«Музыка показывает человеку
те возможности величия,
которые есть в его душе»
Ральф Эмерсон, американский эссеист и поэт
Своему приобщению к классической и оперной музыке я обязан счастливой случайности. Как и у всей детворы военного лихолетья, мое музыкальное воспитание сопровождалось бравурными маршами и официозом песен соцреализма, воспевавших «счастливую и радостную» жизнь советского народа. Особняком выделялось множество прекрасных народных песен и, конечно же, величественные творения композиторов военных лет. Помнится, мама очень любила популярную в довоенное время песню «Полюшко-поле», которая тогда входила в постоянный репертуар Леонида Утесова, но было время, когда её и вовсе считали народной песней.
Тем не менее, слова этой прекрасной песни написал поэт В. Гусев, а композитором этого шедевра был Лев Книппер (племянник Ольги Книппер-Чеховой), человек весьма неординарный. В 1917-м он ушел добровольцем в Белую армию, прошел через все ужасы Гражданской войны и в составе армии Врангеля бежал из Крыма за границу. Имеются свидетельства, что в 1921 году он был завербован и работал агентом ОГПУ. По-видимому, потому авторство этой песни сознательно скрывалось от широкой публики.
Но с детских довоенных лет мне запало в память домашнее пение отца, который обладал отличным музыкальным слухом и необычайно приятным баритоном. Причем, с особым удовольствием он исполнял библейские напевы на иврите, которым уже тогда, до войны, он и мама владели в совершенстве. Даже не вникая в суть, я очень любил слушать пение отца и только значительно позже осознал, почему мне так легко далось понимание и любовь к классической музыке и оперному искусству.
В победном 1945-м, пятнадцатилетним подростком, я поступил в Бакинское военно-морское подготовительное училище, где обязательный предмет - класс бальных танцев - еженедельно преподавал балетмейстер азербайджанского Театра оперы и балета им. Ахундова (к сожалению, фамилии не помню). На одном из занятий он обратился к нам с предложением посетить театр и послушать премьерный спектакль - оперу Джоакино Россини «Севильский цирюльник». Никто из нас особого энтузиазма не выразил, но убедительный рассказ о театре и оперном искусстве уважаемого педагога нас заинтересовал и в первый же выходной день встреча с оперой состоялась. Я был заворожен потрясающими мелодиями великого композитора и по-настоящему, на всю жизнь, увлекся этим изящным искусством.
С тех пор не было случая, чтобы даже случайное (проездом) пребывание в Москве не венчалось посещением Большого театра, где я, раскрыв глаза и уши, завороженно смотрел на знаменитую сцену, на которой происходило волшебство оперной классики. Благодарная память сердца до сих пор хранит имена выдающихся русских оперных певцов, украшавших совсем не простую жизнь нашего народа.
К сожалению, очень редко сегодня можно услышать имена этих выдающихся людей, корифеев оперы Большого театра: Ирины Архиповой, Ивана Козловского, Сергея Лемешева, Марии Максаковой, Павла Лисициана, Ирины Масленниковой, Максима Михайлова, Георгия Нэлеппа, Александра Огнивцева, Галины Вишневской, Ивана Петрова (Краузе), Александра Пирогова, Бэлы Руденко, Тамары Синявской, Марка Рейзена, Артура Эйзена. Да простят меня творцы российского оперного искусства, если я кого-то из этой великой когорты не вспомнил, хотя о творчестве каждого из них можно писать книги и монографии. Так началась и продолжается многие годы моя любовь к оперному искусству, которая, очевидно, закончится лишь вместе со мной.
Но более подробно хочу рассказать об опере, которую мне до сих пор не удалось услышать, хотя уже здесь, в благословенной Америке, несколько раз побывал в Метрополитэн-опера и филадельфийской Академии музыки.
Много лет назад, в начале 50-х, находясь на выполнении задания командования Балтийского флота по боевому тралению мин, я зашел в радиорубку, чтобы передать в штаб флота очередную шифровку о ходе работ. Перекинулся парой слов со своим радистом, старшиной 2-й статьи Муравьевым ... и вдруг услышал из широковещательного приемника, настроенного на зарубежную волну, божественную музыку в исполнении хора.
Ни я, ни радист эту мелодию никогда доселе не слышали: её практически никогда не транслировало советское радио и, тем более, не включали в репертуар советских оперных театров. И только здесь, на американской земле, я смог приобрести CD с полной записью оперы «Набукко». Частенько, по настроению, слушаю этот шедевр великого итальянского композитора Джузеппе Верди, написавшего оперу в 1841 году. Она была поставлена на сцене «Ла Скала» в 1842 году - третья из двадцати пяти опер, созданных великим итальянцем.
Для нас, бывших советских зрителей, опера «Набукко» является сочинением поистине таинственным, ибо в России эта опера была поставлена лишь в 1851 году в Петербурге, и с тех пор возобновилась лишь в 2005 году на сцене Мариинского театра, как совместная постановка с московским театром «Геликон-Опера». А двумя годами раньше оперу «Набукко» поставил Татарский академический театр оперы и балета им. Мусы Джалиля, музыкальным руководителем постановки и режисером были приглашены итальянцы Марко Боэми и Дени Криеф.
6 июня 2010 года, в честь 25–й годовщины Израильской оперы, эта опера была исполнена у подножья исторической еврейской крепости Масада.
Кстати, созданием «Набукко» мы объязаны чистой случайности. Не познакомься Верди с либретто известного итальянского сценариста Темистокле Солера, не вырони он текст либретто из рук, не раскройся он на странице с текстом для хора пленных иудеев, мы не имели бы ничего, написанного Верди, кроме двух его первых провальных опер. Только ради того, чтобы положить на музыку библейский сюжет, Верди изменил своему решению больше не сочинять оперную музыку. Именно «еврейская» история создания оперы «Набукко» переломила судьбу великого композитора.
«Набукко» даже в ряду ранних опер Верди – безусловный феномен. Не случайно критики называли эту оперу «драмой для хора» или даже «хоральной фреской», - столь большое значение в этой опере играет хор. Именно этот хор пленных иудеев из «Набукко» звучал на премьерном спектакле при открытии театра «Ла Скала» после войны. Эта величественная музыка звучала на похоронах самого Верди, а на похоронах кумира Италии, композитора и дирижера Артуро Тосканини, личного врага фашистского диктатора Муссолини, её пел народ.
Надо сказать, что до середины ХIX века опера «Набукко» прошла почти во всех крупных европейских театрах, а потом об этой опере стали забывать. Но интерес к «Набукко» стал угасать не потому, что в партитуре обнаружились какие-то несовершенства, а оттого, что человечество утратило способность воспринимать живую историю древнего мира.
В репертуарах советских оперных театров места опере Верди «Набукко» не нашлось: не могли коммунистические боссы допустить исполнение хора пленных иудеев в стране, где процветал государственный антисемитизм. Вот что пишет о «Набукко» известный музыковед Ирина Коткина: « В 1946 году исполнением фрагментов из оперы «Набукко» отмечали возрождение «Ла Скала».
В 1987 году Риккардо Мутти, продирижировав «Набукко», стал музыкальным директором миланского театра. Знаменитой стала постановка Дэвида Паунтни на Брегенцском фестивале, в которой сюжет оперы был представлен как действие, рассказывающее о нацистах и евреях. Но, пожалуй, не великими спектаклями знаменательна сценическая история «Набукко», а тем, что театры мира отзываются постановкой этой оперы на самые драматические моменты своей истории. И в этом - особая загадка сочинения: оно стало более значительным, чем другие оперы Верди... «Набукко» ассоциируется с грядущими переменами. «Набукко» - символ обновления, возрождения, надежд на будущее».
В марте прошлого года по случаю Дня республики Риккардо Мутти дирижировал в Риме оперу «Набукко», в которой важна не только музыка, но и политический аспект: она рассказывает о рабстве евреев в Вавилоне, а «Хор еврейских пленников» давно стал в Италии символом стремления народа к свободе ещё с того времени, когда эта страна была под оккупацией Габсбургов (Австрии). Именно тогда и была написана опера.
Вот о чем поведал Рикардо Мутти:
«Толпа была в восторге и аплодировала ещё до начала оперы. Всё шло хорошо, но когда мы дошли до хора рабов (“Va pensiero”), я почувствовал напряжение в воздухе. Есть вещи, которые невозможно описать, их можно только почувствовать – в зале была тишина... Вы могли почувствовать солидарность публики с плачем пленных евреев: «О моя родина, такая прекрасная и утраченная». Когда хор закончил, я услышал крики «бис».
Хотя Мутти не бисирует в середине оперы, так как опера должна исполняться последовательно – от начала до конца, он все-таки решил играть на бис, но сделал это с особым намерением.
Когда стихли аплодисменты, он обратился к находившемуся в зале Берлускони и аудитории: «Я итальянец, но много гастролирую по всему миру, и сегодня мне стыдно из-за того, что происходит в моей стране, и потому я принял вашу просьбу повторить “Va pensiero”не только из-за патриотического содержания этого хора, а потому, что сегодня, когда звучали слова: «О, моя родина, прекрасная и утраченная», я подумал, что, если мы будем продолжать в том же духе, то искореним культуру, основанную на истории Италии, и наша страна действительно станет по-настоящему прекрасной и ... утраченной... Мы здесь, в итальянской атмосфере, ... и я, Мутти, молчал в течение многих лет. Теперь я хочу придать смысл этой песне. Мы находимся у себя дома; римский театр и хор прекрасны; оркестр совершенно замечательный. Я предлагаю вам присоединиться, и мы будем петь все вместе».
Весь зал встал одновременно с хором. Это был волшебный момент.
В ту ночь в театре столицы Италии прозвучала не просто опера «Набукко», а заявление, призванное привлечь внимание политиков. Посмотрите, друзья, это волнующее видео https://www.youtube.com/watch?v=G_gmtO6JnRs со слезами участников хора.
Заканчивая свой краткий рассказ об опере Верди «Набукко», я случайно натолкнулся в Интернете на материал, созвучный моей теме. Речь шла о статье Дмитрия Шостаковича о «Бабьем Яре» Евгения Евтушенко». Вот что писал гениальный русский композитор:
«Думаю, что если говорить о музыкальных впечатлениях, то самое сильное произвела на меня еврейская народная музыка. Я не устаю восхищаться ею, её многогранностью : она может казаться радостной, будучи трагичной. Почти всегда в ней – смех сквозь слёзы. Это качество еврейской народной музыки близко моему пониманию того, какой должна быть музыка вообще. В ней всегда должны быть два слоя. Евреев мучили так долго, что они научились скрывать свое отчаяние. Они выражают свое отчаяние танцевальной музыкой. Вся народная музыка прекрасна, но могу сказать, что еврейская – уникальна.
Много композиторов впитывали её, в том числе и русские, например, Мусоргский. Он тщательно записывал еврейские народные песни. Многие из моих вещей отражают впечатления от еврейской музыки... многие слышали о Бабьем Яре, но понадобились стихи Евтушенко, чтобы люди о нем узнали по-настоящему. Были попытки стереть память о Бабьем Яре - сначала со стороны немцев,а затем украинского руководства. Но после стихов Евтушенко стало ясно, что он никогда не будет забыт. Такова сила искусства. Люди знали о Бабьем Яре и до Евтушенко, но молчали. А когда они прочитали стихи, молчание было нарушено. Искусство разрушает тишину».
Эти слова гения русской музыкальной культуры не требуют комментариев.
Добавить комментарий