Современные российские художники часто называют свои произведения иностранными словами. Вот и московский живописец Семен Агроскин назвал свой недавний графический цикл (уголь на бумаге) «Флешбэком», что по-русски можно перевести, как возвращающиеся воспоминания. Впрочем, россиянин начинает переводить «по словечку» - и видит, что речь идет о некой «вспышке» сознания, причем эти «вспышки» едва ли не навязчивые, так как имеют свойство возвращаться. Короткое английское слово на русском оказывается вовсе не простым, его значение размывается, оно обрастает личными лирическими ассоциациями и намекает на какие-то тайные глубины сознания.
И в самом деле в своем цикле художник хочет достичь эффекта максимальной глубины и эмоциональной отдачи. При этом он использует, как ни странно, самые аскетические средства. Не акварельные краски или цветную пастель, а архаический, «ископаемый» уголь, что производит впечатление лихорадочного желания хоть пунктиром, хоть «начерно», но сразу обозначить являющиеся сознанию неотступные видения. Но и уголь четко прочерчивает паркетный рисунок на обветшалом полу, отваливающуюся, «дрожащую» штукатурку коридоров или помогает воссоздать поразительный контраст темного пространства вдруг освещенного светом настольной лампы. Что же перед нами? На мой взгляд, это какие-то старые чердачные помещения.
Были, были у нашего автора и другие воспоминания, воспоминания, навеянные искусством прошлого. Недавние очаровательные женские головки - вольные копии женских образов таинственного Дельфтского мага - Вермеера. Там художник ловил некие, едва уловимые тонкости женской натуры, ее нежности, страсти, мечты, - в рассеянно-задумчивом взгляде, в грациозной профильной позе, в невесомой одежде. А уж эти сверкающие, праздничные растеки акварели!
Да ведь и в изображении старых интерьеров и вообще всяческого «хлама», наполняющего некоторые теперешние квартиры в домах, построенных отнюдь не по современным инновационным технологиям, художник бывал и красочен, и даже порой ностальгически-сентиментален.
Но теперь что-то в корне изменилось. Автор повернулся к грубому, лишенному сантиментов, «мужскому» миру, к одинокому «мужскому» сознанию, к тому, что не отпускает и настойчиво требует выхода. Причем возникающие образы столь же грубоваты и лапидарны, как и сами эти «повторяющиеся» воспоминания. Потому-то исчезают краски, берется в руки «брутальный» уголь. По сути, изображается все то же, что и в недавних красочных и наполненных эмоциями картинах - мир старых интерьеров и старых вещей. Но тут нет романтической театрализации, как в прежней серии «Домашний театр», нет ощущения присутствия семьи в разных ее поколениях, нет временной размытости, дающей картинам лирическую дымку. Все происходит «здесь и сейчас». И происходит с тобой - автором и героем воспоминаний.
Теперешний Агроскин - известный художник, владелец современной мастерской, отец большого семейства, - как мне представляется, переносится в собственное прошлое, к своему художническому началу. В рисунках можно узнать допотопный чердак, где прежде размещались, да порой и теперь размешаются, мастерские художников. Расшатанные столы и табуретки, диковинный по неприглядности распахнутый туалет, потрепанная ванна, чуть прикрытая старой клеенкой, узкая скомканная постель с приставленным стулом, вешалка со старой одеждой, пригодной для строительных и покрасочных работ…
Да, да. Припоминаются мастерские на чердаках и в подвалах, посещаемые мною во время работы в 1980 -1990-е годы над книгой о современном искусстве. Примерно в такой, на Тверской, ну, чуть почище и попригляднее, некогда обитал и ныне всемирно известный Гриша Брускин…
Кто-то с досадой воскликнет - опять чернуха! Ан нет, не угадали. Эти вспышки воспоминаний полны какой-то суровой, скрытой лирики, пронизаны светом. Тут, пожалуй, уместны стихи зрелого Пушкина, ищущего поддержки в воспоминаниях о «непреклонности и терпенье» гордой юности!
Одинокая убогая кровать залита светом, словно в комнату заглянуло утреннее солнце. Горящая лампа создает строгий уют, манит углубиться в одну из книг, лежащих на столе стопкой. Открытые и закрытые окна и двери ветхих коридоров намекают на жизненные возможности. Одиночество, упорный труд, внутренняя собранность, аскетическая отрешенность от внешней суеты и большие надежды на свой талант, на личную и творческую судьбу, — вот, как мне представляется, о чем этот цикл. Он о возвращающейся молодости, о молодости, вспышки которой всегда с тобой.
Вариант статьи напечатан в газете «Литературная Россия» от 26 августа 2021 (№31).
Добавить комментарий