К годовщине ухода Николая Бокова, автора, члена редколлегии и большого друга нашего журнала, мы публикуем его письмо к Сергею Бычкову, рассказывающее о «чуде его обращения». Чуть раньше о подобном же чуде, но уже своего обращения, нам рассказал Сергей Бычков (см. его интервью). Это вещи исповедальные, тайные – и спасибо тем, кто открывает эту тайну нам, простым, не приобщенным к ней людям.
В письме Николай Боков просит друга никогда не переиздавать его произведений. И в своем предисловии Сергей Бычков пишет, что сегодня нужно определить «место художественной литературы в интеллектуальной и душевной жизни людей Нового времени». Я рада, что этот вопрос оба - и Николай Боков, и Сергей Бычков - решили в пользу литературы.
Друзья, давайте помянем прекрасного человека и замечательного писателя Николая Константиновича Бокова!
Ирина Чайковская
Широко распространено мнение, что нынешние времена оскудели чудесами. Вот мол, в старину, было другое дело. И народ был более благочестивым, и чудеса происходили чаще. Поэтому так жадно поглощаются верующими людьми жития святых, порою полных чудес. Жажду чуда неоднократно обличает Христос.
И об этом часто говорят евангелисты. На самом же деле каждая жизнь полна чудес, порою неприметных и незамечаемых тем человеком, с кем они происходят. В Апокалипсисе Христос говорит: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Христос стоит у дверей каждого сердца. Но не каждый слышит Его тихий голос и отворяет двери своего сердца.
Во второй половине 70-х годов московский христианин Сандр Рига издавал журнал «Призыв», в котором публиковались рассказы об обращениях среди московской интеллигенции. Переживания, которые испытывает в этот момент человек, глубоко интимны.
И все же находятся смельчаки, которые делятся ими. Коля просил меня поделиться его переживаниями с двумя нашими друзьями — психологом Славой Великановым и недавно ушедшим поэтом Марком Ляндо. Думаю, что настало время, когда его рассказом следует поделиться не только с ними.
Второго декабря исполняется ровно год с того момента, когда отошел в селения вечные мой давний и близкий друг Николай Боков. Он был богато одарен различными талантами. Он не был в детстве крещен. Его обращение произошло поздно — в 1982 году во время эмиграции. Сохранилось его письмо ко мне, в котором восемь лет спустя он подробно описывает свои переживания.
Письмо написано в тот период, когда завершились его семилетние странствия и он поселился как древний анахорет в пещере неподалеку от Парижа. Оно датировано 26 января 1990 года и начинается с просьбы не переиздавать никогда его литературных произведений.
По силе и пронзительности это письмо стоит в одном ряду с самыми выдающимися признаниями обратившихся христиан. Прикосновение человеческой души к Творцу всегда событие огромной важности. Причем не только для человека, но и для Творца.
«Сыне, даждь Ми твое сердце» (Притч. 23, 26). Это письмо обладает огромной силой по своей открытости и исповедальности. Оно затрагивает проблему и место художественной литературы в интеллектуальной и душевной жизни людей Нового времени. Поэтому я решил опубликовать его.
«Милый Сережа,
спасибо тебе за поздравление с Рождеством. Если сложится так, что от твоего мнения будет что-либо зависеть, то очень прошу — ничего не печатать и не переиздавать из моих писаний; напротив, очень прошу все это уничтожить.
Это мое отношение к ним определилось после событий 1982 г. и моего крещения. Мне хочется рассказать тебе о них теперь, объясниться, так сказать, изложить основания, чтобы у тебя не было впечатления, будто дело идет о простом чудачестве.
С лета 1981 года я жил по большей части в Германии, недалеко от Марбурга. Казалось, все складывалось так, как мне хотелось, - перейти на свободный литературный заработок, читать и писать.
Однако, мира в душе по-прежнему не было: я беспокоился и об оставленной семье — об Ирине и Маше (Ирина Солоухина — третья жена, Маша — дочь инвалид детства), и о матери Вере (мать Николая, Вера Федоровна Бокова), о Максиме и Ольге (Максим — сын от второго брака с Ольгой Князевой). Перед всеми я чувствовал себя виноватым. Меня тревожил и собственный алкоголизм, который ты мог наблюдать вблизи в свое время; беспокоился, что в свои 37 лет мало сделал для славы и бессмертия.
Главный же вопрос оставался нерешенным и мучительным: действительно ли память у людей дает бессмертие души, или это разные вещи? Я склонялся ко второму, иногда забота о славе у людей начинала казаться бессмысленной.
Исход Димы Леонтьева (талантливого молодого композитора, нашего с Колей друга) зимой 1982 года сильно подействовал и заострил эти проблемы. Тогда же мне сделали операцию грыжи в парижском госпитале. И я снова уехал в немецкую деревню.
Апрельской ночью я сошел с поезда в Марбурге, и меня пронзило ощущение, что меня здесь никто не ждет. От вокзала хорошо были видны шпили собора святой Елизаветы на фоне звездного неба, - именно там, в соборе, на концерте органной музыки предыдущей осенью меня вдруг захватили неудержимые рыдания.
До деревни Штерцхаузен в 15 км от города довезла соседка по улице. Стоял легкий мороз. В квартире никого не было, царила атмосфера оставленности: там и тут неполитые цветы, пыль.
В сильной печали я заговорил вслух. Я спрашивал, почти крича, а затем и плача. «Бог! Господи! Почему все так нелепо в моей жизни?! Отчего столько обид в этой жизни, и от тех, и от этих?»
Так продолжалось час или более, - и плач, и вопросы. Была уже глубокая ночь, около 4-5 часов. В этот день я был трезв.
Тогда-то начали происходить вещи, меня ошеломившие и утихомирившие. У меня обнаружилось... дополнительное зрение! Если двумя природными глазами я видел, как обычно, то это новое зрение дало мне возможность смотреть... внутрь меня самого! Причем это зрение не зависело от того, были ли открыты или закрыты мои природные глаза.
И я увидел слабо освещенное пространство, а в нем висело, ни на чём не держась, и билось... мое собственное сердце! И в этом пространстве спокойный, негромкий, но удивительный, необыкновенный голос сказал: «А ты сам — никому не сделал зла?»
Действие этого простого вопроса и этого Голоса было поразительным. Возражать не хотелось, всякая тревога и печаль улетучились. Я только думал: это правда, я стольких людей обидел в своей жизни!..
Затем что-то коснулось или толкнуло мое сердце и как бы прокололо его, и я увидел, как из него потекла черная жижа. В тот же миг я знал, что это все наделанное мною зло, все мои грехи.
И на место этой черноты пришел неизъяснимый покой, чистый и теплый мир, и наполнил все мое существо. Какое же это было счастье и блаженство! Вся моя прошлая жизнь вдруг оторвалась и ушла неведомо куда.
Спустя несколько дней настал и самый великий день моей жизни.
Около часа дня я был на пригорке рядом с домом, собираясь вытряхнуть коврик. День был солнечный, между белыми облаками небо было глубокой и свежей весенней синевы.
Неожиданно послышался шум как бы от приближающегося поезда, и опять открылось «новое зрение». Теперь я видел внутри себя мгновенно усиливавшийся ослепительный свет, а вместе с ним в сердце хлынула и затопила его до краев — огромная, великая пламенная Любовь ко всему Творению! Несказанно, непередаваемо я любил все, что было передо мной, что я видел и что мог вспомнить: эту траву, и этот дом, забор и деревья, поля и холмы, и лес за полем, небо и облака, и людей, - всё-всё, всех одинаково сильно!
Любовь была так велика, что меня пригибало к земле, казалось - еще миг такой любви — и я умру, но миг следовал за мигом, я оставался жив и изнемогал.
И тогда к Свету и Любви присоединилось и третье (или я только тогда обнаружил его присутствие): полная, абсолютная свобода от всего, от всех страхов, от смерти. Смерти больше не существовало, - ни как страха, ни как факта бытия, - она осталась как бы позади.
В тот момент мысли были стремительны: «Я слишком маленький, - думал я, - я не могу нести эту Любовь! Вот, я умираю! Но ведь есть Кто-то, Кто несёт ее всегда! И этот Кто-то, Кто не устает и не изнемогает, Кто дал мне ненадолго понести эту Любовь, - Он то и есть Бог!»
«Он то и есть Христос! Значит, все, что написано в Евангелии — чистая правда! Значит, все, что повторяют уже две тысячи лет — чистая правда, до последней точки!»
Этот день прошел в вечности.
Он и пришел из Вечности, опередив жизнь, которую еще предстоит прожить.
Это и было дарование веры, - знание Бога о Самом Себе!
Какой это был великий дар Божий, - ничем не заслуженный, бесконечно спасительный...
***
С недоумением и стыдом вспоминаю и не могу понять, почему после всего увиденного и пережитого я продолжал цепляться за порочный образ жизни и грешить. И тогда стали обнаруживаться признаки Гнева.
В конце мая я перебрался в Париж. С печалью я заметил, что Свет перестал открываться внутреннему зрению. А с июля я начал испытывать странную растущую муку, которая в августе сделалась непрестанной. Я сравнил бы ее с ожогом, с горением, чтобы дать тебе некоторое представление. На самом же деле, это страдание не похоже ни на телесную, ни на душевную боль, как мы их знаем в земной жизни.
Это страдание не тела и не души, а третьего нашего, - нашего духовного тела, о котором говорил апостол Павел (1Кор.15,44) и которое мы «носим в себе»; до поры оно ничем себя не проявляет. Этому телу и принадлежит «новое зрение», оно-то и бессмертное наше. Оно-то и страдает так, как мне дано было испытать, если после смерти попадает в ад.
Около двух месяцев я носил в себе эту муку. Она все время одна и та же, она не меняется ни днем, ни ночью. Она непереносима, но я не кричу и не падаю в обморок, она ужасает, но от нее нельзя убежать, к ней нельзя привыкнуть, хотя она неизменна. Это и есть вечная мука геенны.
За это время во мне созрел новый таинственный ужас — ужас умереть некрещеным. Как я тогда торопился и считал дни, как пугался задержек, пока не настал день 26 сентября, когда отец Всеволод Дунаев крестил меня в церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Кламаре, а 3 октября там же меня впервые приобщил святых Таинств архиепископ Георгий (Вагнер) и присоединил к Западно-Европейской Православной Церкви (Парижская Архиепископия). Моими крестными стали Никита Круглый и Надежда Щетинская.
Да, в том вечном, невыразимо страшном огне сгорели мои блудливость и пьянство, философия и литература, все мои фантазии и образование. А в 1984 году во время Великого поста Господь Иисус исцелил меня и от 20-летней привычки к курению, властно и бесповоротно, в один миг, так, что в течение трех месяцев я каждое утро радостно удивлялся, что больше не курю!
Да, вот о каком огне говорит апостол Павел (1Кор,3,11-15): дела мои все сгорели, я же спасся как бы из огня... О том же огне говорит и святой Петр (1Петра,4,12). Начавшееся же мое обращение в ответ на мои плач и крики апрельской ночью 1982 года, - не буквальное ли исполнение Божьего обещания людям: «Всякий, кто призовет Имя Господне, спасется» (Деян.2,21).
Вот где оказалась чистая правда, истина, которую я искал столько лет в тысячах бесполезных книг, которую никакая власть у меня не отнимала, но которую загораживали мои собственные страсти, грехи, плотские и душевные удовольствия, - истина оказалась в Священном Писании, в таинствах и в учении Церкви, в усилиях жить по Христу...
Оказалось, что душа зреет в человеке, как зерно в колосе. Смерть есть жатва Божия людей для неба (Марк,4,29). Оказывается, смерть в Богу — это дверь, через которую душа человека (бессмертное его или «духовное тело») входит в Свет и Блаженство, которым на земле нет ничего подобного (или увлекается грехами в муку чистилища или ада).
Вот какое оказалось счастье, милый Сережа: Бог существует! Он любит нас несказанно и хочет, чтобы мы все пришли к Нему, чтобы мы все спаслись от смерти и от ада.
И мы приходим к Нему, чтобы мы все спаслись от смерти и от ада. И мы приходим к Нему, подражая Иисусу Христу, исполняя Его заповеди, любя Его, забывая о себе, о своей скучной земной жизни.
«Вне Христа — ничего».
Вот почему мне страшна литература: тем же летом открылось еще и то, что инвалидность моей дочери — прямая плата за мои писания. «Нечестивец уловлен плодом уст своих», - говорит Писание. «Гнилое слово да не выйдет из уст ваших», - говорит апостол Павел. «Каждый от слов своих осудится», - говорит Сам Господь.
Я надеюсь на милосердие Божие: надеюсь, что и Маша, и Максим будут исцелены. Но каждый раз, когда выплывают на поверхность мои писания прошлых лет, - страх и тоска нападают на меня: вот я уже и не хочу грешить, а грешу! Прошлое догоняет и опять брызгает ядом на меня и на людей. О как же страшен грех! О как уловила меня бесовщина — через тщеславие, через искание любви у людей, через незнание Бога...
Ведь литература — это и есть древнее волхвование в новой форме...
Случилось, что мы попали на такую фикцию, - уже скоро 200 лет говорим о характерах литературных персонажей. А ведь они не имеют плоти и костей, ни прожитой жизни, - и эти тени, призраки, плоды фантазии вошли в общество людей с их настоящими трудными жизнями — на равных! Стали примерами для подражаний! Предметом обязательного изучения! Случилось, что писательская деятельность стала носить священнический характер.
Нет, кончено! Пройдем к настоящему священнику Христову — в Христову Церковь. Он — настоящий, какие бы ни были у него человеческие немощи. Господь призвал его, и он держит чашу с Телом и Кровью. Сними и дойдет до двери в Вечность: тут честно все, просто, свято, радостно. И с этой радостью я обнимаю тебя, милый Сережа, кланяюсь твоим близким и прошу ваших молитв.
Грешный раб Божий Николай Боков
26 января 1990 года".
Добавить комментарий