- Поначалу рассудила я так, что Тонька моя с ума сбесилась. Но вышло по-ейному, к лучшему всё обернулось! Проводила её, наплакалась и осталася я в Ижевске одна-одинёшенька. В аккурат пенсия на носу, да рази ж то деньги, смех и грех: чаёк хлебаешь, черняшечкой заедаешь. Четыре годика победовала - глядь, Антонина к себе кличет! Детки у ней пошли, одна за одной, вот и пригласила: с внучатами, значит, подсобить. Медсестра она у меня, смены по двенадцать часов, а садик - сами, небось, знаете, в какую цену! Да и здоровше девчушкам дома! Чего ж было не прилететь, дочку родную не уважить? Поначалу чуднО всё казалося, а после пообвыкла, с тех самых пор тут и живу, - Ксения Петровна довольно рассмеялась.
Совсем простая старушка и очень словоохотливая.
- Четверть века в Штатах, - подумал Майкл, - но сей факт вовсе на ней не отразился. Платочек вокруг головы, допотопная какая-то кофта - типичная русская бабУшка: хоть сейчас на лавку возле подъезда, семечки в кулаке...
- Подросли внученьки, у старшей у самой этот уж... как его... бойфренд. Видать, правнуки не за горами! А чего, я детишков люблю! Такую справную жизню - грех подоле-то не пожить! Зять, Брайан, считай, не пьёт, не Федьке мому покойному чета. Всё в семью, а чтоб Тоньку хоть пальцем тронул - этого ни-ни! Дом - полна чаша; мир, гладь да Божья благодать. Обратное дело, по-русски зять ни бельмеса, я по-английски, так мы с им за все годы ни разу даже и не повздорили!
- Ксения Петровна, - уловив паузу, включился в разговор Майкл. - Вот тут, пожалуйста, распишитесь, что не возражаете против погружения в гипноз. Ляжете сейчас поудобнее и заснёте, а мы попробуем узнать: вдруг в раннем детстве вы видели или слышали что-нибудь такое интересное, важное? Специальная программа у нас, находит в памяти главное...
- Сама в деревне росла, в Ижевской области, - снова засмеялась старуха. - Чего ж там могёт быть главного али интересного? Как петух курей на дворе топчет?
***
Мне страшно! Мне очень страшно! Я лежу в чужой кроватке, в тёмной, не нашей комнате. Ужасно хочется кушать! Где же мама, почему не приходит меня кормить? От страха и голода я разражаюсь рыданиями.
Тотчас зажигается свет, и надо мной склоняется знакомое лицо. Это отец. Он протягивает тёплую бутылочку с молоком, я хватаю её ладошками и начинаю сосать. Он стоит и смотрит, как я насыщаюсь; когда я бросаю бутылочку, он берёт меня на руки и качает.
- Ксюша, девочка моя! - Протяжно поёт отец. - Ксюша, девочка моя... Видишь, Ксюшенька, - его лицо искривляется, - заболела наша мамочка. Заболела... Но ты не плачь... всё будет хорошо... всё будет хорошо...
Я ещё не успела уснуть у него на руках, но тут раздаётся звонок. Отец осторожно кладёт меня обратно в кроватку. Снова я вижу белый потолок, слышу отцовский голос.
- Алло! Алло? Кто говорит? - Потом, после паузы. - Так точно, товарищ генерал! Капитан Савёлкин у аппарата, товарищ генерал!
- Товарищ генерал, разрешите доложить. Не явился на службу согласно устного распоряжения товарища подполковника... Слушаюсь, товарищ генерал, есть говорить по-человечески!
Положение не слишком хорошее. У меня тяжело заболела жена. В госпитале. Разрешил дома остаться, за дочкой смотреть. Завтра обещают няню, тогда снова выхожу на объект.
Совершенно один, товарищ генерал, ни души. Никак нет, некому услышать. Разве что дочке... Ей? Десять месяцев, товарищ генерал.
Докладываю обстановку. Испытания проводили четыре дня назад. Капитан Кравченко и я. В полных противочумных костюмах. Бомбу, начинённую бактериями, взорвали над вольером с девятью павианами. Да. Yersinia pestis. Штамм horribilis. Так точно, летальный. Так точно, устойчивый к антибиотикам.
Товарищ генерал, разрешите разъяснить. Мы с капитаном Кравченко соблюдали... мы досконально соблюдали подробную поэтапную инструкцию, включая последующие дополнения и распоряжения. Подчёркиваю: все без исключения распоряжения и поправки, до последней точки! Отдаём себе полный отчёт. Не могу знать, чья вина. Метеорологов? За три года, что здесь служим, ветер всегда, неизменно дул исключительно в сторону моря. Впервые за этот срок налетел шквал с моря в направлении посёлка.
- Так точно, все мыслимые меры. Незамедлительно! Население эвакуировано. Тем, кто в момент взрыва находился в посёлке,.. - в тот же вечер начали пенициллин. Да. Максимальные. Пятьсот тысяч единиц на килограмм в сутки, внутривенно. В три порции. Детям - до ста тысяч.
Весьма резистентный штамм. На сегодняшний день заражённых, с симптомами, тридцать семь человек. В момент взрыва и сразу после него находились на открытом воздухе. Все в тяжёлой, товарищ генерал! Так точно, от двух до шести дней. Но за последние сутки новых больных не выявлено... полагаем, больше уже не прибавится. Строжайшая изоляция... неукоснительно! Слушаюсь, товарищ генерал! Будем держаться!
Тут сделалось тихо, погас свет, и я заснула.
***
- Вот Вы, Ксения Петровна, говорили, что выросли в деревне. А в памяти вашей - полигон какой-то, посёлок. Отец-офицер...
- Ужель полигон припомнила? Чудны дела твои, Господи! Отец, знамо дело, служил. По лекарской части. Только я об ту пору, при отце-то, чистая была малявка. Памяти никакой не осталося!
Пробуждённая после гипноза и выпростанная из сети проводов с электродами, старуха вновь удобно устроилась в кресле перед письменным столом Майкла.
- Сколько вам лет?
- Молодуха покудова! - Она заулыбалась, приоткрыв поредевшие, но всё ещё свои зубы. - Коли сурьёзно, в аккурат восемьдесят шестой пошёл: с 57-го я, с октября месяца.
- Расскажите, пожалуйста, немного о родителях.
- Чего ж не сказать? Только мать вовсе не помню: молодой померла, сердешная, году мне не было. Отцу-то каково: цельный день на службе, а на квартиру придёт - крутись теперя с дитятей. Взял тогда отпуск да и свёз к тестю с тёщей, к деду моему с бабкой. У их и росла. Однако ж не сказать, чтоб отец отвернулся: навещал, денежки присылал. На праздники подарочками баловал. Как семьёй новой обзавёлся - всё одно без внимания не оставлял. Затем уж вышел он в отставку, сама тогда навещала. Полковником вышел, пенсия знатная, уважительная! - Она вздохнула. - В двухтысячном помер отец, семидесяти четырёх лет.
- А не рассказывал, от чего мама умерла?
- Не. О том вспоминать не любил. Единый раз перед смертью обмолвился: дело, говорит, было в закрытой зоне, Аральск-7. Что за Аральск-7 такой - ведать не ведаю...
***
- Ты, Линда, осталась нынче без дела, - по-английски сказал Майкл своей айтишнице, отъезжая на кресле от компьютера. - Некого устанавливать.
- Малоинтересные воспоминания?
- Напротив, довольно-таки важная находка: неизвестный случай утечки советского бактериологического оружия! Боевого штамма лёгочной чумы!
- Что ты говоришь? - Она всплеснула руками. - И жертвы были?
- О да! Погибло, по-видимому, тридцать семь человек, может, и больше. Включая мать нашей сегодняшней пациентки. Катастрофа разразилась летом 1958-го года на острове Возрождения в Аральском море. До сего времени имелись сведения о единственной утечке с этого полигона: в 1971-м от вируса оспы умерло порядка пятидесяти человек с проплывавшего мимо судна... Можешь вообразить, - добавил он после паузы, - её отец сам участвовал в том фатальном эксперименте. Но так, кажется, и не понял, кто виноват во всём, что случилось...
- Серьёзная информация. - Задумчиво протянула Линда. – Только... куда её теперь приткнуть?
- А вот куда: отчёт об этом гипнотическом погружении мы опубликуем! Но не в "Psychological Science", а в каком-нибудь историческом журнале с высоким Импакт Фактором.
- В историческом? - изумилась она.
- Ага. Как прямое доказательство. Тех неслыханных возможностей, которые сулит историкам наше открытие.
- Недурная идея! - согласилась Линда. - В соавторы-то возьмёшь?
- Куда ж, Линдочка, без тебя? Пойдёшь у нас первым автором! Я как основной разработчик - последним. А посерёдке поставим директора: за то, что фонды выделяет да не вмешивается. - Майкл поразмыслил. - Называться будет статья примерно так: "Радикально новый подход к изучению истории ХХ столетия".
Добавить комментарий