Вспоминаю анекдот, рассказывавшийся на исторической родине об американской жизни: Заезжего американца спрашивают: « Когда у вас появляется первая клубника?» (Предполагается ответ - в апреле, мае и т. д.) Ответ: «В шесть утра.» Приехав в Америку, я понял, что этот анекдот в корне неверен - клубника есть всегда. Как и яблоки, арбузы и прочее. Потому что оно все на консервантах! Последний тезис я доказать не могу, но слово «консервант» мне крайне необходимо для последующего.
Какое это отношение имеет к поэзии? Оказывается, что здесь есть специфический консервант - мелодия. Вот мелодия плюс удача (предсказать здесь зараннее ничего невозможно) иногда консервирует поэтический текст на столетия. Текст превращается в романс, отрывается от своих создателей и начинает жить собственной жизнью. Сегодня я хочу предложить вашему вниманию небольшую коллекцию романсов девятнадцатого века, сознательно исключив из числа авторов людей популярных - Пушкина, Некрасова, Лермонтова и других, оставив только тех, чьи имена основательно забыты, а если и не забыты имена, то забыто их творчество.
Вот первый пример, Гаврила Романович Державин (1743-1816). Все помнят, что “...старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил...”. Но попросите кого угодно процитировать хоть пару строчек из Державина - чаще всего результатом будет неловкое молчание. Скорее уж вам прочтут из Ломоносова: “...Открылась бездна звезд полна; звездАм числа нет , бездне дна...” Но Державин...
И в то же время каждый подхватит и продолжит:
“Если б милые девицы
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девОчкам
На моих сидеть ветвях.
Пусть сидели бы и пели,
Вили гнездЫ и свистели,
Выводили бы птенцов;
Никогда б я не сгибался,
Вечно ими любовался,
Был счастливей всех сучков.”
Сохранилось это потому, что было включено, как “песенка Томского”, в “Пиковую даму” П.И.Чайковского. Вот и живет, и будет жить долго!
Существует легенда, что романс был написан для заезжего тенора, который начисто не выговаривал букву «Р», вот поэтому в тексте ее и нет. Легенда хороша, но, думаю, безосновательна. «Парижская картавость» отнюдь не была недостатком или «дефектом речи» в эти годы. Русская поэзия создавалась и развивалась под сильным воздействием европейских традиций. А там, особенно в Италии, написание стихов с заданным ограничением, без той или иной буквы, было одним из обычных поэтических упражнений.
Больше повезло в нашей с вами школьной программе Василию Андреевичу Жуковскому (1783-1825), патриарху русской «романтической» поэзии, воспитателю царских детей. Его великолепно сыграл Калягин в не очень давнем сериале «Бедная Настя».
В школе все мы учили:
«Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой...»
Ну а еще? Ну...?!
А вот в шестидесятые - семидесятые годы, когда на сцене царило блистательное созвездие басов - Гмыря, Михайлов, Петров, Рейзен, - очень популярен был романс, написанный В. А. Жуковским по мотивам стихотворения австрийца Цедлица, «Ночной смотр», музыка Михаила Глинки.
«В двенадцать часов по ночам
Из гроба встает барабанщик;
И ходит он взад и вперед,
И бьет он проворно тревогу.
И в темных гробах барабан
Могучую будет пехоту;
Встают молодцы егеря,
Встают старики гренадеры,
Встают из-под русский снегов,
С роскошных полей италийских,
Встают с африканских степей,
С горючих песков Палестины....»
Трудно сказать, чем руководствуется судьба, сохраняя для нас то или иное произведение. В предыдущих примерах хоть музыку творили великие.
А вот это:
«Среди долины ровныя,
На гладкой высоте,
Цветет, растет высокий дуб
В могучей красоте.
Высокий дуб, развесистый,
Один у всех в глазах;
Один, один, бедняжечка,
Как рекрут на часах...»
По сегодняшней мерке стихи довольно корявые. Да и автор мелодии достоверно не известен, называют Д.Кашина, О.Козловского или С.Давыдова. Но этот романс пела блистательная Плевицкая, а из последних исполнителей можно назвать Жанну Бичевскую. Жизнь его продолжается.
Автор стихов забыт почти совершенно. А ведь в свое время Алексей Федорович Мерзляков (1778-1830) был личностью весьма заметной, ведал кафедрой «Российского красноречия и поэзии», был основателем «Общества любителей российской словесности», его лекции в Университете слушали Грибоедов, Вяземский, Чаадаев, Лермонтов.
Ну, а это наверняка знают абсолютно все:
«Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали,
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали...»
Дальше цитировать не буду, текст известен всем. А вот известен ли автор стихов?
-Что, не вспоминается? -А ведь в школе учили на память. Правда, другое:
«-Куда ты ведешь нас? ... не видно ни зги!-
Сусанину с сердцем вскричали враги.
-Мы вязнем и тонем в сугробинах снега;
Нам, знать, не добраться с тобой до ночлега...»
Вспомнили ? Ну, конечно, Кондратий Рылеев (1795-1826), один из пяти повешеных декабристов.
Автор мелодии неизвестен, стихам уже под сто пятьдесят, а их всё поют и поют. Интересно, почему? Видимо, народ отбирает то, что соответствует его внутреннему миропониманию. Вот и тема для небольшого отступления... Как там дальше?
«...Страшась вступить с героем в бой,
Кучум к шатрам, как тать презренный,
Прокрался тайною тропой...»
Я знаю два богоизбранные народа. Только, говорят, евреев выбрал бог, а русские себя назначили сами (“Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быти!”) Но не в этом дело! Богоизбранность по-рассейски приводит к тому, что вот есть мы (хорошие) и они (заведомо плохие и гадкие). Есть НАШИ и есть ИХНИЕ. У нас разведчики, у них шпионы!
Вот та же самая ситуация, только вывернутая наизнанку, у Лермонтова («Последний сын вольности»):
«...Завтра дерзостный варяг
Будет князем Новагорода
Будете рабами вы!
Тридцать юношей сбираются.
Гнев в сердцах, в глазах отчаянье.
И как ночь спустилась темная
В спящий стан врагов являются.
На щиты склонясь варяги спят.
Луч луны играет по кудрям.
Вот рекою потекла их кровь
Гибнет враг!
Но что за громкий звук?
Чье копье ударилось о щит?
И вскочили пробужденные.
Злобность в криках и движении...
Долго защищались юноши,
Много пало, только шесть осталось...»
Действия одинаковые, подкрасться ночью и резать сонных, а отношение противоположное. А потому что НАШИ! Ох, и понимаю я казаха Олжаса Сулейменова, который еще в советское время одно из своих стихотворений закончил словами:
«...На диком бреге Иртыша
Сидел Кучум объятый думой.»
А Кучум - один из последних Чингизидов по прямой линии, последний правитель Сибирского ханства, царь как царь, чужой народу, которым управлял. Поэтому никто его особенно и не защищал.
Ну ладно, вы уж простите мне этот русофобский выпад, Чего же еще можно ожидать от коренного харьковчанина? А мы, отдав должное памяти Кондратия Федоровича Рылеева, двинемся дальше в нашем обозрении.
«Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей..»
Ну, конечно, знаете. Сколько замечательных певиц, начиная с «русского соловья» Неждановой [1], услаждали вас руладами. А вот знаете ли вы текст? Сомневаюсь. Итак, сначала текст, а потом я назову автора:
«Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
Кто-то бедная, как я,
Ночь прослушает тебя,
Не смыкаючи очей,
Утопаючи в слезах?...
...У меня ли у младой
В сердце миленький дружок;
В день осенний на груди
Крупный жемчуг потускнел,
В зимню ночку на руке
Распаялося кольцо,
А как нынешней весной
Разлюбил меня милой.»
Автор Антон Дельвиг (1798-1831), тот самый - из Царскосельского Лицея, барон Дельвиг, скромно писавший в анкетах - «крепостных душ не имею». Он был лучшим из нас», сказал на его похоронах А.С.Пушкин.
Автор музыки известен всем - Александр Алябьев. Вариации к «Соловью» писали Глинка и Лист.
Кстати, сам Алябьев - тоже личность весьма примечательная. Во всех энциклопедиях обязательно уточняется “композитор-дилетант”. Потому что на самом деле он был гусарский подполковник. Есть легенда, что своего “Соловья” Алябьев написал в 1827 году, сидя в крепости (в тюрьме т.е.). Можно было бы решить: вот один из декабристов. Ан, нет! Просто за карточным столом он однажды изрядно поколотил соседа-помещика, от чего тот вскорости и помер. Подполковник Алябьев в результате был лишен чинов, орденов и дворянства и сослан в Тобольск. Алябьеву было разрешено вернуться в Москву только в 1840 году.
Очень разные люди оставили свой след в истории классического романса. Вот например, Иван Иванович Козлов (1779-1840) - дворянин, гвардеец. В 1816 году его настиг паралич обеих ног, а в 1821 году он ослеп. Вот с этого момента и началась его литературная деятельность. Будучи слепым, Козлов на слух изучил несколько новых для себя языков и занялся литературными переводами. Один из таких переводов - переложение ирландского поэта Томаса Мура «Вечерний звон». На эти слова есть музыка, написанная Алябьевым, есть вариант Рахманинова, но то, что мы поем сегодня, принадлежит неизвестному автору.
Вот теперь, зная немножко биографию Козлова, думаю, что вы прочтете полный текст романса с несколько иным чувством.
«Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом,
И как я, с ним навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!
Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И сколько нет теперь в живых
Тогда веселых, молодых!
И крепок их могильный сон,
Не слышен им вечерний звон.
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унылый надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон.»
А теперь давайте поиграем в такую детскую игру: я буду рассказывать биографию героя, а вы, как только сможете назвать имя, «перебивайте» меня.
Итак, наш герой родился в 1812 году на Полтавщине в небольшом поместье «Убежище» («Прытулок», по тамошнему!). Отец, суворовский гренадер, дослужился до офицерского капитанского чина, выслужил потомственное дворянство и имение в 35 крепостных душ. Наш герой был старшим сыном, а всего детей в семье было шестеро. Учился в Нежинской гимназии, которая в то время соперничала с Царскосельским лицеем. Скажу только, что одновременно с ним в гимназии учились Гоголь, Данилевский и Кукольник. Многие отмечали, что литературный стиль Гоголя - это «стиль Нежинской гимназии».
С 1834 года наш герой живет в Петербурге. К этому времени выяснилось, что папа был, возможно, неплохим командиром, но хозяином оказался никудышним, и жизнь и благосостояние семьи почти целиком зависели от заработков старшего сына. Ему, в частности, приходилось оплачивать образование всех остальных братьев и сестер. Поэтому он преподает сразу в нескольких кадетских корпусах и занимается литературной работой как поэт и романист.
За несколько лет он оказывается в центре литературной жизни Петербурга, становится другом Карла Брюлова и Тараса Шевченко, знакомится с А.С.Пушкиным и даже переводит на украинский язык Пушкинскую «Полтаву». Пушкин поначалу об этой работе отзывается благосклонно, но тут, как назло, Фаддей Булгарин в своей статье напишет, что «перевод гораздо выше оригинала», а этого Александр Сергеевич перенести не смог. Отношения были испорчены.
Человек, о котором я рассказываю, явился главным инициатором кампании по выкупу Шевченко из крепостного состояния, благодаря его поддержке выходит первое издание «Кобзаря». Тесно сотрудничает с Белинским и, в то время как Шевченко развлекается в светских салонах, работает, работает и работает. За свою жизнь, а он прожил всего 31 год, им написано 46 романов, его сочинения вышли в 8 томах и были мгновенно раскуплены. Это был один из самых читаемых авторов своего времени...
Ну, все еще нет вариантов?
Тогда вот вам еще: это автор песни «Помню, я еще молодушкой была...»
Ну, хватит вас мучить! Это Евгений Павлович Гребинка [2]. Именно ГребИнка, а не ГребЁнка, как пишут некоторые. Вот первоначальный текст этой песни, мелодия приписывается А.Ларме, хотя его авторство под большим вопросом.
«Молода еще девица я была,
Наша армия в поход куда-то шла.
Вечерело. Я сидела у ворот-
А по улице все конница идет.
К воротАм подъехал барин молодой,
Мне сказал: «Напой, красавица, водой!»
Он напился, руку крепко мне пожал,
Наклонился и меня поцеловал...
Он уехал...Долго я смотрела вслед:
Жарко стало мне, в очах мутился свет,
Целу ноченьку мне спать было невмочь.
Раскрасавец барин снился мне всю ночь...» и т.д.
Любопытно проследить изменения текста, когда он отрывается от автора. Тут и влияние композитора и первого исполнителя, а затем «перемалывание» текста тем народом, который это поет. Как правило, текст от этого становится лучше. (Хотя и не всегда. Помнится, слова песни «Но я жила, жила одним тобою, я всю войну тебя ждала...» «народ» вдруг запел - «Но я жила, жила с одним тобою,,,»).
Как песня Гребинки звучит сегодня?
«Помню я еще молодушкой была» - это теплее чем у Гребинки.
У Гребинки «Наша армия в поход куда-то шла» - Ну, идет себе куда-то и идет! Ну и бог с ней! -Нет, «Наша армия в поход ДАЛЕКИЙ шла» - знаем куда шла, нам не наплевать!
«Вечерело. Я СТОЯЛА у ворот» - и это правильно, у стоящего воды попросить легче, чем у сидящего!
«Тут подъехал ко мне парень молодой», а не «К воротам подъехал...»-если я у ворот, так ясно, что к воротам, а не к забору. И подъехал он ко мне, а не к воротам! А то, что БАРИН превратился в ПАРНЯ, так это нам понятно без объяснений.
«Он напился (у Гребинки), руку крепко мне пожал» - пожал руку - это действие однократное, мол, «спасибо, товарищ!»
Нет - «И напившись, он мне нежно руку жал...»- долго жал, дольше, чем нужно.
Что же получилось?
«Помню, я еще молодушкой была.
Наша армия в поход далекий шла.
Вечерело. Я стояла у ворот
А по улице все конница идет.
Вдруг подъехал ко мне парень молодой,
“Напои меня, красавица, водой!”
И напившись, он мне нежно руку жал,
Наклонился и меня поцеловал...»
Вот так, ласково, но основательно время поработало над текстом! Можно найти и другие варианты.
Евгению Павловичу принадлежит еще одно знаменитое произведение - визитная карточка России во всех странах мира:
«Очи черные, очи страстные!
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я не в добрый час!
Ох, недаром вы глубины темней!
Вижу траур в вас по душе моей,
Вижу пламя в вас я победное:
Сожжено на нем сердце бедное.
Но не грустен я, не печален я,
Утешительна мне судьба моя:
Все, что лучшего в жизни бог дал нам,
В жертву отдал я огневым глазам.»
Мелодия родилась случайно, стихи сразу легли на музыку вальса французского композитора Ф. Гефтера. Кто сейчас помнит этого композитора? А ведь он написал полторы сотни вальсов!
Романс понравился Николаю Первому. А раз это нравится Государю, гусары это будут петь!
А от гусар романс перекочевал к цыганам. Существует огромное число вариантов текста. Откуда-то явилось продолжение: «Скатерть белая залита вином...» (автор неизвестен). Ф.И. Шаляпин написал свой текст, но первые четыре строчки Г.П. Гребинки - везде незыблемы.
А что Евгений Павлович? Он-таки женился на своей ненаглядной, черноглазой Марине и даже переименовал свое выкупленное от долгов имение в «Маръянивку». Правда прожить вместе им довелось недолго. Через три года, в 1843 году, Гребинка умер от туберкулеза.
Поскольку вот так, плавно, мы перешли к цыганщине, уместно рассказать еще об одном поэте, Аполлоне Григорьеве (1822-1864).
Его дед был крестьянин, дослужившийся до дворянства. Все бы ладно, да вот сын, отец Аполлона, полюбил дочь крепостного кучера и против воли семьи обвенчался с ней. Самостоятельно добился достатка, служа в Московском городском магистрате и смог дать сыну, Аполлону, образование.
Тот окончил Московский университет, начал печататься как поэт, и вдруг, тайно от семьи, уехал в Петербург, где начал жить литературным трудом. Именно ему принадлежит знаменитая формула: «Пушкин - наше все». Сотрудничал с Достоевским. Единственная книга стихов, «Стихи Аполлона Григорьева», была замечена Белинским. Часть стихов собрал и издал А. Блок, но лишь в 1915 году, через 50 лет после смерти автора.
Был нелепо несчастлив в любви, поскольку, как сам себя называл, был «последним романтиком», - тем, кого любил, не посмел признаться, на ком женился, не любил. Вообще, разночинцы этого времени считали себя виноватыми перед народом. Может быть, поэтому, чтобы «искупить», Аполлон Григорьев женился на проститутке. Добром это, естественно, не кончилось. Несколько раз попадал в долговую тюрьму. В последний раз в 1864 году друзья выкупили его из тюрьмы, но на следующий день А. Григорьев умер от инсульта.
Вообще в это время люди жили недолго. Из упоминавшихся мной имен только «старик Державин» был постарше, он прожил 73 года. А Григорьев прожил 42 г., Гребинка - 32 г., Дельвиг - 33 г.
Григорьев дружил с руководителем цыганского хора Иваном Васильевым, и это сохранило для нас некоторые стихи Григорьева.
Вот например... Кстати, как мало мы задумываемся о смысле того, что поем! Вот приходилось слышать: «Две гитары за стеной жалобно заныли - с детства памятный напев...Милый, это ты ли?» Да ведь все не так! Нет за стеной ни Пети, ни Васи и никакого милого! Да и романс совсем про другое - это гимн мелодии, романс так и называется: «Цыганская венгерка».
«Две гитары, зазвенев,
Жалобно заныли...
С детства памятный напев,
Старый друг мой, ты ли?
Как тебя мне не узнать?
На тебе лежит печать
Буйного похмелья,
Горького веселья.
Это ты, загул лихой,
Ты - слиянье грусти злой
С сладострастьем баядерки -
Ты, мотив венгерки!...»
В этом очерке я напоминал вам разные стихи, и получше, и похуже... А закончить хочу настоящей жемчужиной. Только предварительно две просьбы - там про звезду. Звезда - это символ. Чего? Может быть, поэзии, а может - любимой женщины, решайте сами! И еще, забудьте на минутку мелодию и читайте стихи Аполлона Григорьева:
«О, говори хоть ты со мной,
Подруга семиструнная,
Душа полна такой тоской,
А ночь такая лунная!
Вот там звезда одна горит
Так ярко и мучительно,
Лучами сердце шевелит,
Дразня его язвительно.
Чего от сердца нужно ей?
Ведь знает без того она,
Что к ней тоскою долгих дней
Вся жизнь моя прикована.
И сердце ведает мое,
Отравою облитое,
Что я впитал в себя ее
Дыханье ядовитое.
Я от зари и до зари
Тоскую, мучусь, сетую...
Допой же мне, договори
Ты песню недопетую!
Договори сестры твоей
Все недомолвки странные.
Смотри, звезда горит ярчей...
О, пой, моя желанная!
И до зари готов с тобой
Вести беседу эту я...
Договори лишь мне, допой
Ты песню недопетую!»
----------
[1} Романс Алябьева «Соловей» пели задолго до Неждановой. Его на русском языке исполняла Полина Виардо во время своих гастролей в России (прим. ред.)
[2] Фамилию Евгения Павловича Гребенки по-украински пишут Гребiнка. В книгах на русском языке он, как правило, Гребенка (прим. ред.)
Добавить комментарий