Погоня за новой идеей внутри моей уставшей головы. А там пустыня. Я ору: «Идея! Дайте мне идею!» Как Жанна на костре: «Крест! Дайте мне крест!»
Я только что закончила рассказ. Отдать кому-нибудь не решаюсь и начать новый не с чего. Пустота вызывает страдание. Нужен сахар и сухое вино. Убивает эту пустоту. Не переборщить. На месте неё появляются весенние ростки фантазии. Их надо не убить. Они слишком чувствительны и моментальны. Чуть промедлишь и не запишешь - и они растаивают как мороженое в вине. Попробуй верни. Но образовавшийся эликсир запел словами и звучащая фантазия стала кусочком прозы. Это трудно, но как всякое творение приносит легкость.
Кто сегодня порождён моей фантазией? Кто был или кто не был? Ура! Я его знаю. Его зовут Юра Баркан. Студент ЛГУ. Факультет журналистики.
Это было когда-то в зимнем Петербурге. В сорока минутах езды на электричке от него. В снежных холмах лыжного курорта Кавголово. Студентам был объявлен День Здоровья. Семь километров лыжного пробега по трассе, на время. С занесением в зачётную книжку. А не придёшь – не видать тебе стипендии.
Сдав зачёт, Юра красовался на вершине слаломной сопки, стоя на своих слаломных, опираясь на лыжные палки. Все кто уже прошел семёрку разбрелись по курортным сопкам в своё удовольствие.
х х х
Таня Козьмин бежала по трассе с почти залепленными снегом глазами. Бежала тяжело, неуклюже, мучительно, вперевалочку, не обладая спортивной грацией. Снежные ели, как верная армия Деда Мороза, подстёгивали бегущих по холмам, орошая пар, от них исходящий. Для полной Тани это сборище живых снеговиков казалось безобразным мучительством и не заслуженной обидой от природы, лишившей её сил и грации, необходимых в спорте. На финише она безжизненно свалилась в сугроб и так и лежала, пока её не подняли болельщики.
Следом легко прибежала тоненькая и хрупкая Валентина, ещё одна филологиня, порхающая как снежная бабочка. Она бросилась утешать Таню, растирая её посиневшие пальцы. «Ерунда, - сказала Валентина. - Отдохни и полезем на гору. Там на вершине место встречи филологинь с журналистами. Красота. Здесь нам всё равно некуда больше деваться».
Они сняли лыжи и полезли очень медленно и осторожно по тропе, утоптанной закончившими гонку, останавливаясь чтобы обновить дыхание. На площадке вершины, вокруг Юры Баркана, собрались журналисты и студентки с филфака. «Смотрите кто пришёл, - закричал Юра. - Валентина пришла! Валентиночка, что же ты стоишь? Поезжай вниз!»
Валентина замерла, себе не веря. Юра Баркан! Тот, о ком шутили, что Баркан, родившийся в Сибири, сначала выучился ходить на лыжах, а уже потом пешком.
Валентина важно, с достоинством, сняла с плеча свои досточки – так называли равнинные лыжи, не посмотрев вниз этой слаломной горы. Голос Юры Баркана зачаровал её. Она и не подумала о том, что делает. Сам Юра Баркан выделил её из всех филологинь, скипировавших на него, как чайки в гавани на добычу, и обратил внимание. Только, когда она подошла к самому краю и чуть качнулась вперед, теряя равновесие, как будто какая-то сила подпихнула её, ей стало жутко. Но за спиной столпились изумленные. Лучился голливудской звездой Юра Баркан. И Валентина поняла, что уже поздно отрекаться, и позорно. Что-то толкнуло её. И она, сложившись в стойку, опираясь на палки, помчалась вниз с сумасшедшей скоростью на досточках, не приспособленных к спуску с слаломной горы, по прямому спуску, без виражей.
Ветер, озверелым демоном безжалостно хлестал ей в лицо и она не способна была видеть, куда её несёт. Позднее, оказавшись дома в постели, пытаясь вспомнить всё одно за другим, она знала, что потеряла сознание ещё на пути вниз, просто от ужаса перед тем, что с ней сейчас случится. Валентина лишилась понимания, где она и сколько ей осталось жить, в этом аду слепого падения в пропасть.
Внизу, под горой, расположились заледенелые сугробы, и Валентина врезалась в один из них. С треском разлетелись в щепки её досточки. И так кончился этот неземной полёт. Остальное ей рассказала Таня Козьмин, когда пришла в гости в петербургскую квартиру, где Валентина привела в ужас своих престарелых родителей, объявившись на санитарной машине из Кавголово в окровавленном виде.
х х х
Исповедь Тани Козьмин
Когда стало ясно, что Валентина разбилась, возможно, насмерть, и лежит без сознания, залитая кровью, все, кто был на вершине, и Юра Баркан первый, бросились вниз, кто на лыжах, кто пешком по тропе.
Козьмин, как её все называли, спустилась по тропе с досточками через плечо. Она подошла к тем, кто окружал безжизненное тело Валентины и ужаснулась видом крови на её лице. Валентина лежала головой на колене Юры Баркана, и он пытался до неё дозваться. Но она не реагировала, лишь тихонько постанывала. Юра снял лыжи, и с неё что осталось от досточек, поднял Валентину на руки и понёс к лыжной базе, в трех километрах, по заснеженной дороге. Она поскуливала, пытаясь обнять Юру за шею, но, не сумев, отбросила голову назад и правую руку вниз. Шедшая рядом Козьмин чему-то улыбалась, прячась в воротник спортивной куртки. Опомнившись, что кто-то может заметить её торжество, Козьмин попыталась как-то устроить голову Валентины у Юры на плече. Это помогло, но кровь текла не переставая. Глаза Валентина не открывала. Юра останавливался ненадолго выровнять дыхание.
х х х
Исповедь Тани Козьмин
Козьмин сказала лежащей в постели Валентине тихо, когда они вернулись в Петербург: «Если бы ты только знала, как я тебя в ту минуту ненавидела. За то, что ты такая маленькая и удобная, чтобы тебя можно было носить на руках. А я большая, толстая и неуклюжая. И никогда никто меня на руки не подымет. Я завидовала тебе в том, что это ты разбилась, а не я. И что это тебя он так бережно тащит на руках. Ты была моя страшная врагиня. Прости меня за это. Теперь, когда ты потеряла зрение, я чувствую себя виноватой. Потому что я пожелала тебе разбиться, ещё когда ты стояла на краю горы, раскачиваясь перед прыжком вниз. Такое безрассудство не могло остаться безнаказанным, и я торжествовала, когда ты врезалась в тот заледенелый сугроб. Теперь ты Юре будешь не нужна. И он, конечно, никогда не посмотрит в мою сторону, как и другие. Но ты расплатилась за то, что так распорядилась своим изяществом. Ты его недостойна».
Так исповедалась Козьмин.
Валентина молчала. Ей хотелось плакать от жалости к Козьмин. И она бы заплакала, но на её глазах лежала повязка и неизвестно было, сможет ли она видеть.
х х х
На базе было несколько комнат с кроватями. Баркан уложил Валентину в одну из них, и несколько человек побежали вызывать скорую. Валентина не открывала глаз, но начала слышать голоса вокруг, не в состоянии никого опознать. Где она находилась, она тоже не поняла. Это было утомительно, и она снова ушла в беспамятство.
Скорая приехала быстро, и врач поставила диагноз: сотрясение головного мозга и временная потеря зрения. На глаза наложили повязку. Кровь из разбитой губы и носа наконец остановилась. Валентина отказалась ехать в больницу и устало попросила отвезти её домой к папе с мамой в Петербург. С ней поехали Баркан и Козьмин. Дома был переполох. Вызвали участкового врача, и та приговорила Валентину к десяти дням постельного режима с маской на глазах.
Баркан пришел опять на следующий день к вечеру. Когда её родители вышли из комнаты, Баркан обнял сидящую на подушках Валентину и сказал: «Ни о чём не беспокойся. Я люблю тебя. Всё пройдёт, и ты будешь видеть. Моя любовь тебя спасёт». Валентина почувствовала под повязкой что покраснела. «Боже мой! Сам Баркан!» И сказала то, что её сильно беспокоило: «А как же Козьмин? Она здесь была до тебя. Её проклятие меня так просто не отпустит».
«Какое проклятие? -спросил Баркан потрясённо. - Кто на тебя навёл проклятие? Какая ведьма посмела тебя тронуть? Скажи мне - и я её в собственном пламени сожгу». Валентина ответила: «Она сказала мне на прощание: «Я ненавижу тебя, Валентина. Не вставай на моём пути - я тебя уничтожу». И Валентина передала весь диалог с Козьмин рассерженному Баркану. Он вскочил, поцеловал её и умчался со словами «надо действовать».
х х х
Баркану понадобилась пара дней чтобы создать общественное мнение на факультете и собрать деньги. Он пришел в студенческое общежитие, спросил на вахте номер комнаты Козьмин и, слегка нервничая, постучал в дверь. Никто не отозвался, и он нажал ручку, чтобы войти внутрь. Козьмин как будто и не удивилась, только затеребила оборки кофты на необъятной груди. «Я пришел поговорить, - сказал Баркан, закрывая дверь на замок». Козьмин встревожилась: «О Валентине?» - спросила она, как будто это не было ясно. - «О тебе, - сказал Баркан, даже не присаживаясь на пододвинутый к нему стул. - Валентина мне всё рассказала. Все твои страшные признания. Ты ведьма, тебе надо от нас уйти. С тобой страшно стоять рядом». - «Но я не виновата. Это ты её подначил. Кто знал, что она так влюблена. Козьмин пробовала оправдаться. – « Я пошутил. Я не думал, что она совсем не умеет спускаться с горы. Ты практически спихнула её вниз, дав ей мощный энергетический толчок. Это следует из всех твоих с ней откровений. Ты настоящая ведьма. Вот что ты должна сделать. Завтра же пойдёшь в деканат и скажешь, что ты уходишь из университета. Придумаешь причину. Мы о тебе всё разузнали. Твои родители живут в Минске. Вот туда и поедешь. И если я еще раз увижу тебя в Питере – пеняй на себя. Я не ангел. Мне не страшно вершить правосудие. Весь журфак как осиный улей сегодня. Тебя не хотят. Убирайся. Что бы ни случилось с Валентиной, я беру на себя. Это еще ребёнок. Мы поженимся. Главное, чтобы она прозрела. Но я всё решил в любом случае. Ты нам здесь рядом не нужна. От тебя одни неприятности. Уезжай».
«Но Баркан, - жалобно застонала Козьмин. - Я призналась Валентине, и она меня простила».-
«Она не знает, что такое жить вслепую, - перешел на крик Баркан. И не надо учить её ненавидеть. Одно твоё присутствие отравляет людям жизнь. Понадобятся годы, чтобы ты осознала по-настоящему свою природу, и решила, на чьей ты стороне. Завтра ты уедешь. Вот тебе деньги на дорогу. Мы скинулись».
Он положил деньги на стол и вышел, хлопнув дверью. Козьмин завыла как раненый волк. Этот вой всполошил студентов в коридоре. Они удивленно смотрели на Баркана, но он шагал к лифту не оглядываясь.
х х х
Через несколько дней Валентине сняли повязку с глаз. Врач похлопала её по руке и сказала тихо: «Не спешите. Потихоньку».
Валентина разлепила веки и в щелочку межде ними увидела свет. Потом напряглась в нетерпении и открыла глаза пошире.
«Баркан! - закричала она ему. - Я вижу, какой ты красивый. Сибирский богатырь, вот ты кто. Мне с тобой не страшно. Мы одной породы. И я научусь ладить с горами».
Добавить комментарий