[Окончание. Начало в № 13(24), 02 июля 2004]
В последующие четыреста лет англичане не имели никаких физических контактов с евреями. Они знали о них лишь из литературы и фольклора в обоих источниках евреи рисовались, естественно, в самых черных красках. Еврея, как такового, они не знали, они “знали” лишь его общепринятый стереотип, разукрашенный фантазией, суеверным страхом и слепой ненавистью. Так в сознании темного народа возник этот образ некоего чудовища, воплощающего в себе дьявольские черты и “убившего когда-то господа и спасителя нашего Иисуса Христа”. И каждый честный и порядочный христианин, натурально, не должен был испытывать к евреям (коих он и в глаза не видал) ничего, кроме ненависти.
В представлении англичанина эпохи позднего Ренессанса и царствования королевы Елизаветы еврей вообще не имел человеческого образа — он воплощался в виде демона из какого-нибудь ночного кошмара. Это представление получало обильную пищу как из собственной, английской, так и из переводной литературы. Поколение за поколением распевало популярные песни и баллады, вроде “Сэр Хью и дочь Еврея” или “Баллада о еврее Гернуте”. В 14 веке великий Чосер, отец английской литературы, — подобно Шекспиру двумя столетиями позже — искренне разделял убеждения и суеверия своей эпохи, и, в свою очередь, распространял их среди “читающих”, “культурных” классов. В “Рассказе настоятельницы” из “Кентерберийских рассказов” повторяется сюжет кровавого навета “об убийстве Малыша Хью”: гнусные евреи похищают и убивают невинного восьмилетнего христианского мальчика для своих кровавых ритуалов — как раз когда он поет своим звонким голоском гимн Пречистой Деве. И в “Рассказе” дается описание еврея:
Злодей проклятый, ростовщик, чья совесть не чиста,
В компании таких же — ненавидящих Христа...
Примерно так и представляли себе еврея в елизаветинскую эпоху. Включая и таких интеллектуалов, как Шекспир и Марлоу. И для обоих драматургов этот абстрактный образ неожиданно обрел плоть и кровь в 1594 году, когда был раскрыт заговор против престарелой королевы, возглавляемый бывшим фаворитом графом Эссексом. Среди заговорщиков оказался Родриго Лопес, крещеный португальский еврей-марран, личный врач королевы, признавшийся под пыткой, что ему было предложено королем Испании отравить Елизавету, на что он и согласился. Плата за это составляла 50 тысяч дукатов.
Это был “процесс в процессе”, тогдашняя “сенсация века”, взбудоражившая всю Англию. Все участники заговора Эссекса были судимы и казнены, но Лопес был евреем (пусть даже бывшим), и это придало его процессу особую окраску. Речи судей пестрели такими выражениями, как “этот гнусный еврей”, “подлый еврей”, “продажный и злобный, как все евреи”, “еврейский врач-убийца” и прочее в этом же роде. Лорд Верховный Судья Коук, крупнейший юрист того времени, объявил в своей речи, что евреи, с точки зрения морали и закона, должны рассматриваться как естественные враги всех христиан. “Между ними и нами так же никогда не может быть мира, как не может быть мира между христианами и дьяволом”, — сказал он.
Всеобщее возбуждение, вызванное процессом и жестокой казнью Лопеса было так велико, что драматург Марлоу решил “использовать момент” и в рекордно короткий срок написал своего “Мальтийского еврея”. Пьеса имела огромный финансовый успех, и более талантливый современник и соперник Марлоу Шекспир, решил не отставать и немедленно создал своего “Венецианского купца”. Эта вещь имела еще больший успех, и шекспировский Шейлок раз и навсегда оттеснил в тень Варраву Марлоу. Они, впрочем, в силу использования одного и того же жанра, имели весьма много общего, но Шейлок, благодаря своей холодной жестокости ростовщика, был много “живее” схематичного Варравы. И актеру здесь было где развернуться, а публике — где попереживать. А антиеврейская направленность пьесы была идеально созвучна “текущему моменту” — и сейчас, и в будущем.
В будущем тоже появятся гиганты, вроде Вольтера или Вагнера, совершенно откровенно презирающие евреев, и для объяснения их эмоций найдется спасительное немецкое словечко Zeitgeist — дух времени.
Традиция карикатурно-издевательского изображения на сцене еврея-ростовщика Шейлока продолжалась вплоть до начала 19-го столетия. 26 января 1814 года публика, в бессчетный раз смотревшая в театре Друри Лейн “Венецианского купца”, была потрясена тем, как “подал” Шейлока один из величайших актеров в истории театра (а может, и величайший) — трагик Эдмунд Кин (1787-1833). В этой смеси комедии с мелодрамой Кин дал совершенно неожиданную и неслыханную до того интерпретацию образа Шейлока: мрачный, озлобленный, всех презирающий негодяй, в приступе ярости угрожающе размахивающий мясницким ножом. Это уже была не насмешка и не комедия, Шейлок вдруг стал в один ряд с известнейшими шекспировскими трагическими образами. С этого, собственно, и началась слава великого Кина, который, впрочем, “в духе времени”, относился к евреям с нескрываемой неприязнью: впоследствии, на вершине славы, поражая лондонцев своими эксцентричными выходками, он назвал Шейлоком своего коня.
В 1884 году у давно покойного великого Кина появился соперник-интрепретатор образа Шейлока. Теперь это был Генри Ирвинг (1838-1905), первый из актеров, возведенный королевой Викторией в рыцарское достоинство и ставший “сэром Генри”. Шекспироведы и театроведы с редким единодушием признали Ирвинга лучшим исполнителем роли Шейлока. Его целью было привнести в характер безжалостного злодея трагические, чисто человеческие тона.
Но самым поразительным явлением было желание актеров-евреев сыграть роль Шейлока. Всего три года спустя после сенсационного выступления Кина произошло нечто не менее сенсационное. Задолго до того, как у евреев появилась даже мечта о театре, где будут исполняться еврейские пьесы на идиш (не говоря уже о классическом репертуаре, переведенном на идиш), актер-еврей из Рочестера, игравший в шекспировских пьесах, Шеренбек, прозванный в шутку “Рочестерский израильтянин”, поставил в 1817 году “Венецианского купца”, где он сам играл Шейлока на идиш! Еврей, играющий злобного еврея-ростовщика, это было невероятно!
В конце 19-го и в первой четверти 20-го века, к величайшему смущению и возмущению евреев, появился целый ряд актеров-евреев, с энтузиазмом игравших роль Шейлока, и среди них особенно выделялись три актера из Германии, славившейся своим антисемитизмом: Адольф Зонненталь, Якоб Адлер и Рудольф Шильдкраут. Возмущение можно было понять: Шейлока, ставшего символом и стереотипом отвратительного еврея, играют евреи! Они, правда, преследовали благородную цель — старались придать своему герою более человеческие черты, в соответствии с либеральной эпохой, и даже вызвать к нему некоторое сочувствие зрителей. Но это, конечно, было бесцельное занятие: стоило только прочесть пьесу, и Шейлок немедленно являлся во всей своей первозданной злобной гнусности, предусмотренной для него Шекспиром.
Попытки “гуманизировать” Шейлока закончились неудачей, евреи перестали играть эту роль, а те актеры, что играли (пьеса по-прежнему шла с неослабевающим успехом), гримировались так, чтобы у зрителей не было ни малейших сомнений: перед ними — “типичный” еврей, он же — “типичный” мерзавец-кровосос. Огромный крючковатый нос, неопрятный вид, льстивая, раболепная и неправильная речь — словом, “пархатый жид”. Так это было задумано 400 лет назад, так это выглядит сегодня.
Необходимо особо отметить историю “Венецианского купца” в Штатах — это отличный пример “наглядной агитации” в политике. Когда Гитлер пришел к власти в Германии, его яростная антисемитская пропаганда нашла сочувственный отклик в определенных американских кругах. Пронацистские и антисемитские организации начали расти, как грибы, в 30-х годах, и среди многочисленных стереотипов стремящихся к мировому господству евреев был и позаимствованный у нацистов “международный еврей-банкир”. Ни одна самая разухабистая антисемитская статья, ни одна злобная карикатура из “Штюрмера” не работали на этот образ так безошибочно, как Шейлок в постановках “Венецианского купца”.
Вот он, этот страшный враг христианского мира, во всей своей омерзительной наготе! Американцы, теперь вы воочию видите, с кем вам надлежит бороться! Школьники, читающие шекспировскую пьесу на уроках литературы, теперь вы знаете, кого надлежит опасаться и ненавидеть!
Всё, что могла противопоставить этому Антидиффамационная лига, — агитировать за добровольный отказ школ США и Канады включать в свой курс “Венецианского купца”.
* * *
И вот в канун 400-летнего юбилея “Венецианского купца”, снова произошло нечто, смущающее умы. В нью-йоркском Public Theatеr в феврале 1995 года начался Шекспировский марафон, где среди прочих шедевров был поставлен и “Купец”. Сенсация же заключалась в том, что пьесу ставил режиссер-еврей Барри Эделстайн, а Шейлока играл актер-еврей Рон Лейбман. Естественно, что и на того, и на другого роем налетели репортеры.
А не было ли это вообще черезчур рискованно — поставить пьесу, вызывающую столь противоречивые эмоции? — спросили тогда у Эделстайна. Да, ответил тот, это было рискованно, но одновременно и чрезвычайно важно: эта пьеса, общепризнанно, — крупнейшая по значению в истории литературы и искусства. “Знающий историю этого образа, — пояснил режиссер, — знает и то, как им бессовестно манипулировали в течение долгого времени”.
Теперь, однако, заметил он, всё видится в несколько ином свете. “Эта пьеса сегодня уже не может восприниматься без учета Холокоста. Сама история корректирует ныне восприятие зрителем пьесы”. А понимает ли режиссер, что несмотря на корректировку истории, чувства тех, кто пережил Катастрофу, могут быть оскорблены этой постановкой? Да, он это понимает, и он, поверьте, меньше всего хотел бы оскорбить и унизить их демонстрацией отрицательного образа еврея, возвращаясь к старым стереотипам.
Эделстайн — профессор, читающий лекции по творчеству Шекспира в Фордэмском университете и музыкальной консерватории Джульярд. Его выбор пал на “Купца”, совершенно независимо от несколько двусмысленной славы этой пьесы, просто он считает, что любое произведение Шекспира представляет собой великолепный урок гуманизма, человечности. “Почему мы по сей день смотрим и читаем его пьесы? Только потому, что они учат нас познанию самих себя. То, что волновало Шекспира в его время, в той же степени волнует нас сейчас, в конце XX века. И в его эпоху спорили о гомосексуалистах, об отношениях между расами, о роли религии в государстве, а ведь это всё то же, что будоражит нас сегодня. Никто, к сожалению, не открыл точной закономерности, по которой живет и работает человеческое общество. Поэтому мы обращаемся к Шекспиру чтобы найти у него ответы на волнующие нас вопросы”.
Разумеется, на режиссере-еврее лежит особая ответственность за выбор к постановке такой пьесы, как “Купец”. Ну что же, сказал Эделстайн, любой режиссер, не желающий идти на поводу “общественного мнения”, отравленного готовыми стереотипами, всегда рискует вызвать взрыв. Он к этому был готов и искренне гордится своей работой и игрой Рона Лейбмана: его “Венецианский купец” внес свою долю в познание себя. “Покидая театр после премьеры, я задавал себе вопрос: знаю ли я теперь о человеческой сущности больше, чем когда я входил в театр? И эта пьеса вынудила меня ответить на вопрос положительно. Значит, она сделала свое дело, а это главное”.
Так оценивал ситуацию режиссер. А что же исполнитель сакраментальной роли Шейлока? На протяжении долгих лет актер Рон Лейбман отказывался от этой роли. И когда директор Шекспировского фестиваля Джордж Вольф (тоже еврей, заметьте себе) пригласил его на эту роль, он снова отказался: “Я был глубоко предубежден против этой пьесы, этого образа, и против всей мифологии, накопившейся вокруг них, — сказал он тогда. — Я был глубоко убежден, что этот образ — антисемитский”.
И все-таки он играл Шейлока в нью-йоркском Public Theatеr, в Шекспировском марафоне. Что же произошло? Почему актер так резко изменил свое отношение к пьесе? Потому что это — классический случай неправильного толкования образа, пояснил Лейбман, глубоко укоренившийся стереотип, ошибочное мнение, будто пьеса и образ Шейлока — антисемитские.
“Работая над пьесой, я понял ошибочность привычного толкования: нет, пьеса совсем не антисемитская, поскольку участвующие там христиане еще большие мерзавцы, чем Шейлок”. Поймите, продолжал актер, тот злодей Шейлок, который требует от должника в случае несвоевременной уплаты долга фунт его плоти, — образ совершенно бесплотный. “Настоящий Шейлок — это жертва современного ему общества, жертва собственных страстей, и в этом его трагедия. А фунт мяса — это просто нелепая дань старой традиции”.
Ведь нельзя забывать, что пьеса была написана Шекспиром 400 лет назад, когда английская публика весьма мало симпатизировала евреям, пояснял Лейбман. Сама профессия ростовщика вызывала тогда чувство ненависти, а ростовщиками были главным образом евреи. Христианам это было запрещено, а евреям запрещалось так много профессий, что у них не оставалось иного выхода.
Чтобы понять сущность этой роли, Лейбман изучил относящиеся к делу исторические материалы. Каналы Венеции 16 века, говорил он, были, фигурально выражаясь, полны антисемитизма. “Евреи Венеции были первыми, кто должен был носить отличительные желтые круги. Это именно оттуда они пришли к нацистам”. Для лучшего понимания роли Лейбман представил себе, какими качествами должен был отличаться венецианский ростовщик той поры, чтобы как-то выжить в таком обществе. “Стоит вам понять все это, окунуться в атмосферу тех жестоких времен, как вы сразу начинаете понимать, что Шейлок — это герой. Он и должен был притащить христианина в суд, когда тот нарушил данное слово и отказался выплатить свой долг”.
Так может, роль Шейлока это своеобразное испытание мужества для еврейского актера, вроде Лейбмана? Допустимо ли вообще актеру-еврею рыться в глубинах души такого персонажа, как Шейлок? Не требуется ли тут особая осторожность, особый такт или особая интуиция? “Допускаю, что у других актеров-евреев такта и интуиции больше, — сказал тогда Лейбман. — Что же касается меня, то я не чувствую себя в какой-либо зависимости от своей религии. Я смотрю на себя как на гуманиста. Я — человеческая личность, я актер, и только с этих позиций я подхожу к роли. Религия и национальность не играют в данном случае никакой роли”.
Для Рона Лейбмана так оно и есть. Наибольшую славу ему принесла роль бесчувственного человеконенавистника и гомосексуалиста, юриста-еврея Роя Кона в пьесе “Ангелы в Америке” — роль, за которую Лейбману была присуждена Пулитцеровская премия и премия лучшему актеру года “Тони”. И эта роль, и роль Шейлока, привлекли его, по его словам, потому, что они “много больше натуральной величины, потому что это сложные, интересные и многоплановые роли”.
Он, разумеется, играет за деньги, но не ради денег. Ни за какую сумму не согласился бы он сыграть роли мерзавца-юриста или ростовщика, если бы он сам не желал этого, если бы они не интересовали его самого. Вот почему он в свое время категорически отверг роскошную, по мнению других, роль адвоката Шапиро в фильме о процессе Симпсона. Это его не заинтересовало, а вот характер Шейлока — да.
“Почему этот образ, появляющийся всего в пяти сценах пьесы, так возбуждает, волнует, не дает себя забыть людям на протяжении столь долгого времени? Потому что это не сладенькая, бесплотная, “голубая роль”, а по-настоящему, скульптурно вылепленная личность”. Он, Лейбман, знал, что эта пьеса и его участие в ней может вызвать взрыв страстей, но, повторил он, ему нет до этого дела — он актер, и этим все сказано.
Но почему он все-таки решился на это после столь долгого нежелания играть роль Шейлока? “Просто потому, что этот момент моей жизни пришел, и пришел он в самое удачное время”. И он уверен, что действительно готов к этой роли? “Готов во всех отношениях! — рассмеялся актер. — Другой вопрос — готова ли эта роль для меня?”
* * *
С тех пор прошло почти десять лет. Но то, что было сказано тогда, вполне актуально и сегодня. И сегодня роль Шейлока играется многими актерами-евреями, во многих еврейских культурных центрах.
Вот так обстоят дела с Шейлоком. О нем спорили на протяжении столетий, о нем и о “Венецианском купце” спорят и сегодня. И чтобы решить для себя эту проблему существует единственный выход: самому пойти в театр, самому посмотреть пьесу и самому составить о ней мнение. Впрочем, при нашей любви к стереотипам и клише, вполне может оказаться, что выйдя из театра, мы будем в корне не согласны со своим собственным мнением.
Добавить комментарий