На левом берегу Сены, где сегодня расположено здание музея, в семнадцатом веке была пристань. К ней примыкал сад, принадлежащий Маргарите Валуа, королеве Наваррской. Людовик Четырнадцатый пожелал облагородить городской пейзаж и на месте пристани проложить булыжную набережную, обсаженную деревьями. Дело было поручено мэру Парижа Чарльзу Бушеру, сеньору Де'Орсэ. Время — 1704 год. Так что, музей Орсэ вырос на корнях трёхвековой глубины.
Позже здесь соорудили королевские конюшни, затем, во время Революции, конюшни были превращены в казармы. В 1810 году Наполеон решил соорудить на этом месте здание Министерства иностранных дел, в 1835 году тут разместилась Счётная палата. В мае 1871 года, во время Коммуны, здание было сожжено и больше 20 лет лежало в руинах, пока перед Всемирной выставкой 1900-го года не было принято решение построить здесь вокзал. Архитектор Виктор Лалу (по проекту которого, кстати, построен и кампус Калифорнийского университета в Беркли) руководил строительством. 14 июля 1900-го года состоялось торжественное открытие. Вокзал и гостиница при нём прослужили до начала 60-х годов. В 1971-м городские власти собирались снести здание, но были остановлены протестующей публикой. В 1973-м президент Помпиду принял решение переоборудовать здание вокзала под музей французского искусства 19-го века. 1 сентября 1986-го года президент Франсуа Миттеран открыл музей Орсэ. Такова в двух словах история.
Нынче, по прошествии четверти века, Орсэ нуждается в реконструкции, поэтому нам повезло, и Санфранциский музей изящных искусств получил возможность развернуть одну за другой две выставки, произведений импрессионистов и постимпрессионистов из собрания этого парижского музея. Первая из них — "Рождение импрессионизма. Шедевры из музея Орсэ" — открылась только что в De Young-музее1, вторая, "Сезан, Гоген, Ван Гог и дальше" приедет к нам в сентябре. Для выставки "Рождение импрессионизма" Сан-Франциско — вторая остановка. Первая была в Мадриде (правда, тамошняя выставка несколько отличалась от нашей). Следующая выставка "Сезан, Гоген, Ван Гог..." будет показана только в Сан-Франциско.
Все мы знаем хрестоматийную историю о том, как Клод Моне, обсуждая с Эдмоном Ренуаром (братом Огюста Ренуара) каталог первой выставки независимых художников, предложил назвать одну из своих работ — она хранится сегодня в парижском музее Мармоттан-Моне — "Впечатление. Восход солнца" ("Impression. Soleil levant"). Выставка открылась 15 апреля 1874 года в старой мастерской фотографа Феликса Надара, а десять дней спустя, 25 апреля, в какой-то парижской газете была опубликована разгромная статья журналиста Луи Леруа об этой выставке под названием "Школа импрессионистов". Так появился термин.
Каталог, подготовленный Эдмоном Ренуаром, стоил 50 су, вход на выставку — 1 франк, и народ валил валом, хотя за эти деньги — за полтора франка — можно было съесть вполне приличный обед. Народ смотрел, но не расхватывал картины, а больше развлекался.
При ближайшем рассмотрении всё выглядит не так просто. Для начала автор одной из самых фундаментальных работ об импрессионизме Джон Ревалд высказывает сомнения в том, что картиной, о которой речь идёт в каталоге первой выставки и которую принято считать как бы эмблемой импрессионизма, является именно этот холст. По его мнению (и он приводит серьёзные аргументы в пользу своей точки зрения), на первой выставке была показана другая работа Клода Моне (хранящаяся ныне в одном из частных собраний в Париже) "Эффект тумана. Впечатление".
Сам термин "импрессионизм" тоже, оказывается, не нов и употреблялся неоднократно в критике 60-х годов 19 века, в статьях о пейзажистах Коро и Добиньи. Более того, он существовал и в разговорах самих художников. После выставки 1874 года он просто дал название целой группе живописцев, писавших иначе, нежели принято было по правилам академии. Впрочем, писавших очень по-разному. Если мы видим общие принципы техники Моне, Писсарро, Сислея и отчасти Ренуара, то манера Дега уже не укладывается в эти принципы, очень приблизительно можно отождествить с ними Берту Моризо, и совсем уж выбивается — если не сказать противоречит им — не только манера письма, но и сама философия Сезана.
То есть, можно сказать, что объединяло этих художников главным образом их неприятие академизма и Салона. Салона, который со своей стороны не признавал их (при том, что Салон был единственным местом, где художники могли показать публике свои работы).
Дотошный Михаил Герман ("Импрессионисты", Слово, М., 2004) отмечает, что "история импрессионизма, как и все важнейшие страницы истории культуры, обрела свою мифологию, возвышенную и упрощённую одновременно. ... Так, Леруа, — продолжает Герман, — вошёл в эту историю как не слишком понимающий искусство журналист, беспардонно насмехавшийся над талантливыми и отважными художниками. Дело, однако, сложнее. Леруа, которому во время Первой выставки исполнилось уже шестьдесят два года, был профессиональным живописцем, постоянно выставлявшимся в Салоне, автором пейзажей в духе барбизонцев, драматургом, чьи комедии имели немалый успех, и известным в газетном мире острословом. Пресловутая статья "Школа импрессионистов" ... была напечатана, что немаловажно, в "Шаривари", газете сатирической, и ждать от неё серьёзного анализа было бы нелепо. Надо думать, Леруа, как и полагалось автору комических фельетонов, более всего хотелось развлечь публику, и слово "импрессионист", брошенное им со случайной лёгкостью (Леруа славился изобретением всякого рода motto и смешных неологизмов), было "подобрано" историей. ... Вероятно, следует признать, что значение Первой выставки велико лишь в исторической перспективе".
Кроме Леруа на Первую выставку откликнулись и другие авторы, и, как пишет тот же Герман, "вопреки расхожим и привычным суждениям, многие отзывы были доброжелательны, некоторые, несомненно, и глубоки".
Уже не говоря о том, что на выставке в ателье Надара были представлены и вполне академические работы. Из 165 экспонатов этой выставки только 57 картин принадлежали кисти тех художников, которых история определила по разряду "импрессионисты".
Пожалуй, единственное, что буквально соответствует действительности, это то, что публика не стояла в очереди за картинами. Продано было мало и по очень низким ценам. Весь доход от выставки составил три с половиной тысячи франков. Его разделили поровну на всех участников и каждый получил по 84 франка 50 сантимов.
Но не следует забывать, что импрессионисты и до этой выставки продавали картины и за очень приличные деньги. Жан-Поль Креспель в своей книге "Повседневная жизнь импрессионистов. 1863-1883" приводит интересные цифры. Служащий городского муниципалитета получал в то время 1500 франков в год. Врач, практикующий в хорошем районе, зарабатывал в год от 7 до 9 тысяч. Клод Моне в 1872-1873 годах продавал картин на сумму около 12 тысяч в год. Другое дело, что деньги утекали из его рук. Неплохо продавались работы и других импрессионистов. Это не значит, что кто-то из них не бедствовал. Моне несколько раз попадал в лапы кредиторов, которые пускали с молотка его картины. Но когда деньги были, Моне шиковал. Похоже, что действительно тяжелое материальное положение было у Писсарро и Сислея.
В 1886 году состоялась последняя групповая выставка импрессионистов. В 1898-м, когда после публикации статьи Эмиля Золя "Я обвиняю", вся страна разделилась на дрейфусаров и антидрейфусаров, Дега порвал отношения со всеми друзьями евреями, в том числе и с Писсарро. Среди антидрейфусаров оказался и Сезан. Половинчатую позицию занял Ренуар, не раз допускавший антисемитские выпады, но всё же не разделявший оголтелости Дега и Сезана. Моне и Писсарро стали дрейфусарами.
Имеет ли всё это — деньги, споры, статьи в старых газетах — какое-то значение для человека, который пришёл в музей и остановился у картины Моне, Ренуара, Писсарро или Сезана?
Вот вы стоите перед картиной Сезана "Дом повешенного в Овере". Если вы не побоитесь дать этой концентрированной, невероятной, спрессованной, сжатой до размеров небольшого холста мощи завладеть вашими чувствами, какая вам разница, что Сезан годами боялся показать свою жену и ребёнка отцу, дабы не вызвать его гнев и не лишиться материальной поддержки? Какое вам дело до того, что Сезан был антисемитом? И не всё ли вам равно, за какие деньги он продавал свои картины?
Если вы придёте на выставку "Рождение импрессионизма. Шедевры из музея Орсэ", чтобы посмотреть именно шедевры, то вы не разочаруетесь. Вы увидите "Весну" Милье, портреты Берты Моризо и Стефана Маларме кисти Эдуарда Манэ, "На качелях" Ренуара, "Улицу Монтегю" Клода Моне, "Колыбель" Берты Моризо, "Маленький мост", "Дорогу через лес" и "Красные крыши" Писсарро, "Дом повешенного" и "Мост Манси" Сезана, "Урок танцев" Дега. То есть, иначе сказать, вы увидите достаточное количество абсолютных шедевров. Другое дело, что, может быть, смутит сам размер выставки — 106 полотен и далеко не все они тут шедевры.
Но идея этой выставки, как я её понимаю, не в том, чтобы показать шедевры (надо сказать, что название выставки немного вводит в заблуждение), а в том, чтобы продемонстрировать рождение импрессионизма, то есть новой живописи, которая возникла, отталкиваясь от классических традиций и одновременно впитывая их, используя опыт предшественников, оглядываясь на современников, то есть, идея этой выставки в том, чтобы показать нам, что новое и старое неразрывны.
Короче говоря, если вы захотите понять, как и из чего рождается искусство, то очень скоро вы убедитесь — и жизнь, и быт художника, его вкусы и пристрастия, вкусы его учителей и соседей, его склонности, достоинства и слабости — всё это находит путь в его творчество. А будет ли новая картина шедевром — это не в его власти, не во власти художника. Это решают другие силы: Случай, Везение, Бог. Кто во что верит.
1 Выставка "Рождение импрессионизма. Шедевры из музея Орсэ" открыта в De Young-музее до 6 сентября 2010 года.
Добавить комментарий