's Gollitzin. Three minutes only!"
Вторым эмигрантом, который возмутил Свиньина в Америке, был потомок одного из князей Долгоруковых. Очутившись в опале, он отказался возвращаться в Россию. Имени и следов его мы не нашли.
Что касается самого Павла Свиньина, то он стал едва ли не первым русским автором, опубликовавшим книгу об Америке - сочинение умное, разностороннее и глубокое. Именно Свиньин ввел в русскую печать слово Нью-Йорк, которое до него писалось в России Новый Йорк и которое до сих пор осталось в польском языке (Nowy Jork). Книга "Опыт живописного путешествия по Северной Америке" быстро приобрела известность. Пушкин и его приятели, несомненно, читали ее, и многочисленные очерки Свиньина на ту же тему, которые публиковались в свиньинских "Отечественных записках": номера журнала значится в библиотеке Пушкина и страницы разрезаны.
"Опыт живописного путешествия" печатался частями в журналах, переиздавался, хотя так и не был завершен автором, ибо тема оказалась необъятной. Да и другие дела отвлекли одного из первых российских американистов. В 1829 году у Свиньина родилась дочь Екатерина. Литературный мир тесен: девочкой Екатерину знал Пушкин, а девятнадцати лет она вышла замуж за писателя А.Ф.Писемского.
Между тем Свиньина подстерегали неприятности.
Разумеется, не книга об Америке вызвала переполох в Третьем отделении - это было вполне патриотическое сочинение, прошедшее цензуру. Бенкендорфа озаботили некоторые читатели "Опыта живописного путешествия".
Редакция "Северной пчелы" получила письмо. Редактор Фаддей Булгарин препроводил его шефу жандармов, который, в свою очередь, как уже было сказано, немедленно доложил Государю. Можем лишь попытаться представить сцену, когда, отложив государственные дела, ждущие неотложного решения, Николай Павлович слушает, а Александр Христофорович читает ему вслух, акцентируя внимание царя на отдельных местах этого письма подписчиков "Северной пчелы" из города Вязьма.
"Несколько молодых людей, испытавших превратности щастия, желали бы поселиться в Америке... Мысль, конечно, очень дерзкая, но при всем том она хорошо продумана; и мы, имея довольно способов к отправлению в те страны, с помощию духа предприимчивости и трудолюбия почти не сомневаемся, что время увенчает наш проект".
Было от чего властям встревожиться. Авторы письма обнаруживали недюжинное знание литературы, вспоминали те же самые книги об Америке, которые, как было известно Бенкендорфу из материалов, конфискованных на обысках всего каких-нибудь четыре года назад, изучали декабристы. "Тщетно расспрашивали мы просвещенных, по-видимому, людей, - продолжали два юных искателя приключений, - тщетно разыскивали в книгах, тщетно просили совета... нигде не могли найти полного удовлетворения своим вопросам: каким образом выходцы из разных государств находят в сих колониях себе работу?.. Всякому ли дозволено там селиться? Нет ли различия в нациях? Достаточно ли к сему предприятию знания одного только английского языка?"
Пожелания возмутителей спокойствия всерьез встревожили высшее начальство. Возникло опасение, что не одни эти молодые люди готовы бежать за границу, и надо срочно готовить профилактические мероприятия. Ведь авторы письма просили редакцию "Северной пчелы" опубликовать "хотя небольшую статейку о способах поселения в колониях Нового Света", также об американской торговле и промышленности, уверяя, что информацию такую в России жаждут "не одни вельможи, не одни дворяне, но многие, многие из низшего класса грамотеев в провинциях!".
Итак, низший класс в российской провинции жаждал правдивой информации об Америке. Возможно, генерал Бенкендорф уже предвкушал дело о новом тайном обществе и готовился к его разоблачению. Сразу после аудиенции у Николая Павловича делу в Третьем отделении был придан характер секретности государственной важности. Глава политического сыска Максим фон Фок командировал в Вязьму тайного агента Кобервейна с именным повелением к местным властям оказывать ему полное содействие. Литературовед Б.Модзалевский называет Кобервейна то Оскар Венцеславович, то Осип Венцеславович.
По прибытии профессионального агента Оскара-Осипа Кобервейна в Вязьму новая тайная организация была сразу раскрыта. Не мудрено: фамилии и имена значились в письме в редакцию. Членов ее Кобервейн тут же и допросил с пристрастием. Это были Константин Гречников, семнадцатилетний конторщик у купца-сахароторговца, и его друг Николай Пыпкин восемнадцати лет. "Чей это почерк?" - строго спросил агент, и Гречников, припертый к стене, тотчас раскололся: "Моя рука!" Пыпкин оказался поглупее и просто шел на поводу более энергичного Гречникова.
В процессе многочасового допроса Кобервейн обнаружил криминал: конторщик Гречников воспитывался в Петербурге и слышал, что Булгарину доверять опасно. Поэтому в письме в "Северную пчелу" Гречников сообщил ложный обратный адрес. Вместе с тем допрашиваемый в процессе расследования простодушно поинтересовался у Кобервейна здоровьем г-на Свиньина, книга которого так сильно на Гречникова повлияла. Оказалось, что со Свиньиным у молодого человека уже происходила переписка на предмет выезда в Америку. Сообразительный Гречников в конце допроса осознал свой преступный замысел и заявил, что ехать в Штаты передумал и хочет весной отправиться разводить виноград в Крым.
По завершении операции Кобервейну была выражена благодарность начальства за умело проведенное расследование. Свиньин отделался испугом. Негласный надзор за раскаявшимися злоумышленниками установили, но это оказалось напрасной тратой средств из казны.
"Дело об установлении автора письма об условиях жизни переселенцев в Америку" сохранилось в Госархиве Российской Федерации, где мы его и разыскали. Это материалы Первой экспедиции Третьего отделения за 1829 год. У нас нет никакой информации о том, что стало с двумя юными энтузиастами бегства в Америку. Важно тут другое: болезненное внимание, с каким правительство Николая Павловича относилось к любым попыткам своих граждан покинуть Россию. Двое молодых людей из Вязьмы еще хорошо отделались, а могли бы и шествовать в кандалах в Сибирь. Переписка официальных лиц в Петербурге, пестрит выражениями: "иметь за таким-то надлежащий секретный надзор", "лично обращать на образ жизни такого-то надлежащее внимание", "высочайшее Государя Императора повеление о состоянии такого-то под секретным надзором правительства". Позднейшим тайным органам было (да и есть сейчас) от кого вести свою историю.
Добавить комментарий