Кантор Роберт Абельсон хотел бы спеть Онегина

Опубликовано: 1 сентября 2006 г.
Рубрики:

Самые яркие зрительские впечатления обычно случаются там, где их меньше всего ожидаешь. На концерт еврейских артистов и друзей актерского клуба “Mazl tov yidn” в синагоге “Сютон-Плейс” меня пригласили друзья. Клуб этот был создан в 1936 году группой еврейских актеров с благородной целью — помочь своим нуждающимся коллегам. Его первым президентом стал знаменитый актер Пол Муни. (Его настоящая фамилия Вайзенфренд, он уроженец Львова.) С тех пор прошло 70 лет, выросли новые поколения еврейских актеров. Их и ветеранов знаменитого театра “Фолксбине” в этот день объединила любовь к еврейской музыке, желание сохранить ее для новых поколений и приобщить к ней неофитов. Что, замечу, вполне удалось.

Баритон Роберт Абельсон

Концерт был дан в честь Роберта Абельсона. Это имя ничего мне не говорило. Заявленные же в программе Клэр Берри из знаменитого дуэта “Сестры Берри”, замечательная еврейская актриса Мина Берн не могли не заинтересовать. Ведущим концерта был Файвиш Финке. Когда он вышел к микрофону, зал забыл об его весьма почтенном возрасте и был покорен юмором, артистичностью, легкостью и изяществом, с каким он вел этот концерт.

Обычно именинников не занимают на концертах в их честь: они восседают в ложе и благосклонно внимают посвященным им выступлениям. Ничего этого не было. Я уже было усомнилась в присутствии на вечере виновника торжества, как ведущий его объявил. На сцену вышел красивый седой человек. Аккомпаниатор взял первые аккорды. А дальше, как сказал поэт, “кончается искусство и дышат почва и судьба”.

Я затрудняюсь в описании певческих голосов. Трудно словами передать особенности голоса того или иного певца. Расхожие эпитеты: золотой, бархатный, серебряный, брильянтовый, сверкающий, льющийся и т.д. — ничего не объясняют. Я прислушиваюсь к своему внутреннему камертону: волнует меня этот голос, или нет. Иногда красивый голос оставляет равнодушным... А тут... роскошный, слегка вибрирующий, легко льющийся баритон теплого, обволакивающего тембра. Бельканто! Роберт Абельсон пел что-то очень мелодичное. Пел много. Соло, дуэтом, с тенором Довом Кереном и со своей женой Кэрол Тоскано — обладательницей колоратурного сопрано. Снова соло: пленительный вальс “Мой городок Бельцы”. Я много раз слышала эту мелодию, но не знала, что ее автор — одесский еврей Александр Ольшанецкий (которому, кстати, принадлежит популярное танго “Ай хоб ю цу филь либ”). Короче, виновник торжества, к моему великому удовольствию, “отработал” посвященный ему вечер по полной программе. Когда концерт закончился, я подошла к артисту, чтобы поблагодарить его, и, совершенно неожиданно для себя, попросила у него интервью. Он охотно согласился и дал свою визитную карточку. Там стояло: “Роберт П. Абельсон. Кантор”.

— Откуда у вас бельканто? Вы учились в Италии?

— Нет, в Италии я никогда не учился, но итальянским языком владею свободно. Так же, впрочем, как немецким, французским, ивритом, идиш и, надеюсь, английским (улыбается): канторальная музыка берет начало в разных странах. Кроме того, оперы надо петь на языке оригинала. Откуда бельканто? Мне очень повезло с педагогом. Я начал учиться пению довольно поздно, в восемнадцать лет, уже будучи студентом. Моя учительница умерла несколько лет тому назад, ей было 103 года. Она учила меня не форсировать звук, петь легко, плавно. Недаром учителя бельканто говорили: “Пение — это дыхание”. Легато. Все великие канторы пели бельканто. Я и сейчас могу запросто взять верхнее “си”. Вы будете удивлены, но я никогда не учился в консерватории. Более того: я вообще не собирался быть певцом! (смеется) Мои родные хотели, чтоб я овладел солидной профессией, которая кормила бы меня. И я по их настоянию поступил в Нью-йоркский городской колледж, на отделение, которое готовило счетоводов. Но очень скоро я понял, что цифры — не моя стихия, и перешел в Хибру Юнион Колледж — учиться хазануту — канторскому пению. С тех пор вот уже 50 лет я хазан, то есть кантор, и преподаю хазанут в том самом колледже, который в свое время закончил. Кстати, среди моих учеников много русских. И мой ассистент — русская еврейка. Мы с ней часто поем вместе.

— Что это вы пели в самом начале такое красивое?

Это была песня замечательного еврейского композитора Лазаря Вайнера. Вайнер был серьезным музыкантом, лучшим композитором еврейской “артсонг” (не найдя этого слова в словаре, я перевела его как еврейский аналог русского городского романса — Б.Е.). “Артсонг” базируется на еврейской поэзии, как песни Шуберта — на немецкой, романсы Глинки и Чайковского на русской. Песни Вайнера — концертного качества, их должен исполнять классический певец. Я горжусь тем, что Лазарь Вайнер был моим учителем и вдохновителем.

Мы беседуем в маленьком кабинете кантора в синагоге “Temple Israel of the City of New York”. Вопросы: можно ли женщинам надевать в синагогу брюки, подавать или не подавать кантору руку, — отпали сами собой. Синагога “Темпл оф Исраел” — реформистская, кантор Абельсон вполне светский человек...

— Вы — известный оперный певец. Как же у вас получалось — совмещать две профессии? И как относился к этому ребе?

— Конечно, для всех это был секрет Полишинеля. По субботам я не пел, да меня и не занимали. Так что все устраивалось. Я перешел из ортодоксальной в реформистскую синагогу, она давала больше свободы. Днем пел в синагоге, вечером — в опере. Жил двойной жизнью, не испытывая при этом никакого дискомфорта. Как кантор я пел под своей фамилией, а как оперный певец — под псевдонимом Роберт Пол. Любопытно, что к канторальному пению я пришел позже, чем к оперному. Много лет я был на контракте с Сити Опера, с Ассоциацией оперных певцов и другими оперными компаниями. Я также пел с Филадельфийским симфоническим оркестром, Далласским оркестром и оркестром “Mostly Mozart”. Я обожаю Моцарта. Я пел Фигаро в “Женитьбе Фигаро”. Очень люблю еврейского композитора Эрнеста Блоха. Я пел его произведения много раз, он как раз для середины моего голоса. Практически, я перепел все главные партии баритонального оперного репертуара — более пятидесяти! Я пел в “Травиате”, “Риголетто”, “Дон Жуане”, “Макбете”, “Отелло”. Я исколесил всю страну с бродвейским мюзиклом Those were the days (“То были дни”) и с музыкальным ревю “На Второй авеню”. И везде пользовался большим успехом. Но, пожалуй, самый громкий успех пришел ко мне с американской оперой “The Сrucible” (“Тяжелое испытание”) по пьесе Артура Миллера. Это история салемских колдуний, вызывающая ассоциацию с эпохой Маккарти, трагическая история человека, павшего жертвой оговора. Я люблю такие роли, в них можно показать актерское мастерство.

— Некорректный вопрос: почему вас, обладателя изумительной красоты баритона, не пригласили в Меторополитен опера?

— У меня на этот счет есть предположение: МЕТ всегда предпочитала итальянцев. Редко кто из американцев пробился в звезды из МЕТ. На вторые-третьи роли — да, случалось. Может быть, это оттого, что американская опера — молодая. Чтобы считаться лучшей в мире, ей нужны лучшие певцы, а такими традиционно считаются итальянцы. Конечно, это предубеждение. Сейчас Метрополитен опера начала приглашать русских. У меня было много прослушиваний, но я никогда не делал записи своих концертов и спектаклей, показать мне было нечего. И поэтому члены жюри, послушав меня, удивленно спрашивали: “Кто вы такой? Откуда вы? Почему мы никогда о вас не слышали?” В этом, конечно, моя вина. Мне жаль было времени и усилий на то, чтобы “раскрутить” себя. Меня устраивала постоянная стабильная работа, хорошая зарплата, оседлый образ жизни. Может быть поэтому, я не стал звездой. У меня был менеджер, но он недавно умер, а другим я не обзавелся.

— Когда вы обнаружили, что у вас есть голос?

— В школе. Я закончил школу в 16 лет. А в 14-15 я хотел поступить в школьный хор, но был забракован (смеется). Но я пел... рождественские песни. Я был единственным евреем на курсе, и никогда не отказывал моим сокурсникам-христианам попеть с ними в хоре на Рождество. Однажды меня услышала подруга моей младшей сестры и стала давать мне уроки. Мне было 18 лет. До этого я не знал ни одной ноты (смеется).

— Канторское пение, оперное пение, симфоническое пение, народные песни, городские романсы. Чему вы отдаете предпочтение?

— Музыке. Любой! Она всегда прекрасна! Я считаю себя очень счастливым человеком: я всю жизнь занимался тем, что больше всего люблю.

— Как сложилась ваша личная жизнь?

— Я овдовел 10 лет тому назад и снова женился на певице, солистке Метрополитен Опера — вы слышали ее на моем концерте. Мы часто выступаем вместе.

— Что кроме музыки вас интересует? Что вы любите?

— Люблю искусство: живопись, скульптуру. Люблю животных, люблю природу. Люблю людей. Эту любовь я унаследовал от своих родителей. От мамы и отца. Мой отец был замечательным человеком. Он происходил из уважаемой еврейской семьи. Кузеном моего деда был министр иностранных дел СССР Максим Литвинов. К сожалению, отец умер раньше, чем услышал мое пение на идиш. Этим песням научила меня моя мать. И я благодарен ей за это.

— Что бы вам хотелось спеть?

— Евгения Онегина! Это моя мечта. Я надеюсь, что она еще сбудется.

Мы еще долго сидим и слушаем прекрасный голос певца в записях оперной классики, симфонической и камерной музыки. И я думаю, что в продаже этих записей нет и купить их нельзя: они все существуют в одном экземпляре, подаренном певцу поклонниками его таланта. Какая жалость...

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки