— Виталий Лазаревич, как вы оцениваете состояние современной российской науки?
-Когда распался Советский Союз, науке был нанесен колоссальный удар. Во-первых, ее финансирование резко сократилось, в результате чего российская наука много потеряла. В частности, не состоялись интересные космические эксперименты Николая Карташева. Идея академика Николая Семеновича Кондрашова (ФИАН) состоит в том, чтобы послать в космос радиоинтерферометры — приборы, позволяющие измерять непосредственно в космосе параметры космических лучей. Они возобновятся в будущем году, но 8-10 лет были потеряны — хорошенькое дело, не правда ли? Кроме того, уменьшились зарплаты ученых и сотрудников академии. Это, в свою очередь, привело к тому, что масса хороших ученых уехала. Года два тому назад наше высокое начальство, наконец, осознало, что наука нужна, были повышены оклады сотрудникам академии, кроме того, началось "шевеление" в делах. Но я могу сказать, что это шевеление, на мой взгляд, слишком медленное. Приведу простой пример. Еще в начале 2006 года я написал письмо Президенту Путину о необходимости создания в ФИАНе хорошей лаборатории сверхпроводимости. Такой лаборатории в России в настоящее время нет. Письмо прошло все инстанции, но нужных средств мы пока так и не получили. У меня нет мании величия, я не считаю, что если я Нобелевский лауреат, то должен иметь какие-то привилегии, скажем, в бытовых делах. Но я писал ведь о деле, которым занимаюсь всю жизнь, и надеялся, что мне поверят и примут положительное решение. Но прошло два года с хвостом, а средств так и нет. Такими темпами работать нельзя. Деньги, по-видимому, все же будут, но драгоценное время упущено. В целом, я считаю, что руководство страны поняло значение науки, и ее развитие пойдет более быстрыми темпами.
— Некоторое время назад кто-то решил "поправить" существовавший Устав Академии наук, ввести некий наблюдательный совет и тому подобное. Чем кончилась борьба ученых с властями?
— Борьба с власть предержащими по этому вопросу длилась чуть ли ни два года, в минувшем году мы приняли довольно приличный Устав. Хотя меня он во многом не устраивает, и я написал об этом статью, опубликованную в "Вестнике РАН". Вы можете ее прочесть.
— Простите, ради Бога, мое невежество, но кругом говорят о нанотехнологиях. Что это такое, Виталий Лазаревич? Могут ли эти технологии способствовать резкому скачку вперед России или другой страны? Какие позиции занимает Россия в этих технологиях относительно развитых в научном отношении стран?
— Начну с того, что слово "нано" по-гречески означает карлик. Физика знает теперь строение вещества, и все идет к тому, что мы по своей воле сможем конструировать кристаллические решетки. Сдвиги в этом направлении имеются, хотя выдающихся результатов пока не достигнуто. Впрочем, один результат я могу вспомнить: созданы микроскопы, которые позволяют работать с отдельными атомами. Но конечная цель науки состоит в том, чтобы конструировать решетки, в частности, такие, чтобы возникла комнатная сверхпроводимость. Сами по себе такие решетки получиться не могут, их, повторяю, надо конструировать. Как всякое большое дело, нанотехнологии сопровождает конъюнктурщина: академии наук выделено 10 мест академиков и 20 мест членов-корреспондентов под нанотехнологии. Все места заполнены будут, сомнений в этом нет!
Что касается места, занимаемого Россией в нанотехнологиях, то я не думаю, что оно высокое. Потому-то правительство и дает новые места в Академии, чтобы мы поднялись выше. Однако достигнет ли это цели — неизвестно.
— Почему именно Курчатовский институт выбран головным в области нанотехнологий? Насколько я знаю, он всегда занимался атомными проблемами...
-Дело здесь, по-моему, в том, что директор Курчатовского института Михаил Ковальчук является одновременно директором института кристаллографии РАН. Он пропагандирует нанотехнологии, поэтому эту тематику частично отдали Курчатовскому институту.
— Понятно. Вы часто выступаете в печати против сближения церкви и государства, против креационизма, признанного ПАСЕ (Парламентской ассамблеей Европы) вредным, противоречащим дарвинизму учением (впрочем, разговоры о присутствии Создателя и учением-то трудно назвать). Министерство науки и образования прислушивается к вашему голосу, голосу других выдающихся ученых? Или со временем мы можем стать свидетелями того, что в аттестаты зрелости будет введена еще одна строка: "закон Божий"? (Кстати говоря, по этой дисциплине у Бориса Леонидовича Пастернака в аттестате стояла четверка, что не помешало ему получить по окончании гимназии золотую медаль).
— Недавно я опубликовал книжку, которая называется "Об атеизме, религии и светском гуманизме". Но в нашей беседе я хотел бы остановиться на главном. Я — атеист и считаю, что верить в Бога — все равно, что верить в сказки. Но важно вот что: у нас есть православная церковь. В царские времена она занимала в жизни государства огромное место. В первые годы революции большевики (или, как называл их мой отец, "большевички" — он их не очень любил) церковь репрессировали, при этом, конечно, перегнули палку. Сейчас, когда церковь стала свободной, она подняла голову и старается проникнуть, куда только можно. В частности, она стремится в среднюю школу. Они придумали предмет под названием "Основы православной культуры", но фактически это — закон Божий. Несколько академиков, я в том числе, написали письмо Президенту Путину, в котором мы предупреждали, что давать волю церкви, особенно в светской школе, нельзя. Это приведет к клерикализации страны. Церковь, да будет вам известно, хочет иметь докторов богословия, приравненных к докторам наук. Но богословие — это не наука! Сейчас, стало быть, идет борьба между желанием церкви проникнуть в школу и нежеланием светской власти ее туда пускать.
Что касается резолюции ПАСЕ, то ученые, я в частности, эту резолюцию поддерживаем, категорически возражая против введения в школе креационизма. Надо сказать, что министерство образования (г-н Фурсенко) тоже сопротивляется креационизму. Поэтому в качестве компромисса намечается такая система (она имеет место в Германии): младший класс делится на две части. Желающие изучать закон Божий идут в одну группу, не желающие — в другую. Я бы не шел по немецкому образцу, а просто бы не преподавал в школе закон Божий.Другое дело, что в старших классах школы можно и нужно рассказывать о религии, познакомить с Библией — этим высокохудожественным произведением. Но пока что, повторяю, идет борьба...
— В своих статьях, опубликованных в изданиях АН, вы объясняли, почему в России нобелевских лауреатов меньше, чем их могло бы быть. Пожалуйста, если можно, объясните это нашим читателям.
— В сталинские времена нобелевские премии презирали и просто игнорировали. После смерти корифея всех наук власти решили наладить контакты с Нобелевским комитетом. Чтобы человеку дали Нобелевскую премию, его нужно, как минимум, к ней представить.
Просьбу номинировать кого-то на премию Нобелевский комитет присылает в страну не только Нобелевским лауреатам, но и академикам. Я сам, став в 1966 году академиком, стал получать приглашение номинировать кого-то на премию. Больше того, присылают приглашение не только академикам. Если кто-то нас дискриминирует, так это мы сами. Конечно, присуждение Нобелевских премий — задача трудная. Почему? Последняя премия по космосу, например, была дана в 2007 году двум ученым. Они, эти ученые, являются руководителями огромных, состоящих из тысяч человек коллективов. Нобелевские премии были хороши, когда их давали ученым-одиночкам...
— Я слышал, что готовится к съемкам художественный фильм о Ландау. Мне кажется, вы вполне могли бы быть его консультантом. Вы не получали такого приглашения? Здесь же задам вопрос о последнем издании книги воспоминаний Коры Ландау о своем муже. Там все правда? Какова судьба их общего сына?
— Насчет фильма ничего не знаю. Ландау было посвящено заседание физического Отделения Академии наук, в "Вестнике" РАН появилась большая статья Льва Питаевского, вскоре состоится большая конференция, организуемая институтом имени Ландау. Так что в академических кругах Лев Давидович Ландау признан и почитаем.
Книжка же Коры Ландау — скандальная, безобразная, я к ней отношусь самым отрицательным образом. Я сейчас пишу статью, в которой цитирую некоего Петра Образцова — зав. отделом науки газеты "Известия". Этот блюститель морали пишет: "История академика Ландау, который хоть (!) и вырос в гения, остался асоциальным типом, характером и повадками искалечившим жизнь не только своей жены".
Ландау был благородным, хорошим человеком, но с некоторыми специфическими отклонениями, касающимися проклятого полового вопроса. Он был сторонником свободной любви, она тоже не слыла монашкой: таков был их уговор. Если бы он делал это, скрывая от нее, — один разговор. Но ведь так они договаривались в самом начале! Зачем же теперь обливать его грязью?
Сыну Ландау примерно 60 лет, он неплохой физик-экспериментатор, живет в Швейцарии.
— Следующий вопрос — не совсем по вашей специальности: о решении задачи (или теоремы) Пуанкаре российским физиком Григорием Перельманом. Многие СМИ писали, что он отказался от аналога Нобелевской премии для математиков — премии Филдса. Лишь один "Московский комсомолец" уверил своих читателей, что премию Филдса Перельману и не предлагали. Кто прав, Виталий Лазаревич?
— Насколько я знаю, премию Филдса Перельману присудили, но получать ее он отказался. Для меня, как и для любого нормального человека, отказ от такой премии выглядит странно.
Лучшим российским математиком я считаю академика Владимира Игоревича Арнольда, живущего постоянно в Париже. Но он, возможно, скоро вернется в Москву. Он с большим знанием дела, чем я, может вам рассказать и о теореме Пуанкаре, и о Перельмане. Я дам вам его телефон.
— Спасибо, Виталий Лазаревич, я постараюсь воспользоваться вашим советом. Вы написали несколько замечательных книг о физике, о друзьях, о себе. Хотелось бы прочитать вашу отдельную книгу о себе — вы прожили долгую, наполненную грандиозными событиями жизнь, знали великих ученых и государственных деятелей. Вправе ли мы ожидать от вас такую книгу, Виталий Лазаревич?
— В автобиографии, которая предшествует Нобелевской лекции, я довольно подробно рассказал о своей жизни, об отце — талантливом инженере, о матери, которая была намного моложе его. Вы можете обо всем этом почитать в издаваемых Нобелевским комитетом на английском языке материалах.
— Спасибо, дорогой Виталий Лазаревич, за интервью. От имени наших читателей и себя лично желаю вам самого главного — здоровья и еще раз здоровья.
Добавить комментарий