Старость богата маразмом, склерозом и воспоминаниями детства. Первое доказывать не надо, вещь очевидная, второе доказывает даже внучок – когда он приходит к бабушке в гости, она каждый раз спрашивает: «Это кто к нам пришёл?». Так как основная часть мозга занята первым и вторым недугом, остаётся незначительная часть, в которой умещаются давнишние воспоминания. Дожив до этого возраста, когда можно всех родственников замучить думами о былом – с этим следует поторопиться пока вас не сдали в дом престарелых, где у каждого пациента много своих невысказанных вымыслов и домыслов.
Ещё есть путь размещения накопленных мечтаний и несбывшихся надежд в память компьютера. Раньше говорили «бумага всё стерпит», теперь можно утверждать, что память компьютера и не такое выдюжит – можно даже в космос заслать несколько мегабайт вашей словесной дребедени вместе с гигабайтами визуальных компиляций. Утверждение мадам Эльзы Триоле, что на нашу защиту встанут наши книги, верно только в том случае, если кто-то обезумеет до того, что будет читать их и поверит в написанное. Лично я в это не верю. Зачем пишу?
Во-первых - от нечего делать. Во-вторых – чтобы освободиться от части этих воспоминаний. И, в-третьих, – вдруг кто-то прочитает и не сделает хотя бы десятую часть тех глупостей, что наделал в жизни я. Говорят, что у военных есть команда «делай как я !». Я ни дня не служил в армии и помню мнение об армии и Эйнштейна, и Черчилля. Напомню и себе, чтобы не забыть. Эйнштейн: «Человека, с удовольствием марширующего в строю, природа зря наделила головным мозгом – он неплохо обошёлся бы и спинным». Черчилль: «Война – слишком ответственное дело, чтобы доверять его военным».
Я всё делал на свой страх и риск и потому смело могу сказать: «Никогда не делайте так, как я». Вот небольшая часть моих жизненных оплошностей. Во-первых, меня угораздило родиться четвёртым из братьев и натерпеться в детстве всякого. Второе – война началась, когда мне было два с половиной года и я получил «от переедания» рахит с постоянным чувством голода. Чтобы разделить это чувство со сверстниками, я пошёл в школу в 1945 в возрасте шести с половиной лет и оказался самым младшим и там. Эта участь самого младшего тащилась за мной долго – в техникуме на потоке, и даже работать официально я начал в семнадцать с половиной лет.
Но тут впервые я получил кое-какое преимущество. Это было в 1956 в городе Обнинске, Калужской губернии в 107 км. к югу от порта пяти морей Москвы. Работал я на атомном реакторе, куда доступ до 18-ти лет запрещён. По закону. Но некоторым людям (иногда народам и странам) закон не писан. По этой причине я проходил практику на атомных объектах студентом техникума и в 15, и в 16, и в 17 лет. Предприятие было, как бы сейчас сказали, с чётко направленным вектором в сторону производства Плутония-239 для охраны мира и покоя – для атомных бомб. В Обнинске мирная направленность вектора не изменилась – это был реактор-прототип для первой советской атомной подводной лодки.
Студентом я с 15 лет жил в общежитии и очень хорошо умел считать свои деньги - свою стипендию. Следует отметить, что арифметику я постиг в очень раннем детстве. С пяти лет я умел хорошо читать, а в шесть – играть в «очко» и в «буру», где без арифметики и шагу ступить нельзя было. Получая первую зарплату я задался нескромным вопросом: «что это за 6% удержанных из моей зарплаты?» Мне, несмышлёнышу, чётко объяснили, что это налог с холостяков, который взимается с 18 лет, и, чтобы избежать этого налога, к 18-ти годам надо иметь двоих детей, при регистрации браков тоже только с 18-ти лет.
И тут я возликовал: наконец-то в моём младенчестве есть и преимущество. Бухгалтер очень удивилась, что мне нет 18-ти лет, и материнское чувство её переполнило. Она так и сказала: «Получается, что в случае чего, так вас и под суд отдать нельзя?» Но я ничем не мог помочь этой доброй советской женщине и она вычеркнула меня из списка достойных выплачивать этот налог. Но, как известно, радость не приходит одна: в кассе мне вместо денег высунули ведомость на заём государству, в которой я «добровольно» должен был пожертвовать сумму «какую не жалко, но не менее…». С возгласом «Нищим не подаём – сами побираемся» я задвинул ведомость обратно. «Тогда я вам не выдам зарплату», - услышал я из окошка, не отходя от которого полагалось считать деньги.
Чувство гордости за свою великую родину, готовую оказать мне честь, несмотря на моё несовершеннолетие, охватило меня. Я понял, что не достоин этого блага и потребовал выдать зарплату и без вычета шести процентов и без уреза на добровольное пожертвование. В те годы я не знал ни о Рябушинских, ни о Морозове, и даже о бароне Александре Штиглице. Да и по финансовому положению я был далёк не только от Креза, но и от Ротшильда, которого, кстати, в Россию не допустил наш барон Штиглиц.
Так впервые я принял неправильное решение и прошу вас так никогда не делать. Помните, что показателем здоровья человека служит состояние его позвоночника. Тренируйте его, чаще прогибайтесь!
Достойным вступить в комсомол я себя так и не посчитал за всё время учёбы в техникуме. И домашнее воспитание тому не способствовало – отец во время войны и после, уходя в ночную смену катать броню, часто материл Сталина. Не долго. Минут пять. Советская власть показала своё мурло нашему семейству, начиная с моего деда, участника Первой мировой, обворовав его до нитки и отобрав дом, упрятав в тюрьму моего отца, выгнав на улицу мою мать с двухлетним малышом и ожидавшую второго ребёнка. Большевики не забыли отобрать у неё карточки и на хлеб, и на продукты, обрекая её на смерть. Спасли их совершенно незнакомые люди Челищевы.
Эта власть удостоила и меня запретом на профессию на 6 лет и следственным изолятором. Подлость её распространилась на пять поколений нашего семейства. За 88 лет мы прошли путь от землянки, вырытой отцом после выхода из тюрьмы в 1933, в которой семья прожила 10 лет, и до коммуналки, комнату в которой я получил 56 лет назад, где семья проживает и сейчас, в 2022.
В день смерти вождя всех врмён и всех племён преподаватель по ядерной физике вызвала весь комсомольский актив и поставила семь двоек, чем произвела на меня «удручающее», но неизгладимое, впечатление. Так и хожу я до сих пор и необкомсомоленный и необпартиенный. Мне больше нравится позиция Александра Зиновьева, автора «Зияющих высот», провозгласившего суверенное государство из одного человека. Как только носила меня советская земля одной шестой части суши третьей от Солнца планеты Земля? Но я и тогда знал, что Земля, ось которой отклонённая от вертикали на 23 градуса, вращается с Запада на Восток. А вы как думаете?
А на ледокол «Ленин» я пришёл в 1958 уже немолодым, без пяти месяцев двадцатилетним, самым юным из комсостава.
И каких людей я увидел! С какими биографиями, тогда мне неизвестными. С каким прошлым, что ни в сказке сказать, ни статьями уголовных кодексов описать – что ни человек, то готовый сценарий для двенадцатисерийного фильма «Семнадцать мгновений зимы». Но тогда я этого не знал. Я и сейчас многое о них не знаю. В группе наблюдения за постройкой ледокола «Ленин» на Адмиралтейском заводе в Ленинграде работали Неупокоев, Ухин, Долгополов, Стефанович.
В 1957 году капитаном атомного ледокола «Ленин» был назначен Павел Акимович Пономарёв. Это был настоящий «морской волк». Его биография мне неизвестна. В Википедии написано, что через два года (в 1959) после назначения капитан Пономарёв в море не выходил. Но свой первый рейс в Арктику ледокол «Ленин» совершил в 1961 и капитаном был Павел Акимович Пономарёв. Я был в этом рейсе, «в чём и подписуюсь».
О жизни и работе капитана Павла Акимовича Пономарёва мне известно мало, но в то время на ледоколе старые моряки, много знавшие о прежних временах, кое-что рассказывали о капитане.
Была у Павла Акимовича «чёрная метка» - в 20-е годы он ходил под английским флагом на ледоколе «Святогор». Построен этот ледокол был в Ньюкасле (Великобритания) в 1917 и являлся улучшенным вариантом ледокола «Ермак», построенного там же в 1905. По проекту ледокол «Святогор» должен был использовать высококачественный кардиффский уголь. (Тот самый, применение которого в Англии сильно сократило число туманов при сжигании этого угля в каминах). Впоследствии, когда уголь заменили газом, англичане о туманах узнают только от российских туристов и наших дикторов, непременно называющих Англию «Туманным Альбионом». (По статистике солнечных дней в Лондоне 57, а в Петербурге 43)
«Святогор», при использовании кардиффского угля (100 тонн в сутки), имел автономность по топливу один месяц. Но при использовании Кузнецкого угля этот срок сокращался, а использование угля со Шпицбергена вообще было невозможно для котлов того типа, что были установлены на «Святогоре», – уголь давал высокое пламя.
«Святогор», выполняя обязательства по союзу России с Англией в Антанте, помогал Белой армии, приходя и в Архангельск, и в Мурманск. В 1920 году англичане ушли из Архангельска в Англию. Ушёл и ледокол «Святогор». В 1922 году советское правительство обратилось к Англии с просьбой выкупить у Англии ледокол. И при участии знаменитого кораблестроителя А.Н. Крылова и министра иностранных дел Л.Б. Красина ледокол был выкуплен за 75 000 фунтов стерлингов, при общей стоимости 375 000 фунтов стерлингов. В 1927 ледокол «Святогор» переименовали в «Красин». Сейчас «Красин» - «Святогор» стоит в Петербурге в Неве у Горного института в качестве музея.
***
Коммунисты не простили Павлу Акимовичу работу на «Святогоре» в 20-е годы под английским флагом и он был невыездным и мог работать только во внутренних водах, в Арктике. Здесь Пономарёв себя проявил как лучший ледовый капитан и получил прозвище «Капитан – ювелир» за умение с большой точностью окалывать суда во льдах, подходя к ним на близкое расстояние и не делая навалов. Известен случай, когда Павел Акимович, командуя судном в узкости с сильным течением и ветром, идя в сплошном тумане, отдавал команды стоя на открытом мостике с поднятой вверх рукой. На вопрос, «как он мог определять направление движения судна в сплошном тумане, Павел Акимович отвечал, что в этом проливе с одного борта были высокие скалы и поднятой рукой он ловил отражённый от этих скал поток воздуха при приближении к ним - и отдавал команды, изменяя курс движения судна. Для сегодняшних судоводителей это всё из области фантастики.
Павел Акимович до того проникся буржуазной моралью, что на «Ленине» отказался принимать систему подслушивания. На ледоколе была установлена такая система: капитан мог из каюты прослушать разговор по любому судовому телефону. Павел Акимович сказал, что в подлости замечен не был и на старости лет заниматься подслушиванием не будет. Какой несоветский человек!
Следует учесть, что на советских предприятиях, особенно режимных, была налажена система «сексотов» (секретных сотрудников), или попросту – стукачей, дятлов. Состав стукачей формировался из сотрудников учреждения. Во главе штаба дятлов стоял парторг организации, на ледоколе – первый помощник капитана по политической части – помполит. Среднее количество стукачей варьировалось в зависимости от секретности объекта и численности сотрудников. В среднем один сексот приходился на 6-7 человек. В первом экипаже ледокола «Ленин» было 237 человек. Путём арифметики и советской морали получаем численный состав «стукачей» в количестве сорока homo soveticus. Шагу ступить нельзя было, чтобы не попасть под патриотический присмотр за моралью и любовью к великой родине, обеспечивающей каждого «от и до». Особенно «до». Доносилось обо всём – от рассказанных анекдотов до размеров ширины брюк («дудочки» стиляг шестидесятых годов) и причёсок. В этом я лично убедился в «Большом доме» на Литейном, 4, когда дежурный офицер согласился поговорить со мной о причине запрета мне на мою профессию. Перед ним лежала папка с доносами на меня. Папка была толще «Капитала» Маркса. Перелистывая десятки страниц, сотрудник изредка называл даты, когда я попал в ресторане за стол с иностранцами, когда отрастил бороду, когда начал изучать английский язык. Читая некоторые доносы, офицер улыбался, но мне ничего не говорил. Это было в 1966. Запрет на мою радиоактивность длился шесть лет.
Но были и «частные» детективы по составлению информации на членов экипажа. Одна дама, выпускница университета, ходившая в море дневальной (уборщицей) вела дневник на тему «Кто? Когда? С кем?» В то время было очень модно прилюдно полоскать чужое нижнее бельё, тем более, что все члены экипажа были или комсомольцами, или членами партии. Меня в списке не было – вероятно, потому, что ни комсомольцем, ни «партейцем» я не был. По приходе из рейса в Мурманск дневальная отнесла список потерявших в рейсе «облико морале» в партком пароходства, предупредив, что при необходимости второй экземпляр она отправит в горком партии. Дневальной предложили на выбор пароход и должность. Она согласилась быть буфетчицей в ресторане на пассажирском круизном лайнере.
В анналах наших родных органов ещё хранится четыре миллиона доносов простых советских граждан.
Одного «стукача» я отловил самостоятельно. Это был старший инженер службы КИП Александр Старченко. В разговоре я сказал ему: «Тебе легче, у тебя дополнительная ежемесячная плата за «стукачество». Он покраснел и замолчал, не зная что сказать. Было жалко его.
Старшим механиком на ледокол «Ленин» пришёл Андрей Александрович Гудимов. В июне 1941 он, в составе экипажа, принимал пароход, построенный в Германии для Советского Союза. Экипаж арестовали в первый день войны и отправили в концлагерь, располагавшийся в старинном, заброшенном замке. Всех отправили на работы. Отказался работать только Андрей Александрович. Ему сказали, что его расстреляют.
Бесполезно поставить себя на его место. Это невозможно. Надо быть на его месте в то время. Я много раз разговаривал с Андреем Александровичем на эту тему. «Ведь могли расстрелять. Другие же пошли работать». – «Я думал так: Если мне удастся вернуться домой и меня спросят, что я делал во время войны? Что я смогу ответить? Что работал на немцев?» Перед расстрелом он не мог уснуть до утра, а потом решил: пусть расстреляют, но на работы не пойду. Вывели, ещё раз спросили «арбайтен?» и скомандовали «файер!» Автоматная очередь прошла над головой и посыпались осколки с кирпичной стены.
В камере Андрей Александрович был вместе с Валентином Булгаковым – последним секретарём Льва Николаевича Толстого. Книга В. Булгакова «Последний год жизни Льва Толстого» есть в моей библиотеке. Я расспрашивал Андрея Александровича и о том, что рассказывал Булгаков о жизни Толстого и Софьи Андреевны. «Замучила она Льва Николаевича своими подозрениями, укорами, слежкой до того, что Лев Николаевич сбежал ночью из дома …».
И второй раз выводили Андрея Александровича на расстрел, обещая на этот раз расстрелять обязательно. А ещё Андрей Александрович устроил к концу войны побег для части заключённых.
Андрей Александрович вернулся на родину и его сразу отправили в советский концлагерь, исключив из партии. Узнав об этом бывшие узники стали обращаться с письмами в защиту Андрея Александровича. Его выпустили, восстановили в партии. Потом снова исключили и снова посадили. Велика благодарность советской родины за мужество и героизм своего соотечественника в фашистском плену. «Я и не помню, - говорил Андрей Александрович, - сколько раз меня исключали из партии и снова восстанавливали». Бывал я в гостях у Андрея Александровича, помню и его супругу Нину Павловну, угощавшую нас чаем.
Старпомом на ледоколе «Ленин» был Юрий Сергеевич Кучиев. С ним я работал долгие годы и на «Ленине», и на «Арктике», и на Полюс вместе ходили, и много в моей биографии связано с Юрием Сергеевичем. Рассказывал он, что впервые появился в Арктике на Диксоне после окончания мореходной школы в 1943. Было их пятеро молодых и дружных, решивших посвятить себя морю. Правда, Юрий Сергеевич мечтал стать лётчиком и даже на Полюсе вышел на лёд в лётном шлеме.
Георгий Яковлевич Седов (1877 – 1914), предпринявшийв 1912 году попытку достичь Северный полюс. Экспедиция была снаряжена на доброволные пожертвования (Гидрографическое Управление и Государственная Дума в финансировании отказали из-за фантастичности проекта). В 1913 преедполагалось празднование 300-летия Дома Романовых. Седов решил сделать подарок царствующему Дому новым географическим открытием, а именно: достижением Северного полюса. Георгий Седов погиб в 1914 году на острове Рудольфа, самом северном острове Земли Франца-Иосифа.
Больше повезло капитану 2-го ранга Борису Андреевичу Вилькицкому, назначенному в начале 1913г. командиром ледокольного парохода «Таймыр» и начальником гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана.
Ледокольным пароходам «Таймыр» и «Вайгач» (крмандир П. Новопашенный) предстояло выполнить съёмку побережья и островов и выявить возможность мореплавания по Северному морскому пути. В 1913 году экспедиция открыла Землю Императора Николая II (с 1926 - Северная Земоя), остров Цесаревича Алексея (Малый Таймыр) и остров Старокадомского. В 1914—1915 годах Б. Вилькицкий совершил первое сквозное плавание по Северному морскому пути из Владивостока в Архангельск, открыв новый остров Новопашенного (ныне — Остров Жохова). Экспедиция прибыла в Архангельск 16 сентября 1915 года. Борис Вилькицкий был щедро отблагодарен царской милостью.
Пролив Вилькицкого у самой северной части материка Евразии – полуострова Таймыр, разделяет Карское море и море Лаптевых. Это самый труднопроходимый участок всей трассы Северного мрского пути из-за постоянного скопления в нём льдов. Во времена ледокола «Ленин» был случай, когда мы с проводимым судном шли через пролив Вилькицкого на восток около месяца. Когда шли обратно на запад, то помог самый сильный в мире ледокол – Южный Ветер, разогнал льды и мы через пролив Вилькицкого прошли за трое суток.
Из «Свербильника» ледокола «Ленин»:
Рейс уж три месяца
Можно повеситься
В проливе Вилькицкого
Желал бы напиться я.
В отсек не пускает дозиметрия
Санта Лючия, Санта Лючия.
А тогда в 1943, по воспоминаниям капитана Кучиева, на Диксоне кто-то рассказал или анекдот, или «не так» высказался - и на следующий день их осталось только четверо. Юрий Сергеевич: «Я парня не закладывал, значит, кто-то из оставшихся троих, и я засунул свой язык очень глубоко и старался больше молчать, чем говорить».
Году в 1964 на ледокол «Ленин» пришёл старпомом Юрий Константинович Хлебников, много лет проработавший в Арктике на разных ледоколах.
Мы стояли на одной вахте 12 – 16 и 00 – 04. В кают-компании у каждого есть прикреплённое место, но в 04 часа накрывают чай только для вахты, народу немного и все умещаются за одним столом на 12 человек. Садятся – кто где хочет. Приходя на ночной чай я обычно слышал Юрия Константиновича: «Юра, иди садись рядом со мной, я для тебя место берегу». Я садился рядом, и мы вели неспешную беседу о новостях, которых в Арктике, особенно в ту пору без телевидения, было очень мало.
Радисты иногда вывешивали на доске объявлений информационный бюллетень об очередных успехах советского народа, строящего светлое будущее. Новости местного масштаба о проводке судов, кто куда идёт, кто застрял и ждёт подхода ледокола, а это может быть и через день, и через три - все эти новости были на ходовом мостике, и Юрий Константинович делился ими. Разница в возрасте у нас была 39 лет, и он отечески посматривал на меня. О его предыдущей жизни я не расспрашивал, знал, что у большинства она была сложная, и лезть со своими вопросами я не решался. Иногда Юрий Константинович сам рассказывал о каких-то случаях в Арктике в его время, но это были типичные морские рассказы о буднях Арктики. Осенью 1964 я перешёл на работу в Ленинград на Судомеханический завод и с Юрием Константиновичем больше не встречался. Но я помню его доброе отношение и внимание ко мне.
Много позже я узнал, что Юрий Константинович в 1943 году был послан в Америку на приёмку судов для Советского Союза. Потом он снова ходил в море, но в 1948 году в порту Находка напитан Хлебников не вернулся на борт ледокола «Адмирал Макаров» – был арестован. Обвинили его по доносу, что он якобы переправил на запад чертежи ледокола (ледокол был построен на Американской верфи в Калифорнии, в США). По знаменитой статье 58 – 10 (у статьи было не менее 13 подпунктов) заслуженному капитану, имевшему и орден Ленина и боевой орден Отечественной войны и орден Нахимова за морские конвои, определили срок в 25 лет. Срок отбывал в Воркутинских шахтах, но после смерти великого вождя, вдохновителя и организатора ВСЕХ наших побед, Юрия Константиновича полностью реабилитировали и, по его словам, «мне посчастливилось пятилетку с гаком пробыть на сталинском курорте».
С Юрием Сергеевичем Кучиевым и ещё с двумя членами экипажа ледокола «Арктика» мы, после похода на Северный полюс, осмелились пойти в гости к Николаю Николаевичу Урванцеву, полярному исследователю, учёному, нанёсшему на карту Земли вместе с Георгием Ушаковым точные координаты трёх островов Северной Земли, открывшему Норильское месторождение руд, нашедшему почту Амундсена, всего не перечесть. Встретила нас супруга Елизавета Ивановна: «Сейчас Николай Николаевич посуду домоет и присоединится к нам».
Жили они в однокомнатной квартире на Свеаборгской улице у Московского парка Победы в Питере. Беседа наша длилась более двух часов. Николай Николаевич рассказывал о своих путешествиях, о товарищах, о событиях тех времён. В некоторых экспедициях участвовала и Елизавета Ивановна как доктор и как стрелок. Был с ними и охотник Сергей Журавлёв, который однажды, несмотря на предупреждение, съел печень белого медведя, чрезмерно богатую витамином «А» и его пришлось выхаживать Елизавете Ивановне. «Был Сергей Журавлёв большой, сильный, на бандита похожий, такой как вы», - сказал Николай Николаевич - и показал на меня. Я горделиво выпятил живот.
В комнате на стенах висели фотографии, два ружья, стояли чемоданы с образцами горных пород. С разрешения Николая Николаевича я много фотографировал. На следующий день принёс Урванцевым пакет «вчерашних» фото. Подарил фото и музеям Дудинки и Норильска.
Не обошло родное государство своей заботой и Николая Николаевича. Только не помню: ему сначала дали пять лет лагерей, а потом добавили восемь, или сначала дали восемь, а потом добавили «пятерик»? Выручал Николая Николаевича его старый приятель Авраамий Завенягин, заместитель Лаврентия Берии. Зная, что Урванцев уже «мотает срок», Завенягин в Москва не смог узнать, в каком «лаге» находится Урванцев? Однажды, когда Завенягин ехал в Сибири вдоль бесконечной колонны заключённых, один зэк, рискуя жизнью (прыжок на месте – провокация, шаг в сторону – расстрел) подбежал к машине Завенягина: «В этой колонне идёт Урванцев».
На атомных ледоколах изредка бывал Президент Академии наук Анатолий Петрович Александров – основоположник атомного флота России. На совещаниях в Москве по вопросам атомных ледоколов представителей проектных организаций и главного механика ледокола «Ленин» (а затем и «Сибири») Следзюка Александра Калиновича, академик обычно говорил: «Тратить время на всякую чепуху не будем, а потому сразу выслушаем Александра Калиновича».
На торжественном собрании по поводу 50-летия академика Хлопкина Николая Сидоровича, работника института атомной энергии, долго зачитывали поздравительные телеграммы. Дошла очередь до телеграммы с ледокола «Арктика». Текст этого послания мы со старшим механиком атомной установки одесситом Юрием Пилявцом долго вымучивали. У нас стих получался или «не в складушку», или ненормативный. Когда мы всё-таки оседлали Пегаса и Пегас понял, что он не вынесет двоих и сдался, наше творение отнесли в заводскую типографию (мы были в то время на приёмке ледокола «Арктика» на Балтийском заводе) и в поздравительном адресе напечатали золотыми буквами. Стих я не запомнил, помню только последнюю строчку: «Желанье выпить вместе с Вами всегда горит в душе у нас». Председательствующий академик Александров живо среагировал на наше послание, сказав, что остальную чепуху после такого поздравления моряков слушать нельзя, и предложил сразу перейти в банкетный зал.
В 1918 – 1920 годах юный Анатолий Александров участвовал в Крыму в боях пулемётчиком в армии Врангеля против красных и получил три Георгиевских Креста. Когда в Крым вошли красные, начались массовые расстрелы. Был арестован и Анатолий Александров. Перед расстрелом был отправлен к большевистскому комиссару. Увидев двухметрового двадцатилетнего красавца, комиссар в кожаной юбке показала пленнику потайную дверь на выход.
Когда Владимир Козьмич Зворыкин попросил дать ему в помощники революционного солдата, чтобы тот ходил туда-сюда перед иконоскопом – передающей камерой будущего телевизора, солдата дали. Прогулявшись перед иконоскопом, революционный солдат пришёл к комиссару с конкретным предложением: «шлёпнуть эту контру, которая издевается над революционным солдатом». Комиссар не возражал. Иного мнения был сам Зворыкин и через страны и перипетии добрался до Америки, где и «сочинил» телевидение. Стал национальной гордостью Америки.
Автор самолётов «Илья Муромец», оказавшихся непобедимыми в Первой мировой, после окончания войны предложил свой талант большевикам. Ему сказали, что работы для него нет. Игорь Иванович Сикорский оказался не у дел. Вдобавок ему сообщили, что он уже внесён в расстрельный список. Через Архангельск и Англию Игорь Иванович перебрался в Америку, где сначала устроился в велосипедной мастерской с помощью российских эмигрантов, не получавших зарплату. Посетивший мастерскую Сергей Рахманинов выделил 5 000 долларов и записался в вице-президенты компании.
Только с помощью вертолётов Сикорского спасено более миллиона жизней. Сикорский – национальная гордость Америки.
Сколько Урванцевых, Александровых, Зворыкиных и Сикорских было среди миллионов россиян, убитых физически и уничтоженных морально большевиками-коммунистами за все годы советской власти, последствия правления которой страна претерпевает и сейчас. Академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв, прошедший и Соловки, и избиения «неизвестными» лицами, на вопрос «сколько времени понадобится России, чтобы освободиться от коммунистической скверны, вероятно лет пятьдесят?», ответил: «Сто лет». Причину подлости советской власти понять можно – власть любой ценой. любыми средствами. В ход пошла и гражданская война, и предательское мирное соглашение на условиях противника, голодомор и террор. Всё это нельзя ни оправдать, ни простить! Всё это, во избежание повторения, следует помнить!
Добавить комментарий